ЛИДИЯ ЛЕБЕДЕВА
1869, Санкт-Петербург – 1938, Генуя
Троюродная сестра К. Бальмонта (в таком же родстве находились, скажем, Пушкин и Грибоедов, Блок и Коваленский и многие другие русские поэты). Печататься начала в 1887 году; издала сборник “Стихотворения”, 1903, почти полностью повторенный в книге Лебедевой “Лирика”, СПб, 1911. В последней книге почти 200 страниц, и состоит она в значительной мере из поэтических переводов (Альфред де Мюссе, Шарль Бодлер, Поль Верлен, Луиза Аккерман, Габриеле д'Аннунцио, Лоренцо Стеккетти, Томас Мур); переводила и на английский. С 1902 году с больной сестрой жила то в Италии, то в Польше, изредка бывала и в России. С 1916 года почти безвыездно жила в Нерви близ Генуи, была сестрой милосердия. До конца жизни продолжала заниматься литературой.
ЛУИЗА АККЕРМАН
(1813-1890)
ЧАША
Жил в Фуле древний царь: Подруга, умирая,
Ему оставила свой кубок золотой, –
Последний дар любви, исчезнувшего рая
Обломок дорогой.
Из чаши памятной, как дар руки любимой,
Любовник царственный пил всюду на пирах,
И аромат нашел святой, неуловимый
На золотых краях.
И только он краев, бывало, прикоснется,
Как старая печаль жива в душе больной…
Воспоминание в душе его проснется.
Глаза блеснут слезой.
Предчувствуя конец, царь роздал все владенья,
Но чашу сохранил. Угас огонь в крови,
Но Смерти Царь не дал в последние мгновенья
Священный дар любви.
Чтоб унести с собой минуту упоенья,
Свой кубок золотой он осушил до дна.
И гордо кинул в глубь, где вечного забвенья
Ждала его волна,
Взор угасающий с прощальною слезою
В пучину вод тебя ревниво провожал.
Заветный дар святой! Все прошлое с тоскою
Он бездне отдавал…
И сердце царское в порыве сожалений
Спокойно встретило последний страшный час,
И, унося во мрак рой светлых сновидений,
Взор царственный угас!..
………………………………………………..
………………………………………………..
О кубок прошлого! волшебною струею
В тебе кипит вино и наши жжет уста…
Последний пир настал… Прощается с землею
Последняя мечта!
О Чаша полная бессмертными дарами
Любви, восторгами, всем, что нам жизнь дает,
Кто схоронил тебя под вечными волнами,
Навеки пусть уснет!
ШАРЛЬ БОДЛЕР
(1821-1867)
ПРИЗНАНИЕ
Раз в жизни, раз один, прелестное созданье,
Со мною под руку вы шли…
Исчезнет многое, но то воспоминанье
Не меркнет – вы его зажгли!
Как новая медаль, в безоблачной лазури
Луна уснувших стерегла.
И ночь торжественно, без шелеста и бури,
Над сонным городом плыла.
Коты влюбленные в сенях глухих таились:
Пугал их гулкий шум шагов, –
Но с нами вдруг они слились, соединились,
И шли, как тени, вдоль домов.
Дышала ваша грудь, как все кругом, привольно.
Ласкал вас бледный лунный свет…
Вдруг что-то сорвалось и прозвучало больно,
Как слабый, горестный привет,
Души твоей всегда победно-горделивой,
Истерзанной душе моей…
Как стон младенческий и трепетно-пугливый,
Как смерти тень, как сонм теней,
На милом облике, твой голос беспощадный
Фальшивой нотою звучал.
И много грустного, зловещий и злорадный
Мне на прощанье рассказал.
О, Ангел-Женщина! Ты жалобно твердила:
“Все тленно в суете мирской!
Везде сквозь жалкие румяна и белила
Мелькает эгоизм людской.
“Красавицею быть – бесплодное страданье,
Хоть как позор блестит оно; –
Удел танцовщицы, бесстыдного созданья…
А сердце доверять – смешно!
“Любовь и красоту забвение уносит,
И давит робкий их укор.
И жадной вечности презрительно их бросит,
Как никому не нужный сор!
………………………………………………..
………………………………………………..
Волшебный лунный свет, глубокое молчанье,
Тоскливое желанье жить,
И безнадежное жестокое признанье,
Мне трудно, горько вас забыть!
ГАБРИЕЛЕ Д’АННУНЦИО
(1863–1938)
* * *
Он отрок был в кудрях чернее ночи,
С глазами цвета волн, с мечтой в больших глазах…
Полунагой, в тени шатра сидел он, молча глядя
На жеребят, пасущихся вблизи. Шуршал ковыль
И мрак ложился над долиной. С далью
Она слилась, сожженная пожаром солнца…
На опечаленном дубу цикады пели. Кое-где
Блестящих ящериц змеился след блестящий…
На жеребят глядел, на спящих сном усталым
Цыган, печальный отрок, и мечтою
Он берег дальний видел. Ему снился
Пустынный берег, ветер, опьяненный солью
Морскими травами расшитые утесы,
И апельсинами пылающие барки,
В даль ярко-синюю плывущие безмолвно
Чтобы исчезнуть в ярко-синей дали…
И снилась ему глубь морей хрустальных,
Зеленая волна, в которой в жаркий полдень,
Как молодой дельфин влюбленный, он играл.
Трепал коварный ветер скорбные деревья,
День отзвучал… В затишье знойном отрок
Сидел, лаская старую гитару в полусне
И песню пел – про море пел он тихо…