БАЛЛАДА О ДАМАХ ПРОШЛЫХ ВРЕМЕН

Скажите мне, в какой стране,
Прекрасная римлянка Флора,
Архипиада... Где оне,
Те сестры прелестью убора;
Где Эхо, гулом разговора
Тревожащая лоно рек,
Чье сердце билось слишком скоро?
Но где же прошлогодний снег!

И Элоиза где, вдвойне
Разумная в теченьи спора?
Служа ей, Абеляр вполне
Познал любовь и боль позора.
Где королева, для которой
Лишили Буридана нег
И в Сену бросили, как вора?
Но где же прошлогодний снег?

Где Бланш, лилея по весне,
Что пела нежно, как Аврора,,
Алиса... О, скажите мне,
Где дамы Мэна иль Бигорра?
Где Жанна, воин без укора,
В Руане кончившая век?
О Дева Горного Собора!...
Но где же прошлогодний снег?

ИСКУССТВО

Искусство тем прекрасней,
Чем взятый материал
            Бесстрастней:
Стих, мрамор иль металл.

О светлая подруга,
Стеснения гони,
            Но туго
Котурны затяни.

Прочь легкие приемы,
Башмак по всем ногам,
            Знакомый
И нищим и богам.

Скульптор, не мни покорной
И мягкой глины ком,
            Упорно
Мечтая о другом.

С паросским иль каррарским
Борись обломком ты,
            Как с царским
Жилищем красоты.

Прекрасная темница!
Сквозь бронзу Сиракуз
            Глядится
Надменный облик Муз.

Рукою нежной брата
Очерчивай уклон
            Агата,
И выйдет Аполлон.

Художник! Акварели
Тебе не будет жаль!
            В купели
Расплавь свою эмаль.

Твори сирен зеленых
С усмешкой на устах,
            Склоненных
Чудовищ на гербах.

В трехъярусном сиянье
Мадонну и Христа,
            Пыланье
Латинского креста.

Все прах! – Одно, ликуя,
Искусство не умрет,
            Статуя
Переживет народ.

И на простой медали,
Найденной средь камней,
            Видали
Неведомых царей.

И сами боги тленны,
Но стих не кончит петь,
            Надменный,
Властительней, чем медь.

Работать, гнуть, бороться!
И легкий сон мечты
            Вольется
В нетленные черты.

МУЧЕНИЦА

Среди флаконов, ваз, среди материй сонных
        И сладострастно-мягких соф,
Картин, и мраморов, и платьев надушенных
        В небрежных складках из шелков,

В нагретой комнате, где, как в оранжерее,
        Опасен воздух роковой,
Где мертвые цветы, в гробах стеклянных млея,
        Роняют вздох последний свой,

Там труп без головы в подушках пропадает,
        А из него, как бы река,
Кровь красная бежит, и ткань ее впивает
        С голодной алчностью песка.

Подобна призракам, рожденным тьмой ночною,
        Но полным чар и волшебства,
Вся в драгоценностях, обвитая косою
        Такою темной, голова –

На столике ночном, как ренонкул огромный,
        Лежит; и уж без дум глядят
Открытые глаза, роняя смутный, темный,
        Как будто сумеречный, взгляд.

А туловище там, раскинуто впервые
        В таком последнем забытьи,
Открыло, не стыдясь, не прячась, роковые
        Нагие прелести свои.

На согнутой ноге остался, розовея,
        Как память о былом чулок;
И пряжка, точно глаз алмазный пламенея,
        Глядит, и взгляд ее глубок.

Необычайный вид покинутого зала,
        Картины, на которых кровь,
Что подстрекающий, наверно, взор бросала,
        Рождает темную любовь.

И радость грешную и празднества ночные,
        Проклятых полные чудес,
Которым радовались ангелы дурные,
        Таясь меж складками завес.

Но если посмотреть на поворот несмелый
        Плеча изящного ея,
На худощавость ног, на стан оцепенелый,
        Как разъяренная змея,

Она еще юна! – Ее душа пустая
        И чувства скукой сожжены,
Открылись ли они остервенелой стае
        Желаний чуждой стороны?

И тот, которого ты не могла, живою,
        Своей любовью утолить,
Свои безмерные желанья над тобою
        Насытил мертвой, может быть?

Ответь, нечистый труп! И голову за косы
        Держа в трепещущих руках,
Запечатлел ли он последние вопросы
        На ледяных твоих зубах?

Забытое толпой, исполненной глумленья,
        И любознательным судом,
Спи, безмятежно спи, о странное творенье,
        В гробу таинственном твоем;

Твой муж скитается везде, но образ вечный
        Твой бдит над ним, когда он спит;
Как ты ему теперь, и он тебе, конечно,
        До смерти верность сохранит.

БЕГСТВО КЕНТАВРОВ

Бегут – и бешенством исполнен каждый стон – 
К обрывистой горе, где скрыты их берлоги;
Их увлекает страх, и смерть на их пороге,
И львиным запахом мрак ночи напоен!

Летят – а под ногой змея и стелион,
Через потоки, рвы, кустарник без дороги,
А на небе уже возносятся отроги:
То Осса, и Олимп, и черный Пелион.

В потоке табуна один беглец порою
Вдруг станет на дыбы, посмотрит за собою,
Потом одним прыжком нагонит остальных;

Он видел, как луна, горя над чащей леса,
Вытягивает страх неотвратимый их – 
Чудовищную тень убийцы – Геркулеса.

МОГИЛА ШЕЛЛИ

Как факелы вокруг одра больного,
Ряд кипарисов встал у белых плит,
Сова как бы на троне здесь сидит,
И блещет ящер спинкой бирюзовой.

И там, где в чащах вырос мак багровый,
В безмолвии одной их пирамид,
Наверно, Сфинкс какой-нибудь глядит,
На празднике усопших страж суровый.

Но пусть другие безмятежно спят
В земле, великой матери покоя, –
Твоя могила лучше во сто крат,

В пещере синей, с грохотом прибоя,
Где корабли во мрак погружены
У скал подмытой морем крутизны.

THEORETIKOS*

Империя на глиняных ногах –
Наш островок: ему уже не сродно
Теперь все то, что гордо, благородно,
И лавр его похитил некий враг.

И не звенит тот голос на холмах,
Что о свободе пел: а ты свободна,
Моя душа! Беги, ты не пригодна
В торгашеском гнезде, где на лотках

Торгуют мудростью, благоговеньем,
А чернь идет с угрюмым озлобленьем
На светлое наследие веков.

Мне жалко это; и, поверив чуду
Искусства и культуры, я не буду
Ни с Богом, ни среди его врагов.

*Созерцатель (греч.)