Из "БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ"
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
На полпути земного бытия
Вступил я в лес угрюмый и унылый,
И затерялась в нем тропа моя.
Так страшно там и так пустынно было,
Что речь слаба пред скорбию такой,
И мысль одна ту скорбь возобновила.
Не горше скорбь пред смертию самой!
Лишь из-за благ, что в том пути я встретил,
О прочем всем рассказ веду я свой.
Как я в тот лес вошел, я не заметил;
Такой пал на меня глубокий сон
В тот миг, как ложный путь меня осетил.
Когда же я пришел на горный склон,
Близ коего кончался дол тот черный,
В котором так тоской я был смятён, -
То, вверх взглянув, зубцы вершины горной
Увидел я в лучах планеты той,
Что средь извилин путь нам кажет торный.
Свет уменьшил немного ужас мой,
В какой меня повергла тьма ночная,
И в море сердца пролил мне покой.
И как пловец, от устали вздыхая,
Едва спасаясь*, не сводит глаз своих
С пучины, где шумит волна морская, -
Мой дух, готовый в бегство по сей миг,
Так та долина скорби приковала,
Без слез не отпускавшая живых.
И снова я, дав членам отдых малый,
В пустынный путь пошел, при чем всегда
Внизу нога опорная стояла.
Но только я отправился туда,
Пантера появилась вдруг, вся в пятнах,
Окрашенных в роскошные цвета.
Боязнь ея набегов многократных,
Подъем так часто затруднявших мой,
Внушала мысль мне о путях обратных.
Но в небесах был утра час златой,
И солнце вверх текло в сопровожденьи
Тех звезд, средь коих призвано впервой
Любовию Божественной в движенье
Всё льстило мне, надеждою маня
Добыть Пантеры шкуру, в то мгновенье:
И время года раннее и дня;
Но скоро вновь мой робкий дух смутился
Пред грозным Львом, настигнувшим меня.
Навстречу мне он с ревом устремился
И голову поднял, как бы в борьбе,
Так что как будто воздух вкруг страшился.
Волчица с ним, что в страшной худобе
Алчбы полна казалась всевозможной;
В ней гибель многие нашли себе.
Так я такой тоской охвачен был тревожной
От злобы коей полн у ней был взгляд,
Что думал я, - подняться безнадёжно!
Точь-в-точь скупой, всю жизнь сбиравший клад,
Когда всё потерять пора настала,
Не сдержит слез, отчаяньем объят.
Тот безпокойный зверь мало-по-малу
Меня, идя ко мне навстречу, сшиб
В такую глубь, где солнце умолкало.
И вот, когда я думал, что погиб,
Предстал мне Некто, кто, как видно было,
От долгого молчания охрип.
Узрев его в пустыне той унылой, -
- "Спаси меня!" ему я с воплем рек, -
"Будь человек ты, или нет, - помилуй!"
"Не человек я, был я человек",
Он молвил: "мои предки - Мантуане,
И род мой из Ломбардии истек.
Sub Julio рожден, хоть жил не ране
Счастливых Риму августовых лет
В погибельном лжеверия обмане.
Я был певец, и мною был воспет
Эней, Анхиза праведное чадо,
Пришедший к нам после Троянских бед.
Но ты, что ты стремишься к сени ада?
Зачем бежишь ты горной высоты,
Начала и источника отрады?" -
- "О неужель, Виргилий, это ты?"
Воскликнул я, краснея от волненья:
"Поток, струящий реки красоты,
Других певцов хвала и украшенье!
О, да зачтется мне перед тобой
Твоих созданий дивных изученье!
Мой образец наставник, автор мой!
Тебе я одному обязан славой;
Прекрасный стиль, чем я прославлен, твой!
Взгляни, мне угрожает зверь лукавый;
Спаси меня, прославленный мудрец;
Он кинул в дрожь мне жилы и суставы". -
- "Иным путем", - мне отвечал Певец, -
"Идти ты должен, если от напасти
Спастися пожелаешь ты вконец.
А зверь, чьей ты избегнуть хочешь пасти,
Других не терпит на стезе своей,
Но их в своей по смерть содержит власти.
Породы нет коварнее и злей.
Нет сытости в ея утробы яме:
Чем больше пищи, голос резче в ней.
Блудотворя со многими зверями,
Она сойдется с новыми стократ;
Но Пес придет ее низвергнуть в сраме.
Псу пища не земля и не булат,
Но доблесть, милосердие, суд правый;
Между двух Фельтро будет Пес зачат.
Италии рабе он будет славой,
В честь коей Эвриал и Низ легли,
Турн и Камилла смертию кровавой.
Травя Волчицу из одной земли
К другой, он свергнет в ад ее, отколе
Ее раздор и зависть извели.
Теперь тебя я не покину боле,
И ты в пределы вечности за мной
Пойдешь из этой горестной юдоли.
Увидишь ты духов казнимых рой,
Увидишь древних пленников мученья,
Что смерти в муках ждут вотще второй;
И проходящих пламя очищенья
В надежде лучших благ увидишь там;
Увидишь Рая свтлыя селенья;
Но не со мной пойдешь ты к тем местам;
Там есть душа достойная иная,
И той душе тебя я передам.
Затем, что Самодержца власть святая,
Чей дерзостно отвергнул я закон,
Меня в блаженном том не терпит крае.
Вселенной всей Могучий, правит Он;
Но там Его престол, и царство света…
Блажен, кто в светлый град Его вселен!..." -
- "Царем небес", - я стал просить Поэта, -
"Непознанным тобой, тебя молю:
Веди меня, избавь напасти этой
И горших бед, направь стопу мою,
Да, муки Ада видев, невозбранно
К Петровой двери светлой приступлю!" -
И мы пошли, спускаясь в дол туманный.