ИСАЙ МАНДЕЛЬШТАМ
1885, Киев – 1954, Алма-Ата
Говорят, хуже тезки только однофамилец. Впрочем, Н. Я. Мандельштам убедительно писала в своих мемуарах, что все Мандельштамы – родственники, тем более что героя "Четвертой прозы" Осип Мандельштам назвал именно Исаем Бенедиктовичем: это тот самый Исай Бенедиктович, который
"как бы делал себе прививку от расстрела". Судьба связала Осипа и Исая Мандельштама и посмертно: в зарубежных изданиях Осипа Мандельштама в 50-е годы переводы Исая Бенедиктовича печатались как переводы Осипа Эмильевича, – впрочем, ошибку скоро исправили. Но, конечно, толком выяснить – кто же такой "И. Б. Мандельштам" – не удосужились. А между тем этот человек некогда окончил Льежский университет, в 1910 году выступил в печати как один из первых русских переводчиков Лилиенкрона; в 1917 году, когда власть поменялась, опубликовал первый перевод на русский язык знаменитого "Диспута" Гейне. В 1920-е годы очень много переводил, преимущественно прозу, таких авторов, как Гете, Цвейг, Бальзак, Гюисманс, Франс, Келлерман: по сей день не превзойдены его переводы экспрессионистских романов прозаика "пражской школы" Лео Перуца – "Мастер Страшного Суда", "Парикмахер Тюрлюпэн", "Прыжок в неизвестное". В первый раз Исай Мандельштам был арестован на несколько месяцев в 1918 году, – когда его племянник, Леонид Каннегисер, убил Моисея Урицкого. В 1935 году вновь был арестован и выслан из Ленинграда. Дальше ссылка, лагерь Соликамбумстрой, снова тюрьма, ссылки; но и там литература не уходила, в частности, в эти грустные годы у И. Мандельштама появился ученик – будущий детский писатель и поэт-переводчик (кстати, участник этой антологии) Роман Сеф. Основная работа последних предвоенных лет - перевод самой большой из пьес Шекспира, "Король Генрих VI", осталась неизданной, рукопись ее была разыскана лишь в 2006 году. Здоровье писателя было подорвано. Формальная реабилитация Исая Мандельштама имела место в 1962 году, но многие его переводы опубликованы анонимно или под чужой фамилией, так что их пока не удается выявить.
ДЕТЛЕB ФОН ЛИЛИЕНКРОН
(1844–1909)
МЕРТВАЯ ЗЫБЬ
Могучий шквал морской пучину вод
Взъярил до дна;
Взметнулась с диким плеском в небосвод
Ее волна.
Но ввечеру смирился великан,
Пигмеем стал;
И лишь дрожал от боли океан
И клокотал.
Какого счастья он, какой тоски
Был раньше полн?
Назвали мертвой зыбью моряки
Затишье волн.
В душе поэта бурей иногда
Взметнется страсть.
Над ним любви, страданья и стыда
Возникнет власть.
Но стихнет гнев, томленье и любовь,
Как шквал морской.
Уляжется взволнованная кровь,
Придет покой.
Тогда пойдет в свой тихий сад поэт
Сплетать венок.
И соберет он все цветы в букет
Размерных строк.
СОСТАРИЛСЯ
Сад родной – мирок ребенка –
Вечно память сохранит.
Всё ли детская ножонка
По дорожкам семенит?
О густая тень дубравы,
Молодой любви весна!
Все ль еще деревья здравы,
Косы носит ли она?
Много дней промчалось мимо,
За годами шли года.
Тень дубравы, сад родимый…
Серебрится борода.
ОТЗВУК ДЕТСТВА
Перебирая ворох старых писем,
Забытое я вдруг нашел письмо.
Увидев штемпель, вздрогнул я с испуга –
О, как давно написано оно!
И почерк милый крупный и корявый,
И кляксами усеян щедро лист.
"Мой дорогой кузен, деревья голы,
В разбойников мы больше не играем,
Полкан себе разбил сегодня лапу,
У тети всё еще зубные боли,
А папочка уехал на охоту.
Ну, вот и всё. Здоров я, слава Богу.
Пиши почаще, будь здоров и весел.
Твой верный друг и любящий кузен".
Деревья голы! Как жестоко слово!
Сложил я тихо старое письмо,
Надел пальто, взял трость свою и шляпу
И вышел в вечереющую степь.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Пред окошком дремлет клен,
Меж деревьев бродит сон,
Месяц по небу плывет
И сквозь сон петух поет.
Спи, мой мальчик, спи!
Спи, родной, я в час ночной
Поцелую ротик твой.
Разметался ты со сна,
Ножка толстая видна.
Спи, мой мальчик, спи!
Спи, родной, – ведь впереди –
Ветры, бури и дожди,
И пройдя кремнистый путь,
Ты захочешь отдохнуть.
Спи, мой мальчик, спи!
Пред окошком дремлет клен,
Меж деревьев бродит сон,
Месяц по небу плывет
И сквозь сон петух поет.
Спи, мой мальчик, спи!
К МУЗЫКЕ
Вдали – шарманка. Сердце внемлет чутко.
Встает былое. Что нам мир скорбей?
Игра теней? Виденье? Злая шутка?
Приходит смерть – мы отдаемся ей.
Девятая симфония: на небе.
Умолкни, сердце! Кончен с жизнью счет.
Возьмет тебя, поднимет властный жребий
И от земной юдоли увлечет.
МОЯ ДУША
Как улица, где вечной чередою
Проходят люди суетной толпою,
И где стучат колеса и копыта –
Познала много ты, моя душа.
То озаряясь взлетом вдохновенья,
То оскверняясь скверною паденья,
И вороньем исклевана досыта –
Страдала много ты, моя душа.
Заглохли звуки радостного звона,
И радуга исчезла с небосклона,
По мелочам растрачена, изжита
И в розницу распродана душа.
Но юность плещет звонкими ключами,
И все же ты, бряцая бубенцами,
Для детских игр и шалостей открыта,
Загадочная, странная душа.