На главную страницу

АЛЕКСАНДР КУЛЕБЯКИН

1870 – не ранее 1923

Терский казак, сын полковника Парфентия (Порфения) Терентьевича Кулебякина (1836–1906), писавшего «строевые песни» (в литературоведении произведения отца и сына нередко путают). В 1881 году «ротмистр Кулебякин» оказался в числе тех, кто был расстоянии двух сажен от убитого взрывом террористов царя Александра II, был в числе тех, кто отвез умирающего монарха в Зимний дворец. Сын пошел по стопам отца и с 1889 года служил в собственном Е.И.В. конвое. С 1916 года – генерал-майор, с 1917 года – генерал-лейтенант руской армии. Одновременно – поэт и поэт-переводчик армянской, грузинской, персидской поэзии. Был одним из военачальников русской армии, участвовавших в боевых действиях на Кавказском фронте. В 1919 году писал: «20 октября 1914 года я с русскими войсками перешел русско-турецкую границу и находился на театре военных действий вплоть по ноябрь месяц 1917 года, последовательно занимал должности с командира полка до начальника дивизии включительно, причем 5 месяцев в 1917 году временно командовал четвертым Кавказским корпусом». Армянский комитет "Верашинутюн" в августе 1917 года издал на свои средства книгу оригинальных стихотворений Кулебякина «Дверь Мехера. Отзвуки Вана» (на книге – 1916). С 1918 года обосновался в Тифлисе, находясь с 01.08.1918 г. – в Добровольческой армии в резерве чинов Кубанского Казачьего Войска. Как писал поэт-эмигрант Георгий Эристов («Современник», Торонто, 1962, № 5), именно тогда в Тифлисе «С. Городецкий организовал “Тифлисский цех поэтов”, провозгласив себя “синдиком”. К нему примкнули Рафалович, Эльснер и многочисленная группа начинающих поэтов (и юных, и уже “взрослых”); из этой группы отметим наиболее талантливых и интересных: Татьяна Пояркова, С. Н. Меликова, Борис Данцигер, Александр Гербстман, Владимир Сапожников, Григорий Баммель (Бажбеук-Меликов), Борис Агапов, Обольянинов, Николай Образцов (бывший священник), Антоновская, генерал Александр Кулебякин и другие». В 1918 г. цех выпустил альманах “АКМЭ”, в котором были напечатаны стихи всех принимавших участие в этой литературной группировке. В тифлисском журнале Ars. 1918. № 1 опубликованы переложения Кулебякина из Омара Хайяма. 28 апреля 1920 года Кулебякин был арестован в Баку и отвезен в Москву; до 23 апреля 1921 года сидел в Кожуховском лагере, позже переведен в госпиталь. Был освобожден и уехал в Тифлис к семье. В 1922 году в Тифлисе впервые была издана на русском языке авторская книга Н. Бараташвили «Стихотворения» (под редакцией двуязычного поэта Валериана Гаприндашвили); в ней мы находим десять переводов Кулебякина. Существуют данные о том, что существовал перевод Кулебякина поэмы Важа Пшавела «Гоготур и Апшина», но найти его пока не удается. Подробнее о судьбе поэта-генерала можно узнать из книги: Анушаван Закарян. Александр Кулебякин и Армения. Ереван, 2003; в ней впервые собраны воедино стихи, переводы и биографические материалы, посвященные Кулебякину. Именно там по рукописи опубликованы переводы Кулебякина из Ованеса Туманяна – вручную сшитые листки автографа, подаренного генералом вдове великого армянского поэта на двадцатый день после его смерти.


НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ

(1817-1845)

КАБАХ*

Мне люб легконогий скакун - утешенье для взгляда,
И Майская ночь - упоенье, истома, прохлада, -
Особенно лунная ночь на ристалище конном,
Когда ветерок над Коджорами веет по склонам,
А дальше вздыхает Кура, то неслышно, то внятно,
Как бедный любовник грустит о поре невозвратной.

В такую же ночь, озаренную лунным сияньем,
По конному лугу бродил я в мечтах безотрадных,
И там же, разбившись на кучки, веселым собраньем
Игривые девы гуляли в одеждах нарядных.
И резво вкруг них молодежь увивалась, летая,
Застенчивы, робки одни, неотвязны иные.
За светлую тучку укрылась луна золотая,
Чтоб люди могли любоваться на луны земные.

"Пропой что-нибудь! - обратились девицы к Каплану**: -
Не будь горделивым, не будь чересчур своенравным!"
И грустно запел он, объятый любовью желанной,
Красивую шею склоняя движением плавным.
Кто слышал ту песню, налитую грустью туманной,
Не может в тоске не томиться душою мятежной,
Не может не грезить о сердце красавицы нежной.

И вдруг мои взоры упали на женщину в белом,
И зорко очами мне душу она приковала!
И сам я не знаю, как я запылал оробело:
Где храбрость девалась? Где сердца безбурность пропала?
Из многих красавиц я был очарован одною.
С тех пор мы расстались, и снова, моя дорогая,
Дрожащей газелью стояла она предо мною,
И зыблилась шейка, всю душу мою зажигая.

Увидев меня, улыбнулась она ненароком,
И я ободрился и снова предстал перед нею.
Я счастлив, - сказал я в волнении чувства глубоком:
Я встретиться счастлив с любимой мечтою моею, -
Спасибо за память! За то, что меня не забыли!
Не помнить знакомых у многих не новая мода.
Уверены будьте, как прежде уверены были,
Что вас позабыть не дадут мне ни люди, ни годы.

И вот на щеках ее розы зарделись приветно.
А белое платье зефир колыхнул шаловливый.
И ножки-малютки мелькнули под ним незаметно
И всё мое сердце пленили любовью счастливой.
Тут отблеск луны в хрустале ее глаз раздробился, -
В хрустальных глазах, всей душою моей овладевших.
Но звал ее новый, - другой перед нею явился.
И скрылась она, точно свет из очей потемневших.

* Поле конских состязаний.
** Каплан - Каплан Асланович Орбелиани (ум. 1878); помещик, друг Г. Орбелиани; Бараташвили упоминает конкретную песню на стихи А. Чавчавадзе.

МОИМ ДРУЗЬЯМ

Друзья мои! на утре жизни вашей,
Пока любовь врачует от скорбей,
Мечей Судьбы размах для вас не страшен.
Тяжелых слез не лейте из очей!

Спешите зыбкой жизнью насладиться,
Огонь любви вам должен быть знаком.
Смешон старик, который молодится,
Нелеп юнец, смотрящий стариком.

Пою того, кто жизнь провел умело
И каждый миг использовал с умом;
Пускай потом умолкнут страсти тела
И жизни груз навалится потом.

Когда любовь затмится жизнью ложной,
И наше утро сумрак обоймет,
Совет мой вам, - запомните надежно,
Поверьте мне - я вынес этот гнет.

Не верьте деве легкой и веселой:
Она душой и сердцем ворожит.
Ее влекут любовные глаголы,
Но сердце в ней другим не дорожит.

ПОХОД ГРУЗИН ПРОТИВ КАВКАЗА

Кавказ, трепещи! наступило твое пораженье.
На тебя ополчились родной Сакартвело сыны.
За кровь неповинную близится час отомщенья.
Твое злобное сердце мы в прах уничтожить должны.

Картвелия в битву послала дитя дорогое:
Впереди Эристави, - земля задрожала под ним.
Кавказ! На могиле Картлоса поклялись герои, -
Против них устоять не по силам храбрейшим твоим.

Армении войско идет осиянное славой,
И Давида душа окрыляет его соколов.
Лезгины! в Армении, сгубленной вами кроваво,
Снова вырастут стены из срубленных ваших голов.

Кавказ! На тебя возмущенные Кахи восстали;
Все питомцы Ираклия и по рожденью бойцы.
Не думай, что древние витязи наши пропали:
На многие годы остались и будут птенцы.

* * *

Велик Творец твой, черноокая,
Луна ночная, солнце дня.
Тебя зову и чту глубоко я.
Один я сын, не мучь меня.

Батрак я бедный из селения.
Мне бурка - друг, кинжал - мой брат.
На что другое мне имение?
Твоя краса - мой лучший клад.

ОВАНЕС ТУМАНЯН

(1869-1923)

1.        Промолчали…
Прошли мои годы, промчали
В стенаниях, вздохах, в печали
Мне сердце изъели… промчали.

2.
       Окончилось…
И вся моя жизнь износилась, окончилась.
И все упования дымом развеялись,
И всякая радость печалью окончилась.

3.
       Подняли торжество неизъяснимое
Певцы мои, певцы мои незримые.
Кто нынче ваше поколение послушает,
Любовь моя, кузнечики родимые?

4.
       Не воротился…
Ушел, скрылся, не воротился.
Несыто смерти, млгиле черной
Попал в неволю… не воротился…

5.
       Куда вы пропали?
Куда вы, мои дорогие, пропали?
И сколько ни плакал и как ни взывал я,
Вы мне не ответили… молча пропали…

6.
       О, сколько смертей в моем сердце,
Престолов пустых в моем сердце!
Ты так же – подверженный смерти:
За жизнь твою страх в моем сердце.

7.
       Вернитесь!
Весенней разливной рекою – вернитесь!
Любов моя, счастье, минувшие годы,
Все вместе ко мне прилетите, вернитесь!

8.
       В старый наш мир ежедневно
Тысячи новых людей появляются.
Тысячелетние опыты вновь повторяются,
Вновь, ежедневно.

9.
       Кто знает, куда мы попали?
На сколько мы времени в гости попали?
И, если мы с сердцем любовь потеряли,
В огонь мы попали, напрасно попали.

10.
       О сколько я рук обжигался!
Сам жег и в огонь обращался!
В огонь обращался и светомсветил
И, светом светя, истощался!

11.
О, сколько несчастия в жизни я видел!
О, сколько измен и коварства я видел!
Все это сносил и прощал и любил я
И в зле окружающем доброе видел.

12.
Ко мне во сне овца пришла,
Вопрос такой мне задала:
– Пусть Бог хранит твое дитя!
Вкусна ли дочь моя была?

13.
Твердыня мгучая – нам!
Победное шествие – нам!
Все нам уступили, ушли,
И близится очередь… нам!

14.
Улыбается душа моя всему.
Злу и благу улыбается, – всему.
Озаряет мою пройденную жизнь
И дорогу в неизведанную тьму.

15.
Что рвешься ты, буйное сердце мое,
К предметам бесчисленным, сердце мое?
Ужель я успею на тысячу мест?
О, как ты стремительно, сердце мое!

16.
В остром и чутком слухе моем
Голос глубокий слышится вечно.
Он призывает душу мою
С неусыпимой тоской бесконечной.

17.
Подстрелил я однажды птичку.
Улетела раненая птичка.
Растерянно вьется в моем сердце
С окровавленным крылышком птичка.

18.
Подстрелил я однажды птичку.
Улетела раненая птичка.
Растерянно вьется в моем сердце
С окровавленным крылышком птичка.

19.
Рядышком две молчаливые могилы.
Холодно им, неуютно и сиро.
Думают обе соседки уныло, –
Что ж они взяли из этого мира?

20.
Кто меня несметными руками
Издалека манит, призывает?
Джан мои, леса мои родные,
Это ваш призыв меня хватает.

То же
Кто это издали манит меня,
Множеством рук призывает меня?
Джан! Это вы, родные леса,
В сердце свое зовете меня.

21.
В осеннем облачном тумане
В раздумье, с качки на поляне
Лорийский жаворонок глядит, –
Мою дорогу сторожит.

22.
Поют, щебечут, заливаются
На нивах жаворонки мирно,
С моею юною душою
Носясь в лазурности эфирной.

23.
Несмыслен людоед с кровавым ртом от века
Убийцею людей едва лишь стал с веками
И бродит в темноте с кровавыми руками,
Но путь его еще далек… до человека.

24.
Они ушли, они скончались.
И жизнь и смерть в одно смешались.
И не пойму я: в этом мире
Они исчезли, иль остались?

25.
В Эдемы Востока спустился пылающий вечер,
Там ждут мою душу волшебные чудо-чертоги.
Что делаю я в этой мрази и в шуме безумном?
Ах, вновь бы домой очутиться на этой дороге!

26.
Поэт неведомый, невиданный очами!
Бессловной песнею ты льешься перед нами.
И я счастливейшим теперь себя считаю,
Что в эти песни так глубоко проникаю.

27.
Эй, ты жадный, ненасытный,
С мыслью длинной, с жизнью краткой! проходи!
Как и ты, прошло их столько до тебя и пред тобою,
Что они у жизни взяли? что и ты возьмешь с собою?
В этот путь твой, путь двухдневный мирно, весело иди!

28.
Свободный во времени, вольный в любви, щедро всем одаренный,
Он ждет, скорбит, недовольный всегда и всегда удрученный.
Безумный! когда же ты позволишь другим быть довольными жизнью?
Когда же ты сам будешь жить, красотой упоенный?

29.
Во сне, иль бодрствуя, мои мгновения, как сновидения, проши.
И быстро сны мои, неуловимые и тонкие, прошли.
Промчались все мои мечтанья, упованья, – ничего я не достиг.
И так все дни мои легко проигранною ставкою прошли.

30.
В каком из миров я богаче? все думаю: тут, или Там?
Стою посредине, – гадаю: загадочно, – тут, или Там?
Что делать? – в таком же сомненьи и Бог не надумает сам:
Что взять? что оставить? что лучше? где именно? – тут, или Там?