На главную страницу

АНАТОЛИЙ ЛУНАЧАРСКИЙ

1875, Полтава – 1933, Ментона

По собственному утверждению, был сыном действительного статского советника Александра Ивановича Антонова, умершего около 1884 года; носил фамилию отчима, с которым мать будущего наркома состояла в гражданском браке. Данные эти пока не поддаются проверке. В 1895 году, окончив гимназию, поступил в Цюрихский университет; тогда же стал членом коммунистической партии (среди большевиков очутился в 1903 году). В 1897 году переехал в Москву, через год был арестован и отправлен в ссылку – сперва в Калугу, затем в Вологду и Тотьму. С 1904 года – вновь в эмиграции, с 1907 года от большевизма отошел, примкнув к группе «Вперед!» (куда входил и другой поэт-переводчик из числа политических деятелей, Г.А. Алексинский). Февральский переворот воспринял как неожиданность; вернулся в Россию; летом 1917 года немногим более месяца провел в заключении. Вскоре после октябрьского переворота был назначен наркомом просвещения и оставался на этом посту до 1929 года, когда стал председателем Ученого комитета при ЦИК СССР. Под его руководством советская система образования была переориентирована с получения знаний на политическую обработку новых поколений в духе коммунистической идеологии. В начале 1930-х годов Луначарский – директор НИИ литературы и искусства, один из редакторов Литературной энциклопедии. Был отправлен послом в Испанию, но умер в пути. Р.Б. Гуль в работе «Дзержинский» пишет об «очаровательном пошляке Луначарском, кого Ленин называл не иначе, как “наша прима-балерина”». В исторической науке поставлен вопрос о том, «так просто» умер Луначарский или же, в лучших сталинских традициях, ему «помогли»: одного только очерка «Лев Давидович Троцкий», написанного в начале 1920-х годов (Луначарский в значительности фигур Ленина и Троцкого отдал предпочтение последнему), для такой «помощи» в те годы было достаточно («…есть стороны, в которых Троцкий бесспорно превосходит его <Ленина – Е.В.> : он более блестящ, он более ярок, он более подвижен. Ленин как нельзя более приспособлен к тому, чтобы, сидя на председательском кресле Совнаркома, гениально руководить мировой революцией, но, конечно, не мог бы справиться с титанической задачей, которую взвалил на свои плечи Троцкий»). Много времени Луначарский отдавал драматургии и поэтическому переводу: под псевдонимом «А. Анютин» издал полный перевод «Фауста» Николауса Ленау (СПб, 1904); отдельными изданиями в переводе Луначарского вышли книги: К.Ф. Мейер, Лирика. Пг, 1920; Александр Петефи. Избранные стихотворения. М.–Л., 1925. Неизданной осталась главная переводческая работа – перевод поэмы лауреата Нобелевской премии Карла Шпителлера (1845–1924) «Олимпийская весна» – более пяти тысяч строк, – с автором Луначарский был близко знаком.


ФРИДРИХ ГЁЛЬДЕРЛИН

(1770–1843)

СЕРЕДИНА ЖИЗНИ

В желтых цветах висит,
Пестрея шиповником,
В озере берег.

И милый лебедь,
Пьян поцелуем,
Голову клонит
В священно-трезвую воду.

Горе мне, горе, где же найду я
Горькой зимою цветы? Где найду
Солнечный луч
И тени земли?

Стены стоят
Хладны и немы.
Стонет ветер,
И дребезжат флюгера…

НИКОЛАУС ЛЕНАУ

(1802–1850)

* * *

Всё суета, ничто, куда ни поглядим!
О жизненном пути болтают слишком много:
Мы жадно гонимся за тем и за другим,
А силы тратятся да тратятся дорогой;
Когда бы, подходя к последней цели дней,
Мы были б все еще так свежи, словно дети,
И бодры так, как в первой юности своей,
Могли б мы хохотать над всем, что есть на свете;
Но сила темная несет нас по пути,
Как кружку, что слегка надбилась у фонтана,
И капает вода, и все сочится рана,
И в кружке под конец воды уж не найти…
Пуста она, никто к ней жадно не нагнется,
Средь черепков других лежать и ей придется.

КОНРАД ФЕРДИНАНД МЕЙЕР

(1825–1898)

ПЕСНЯ МОРЯ

Облака, сыны мои, хотите
Странствовать? - Прощайте же, плывите.
Ваши образы летучие могу ли
Удержать, чтоб вы не ускользнули?

Скучно вам висеть здесь над волнами.
Манит вас земля вдали горами,
Манят дюны, маяков мерцанье…
В путь же, дети-тучи, до свиданья!

Кораблями смелыми в просторы
Вы плывите, а найдете горы -
Отдохните там… Глаза нахмуря,
Облачитесь в пурпур. Грянет буря,

Прошумите вы дождями. С пеньем
Спуститесь ручьями и, теченьем
Рек спокойных шествуя по склону,
Возвратитесь вы ко мне на лоно.

ЛЮДВИГ ШАРФ

(1864–1939)

ПЛЕННИК

В вечности тебя я раз увидел:
Неужели не вернешься ты?
Иль, быть может, я тебя обидел,
Не пойдя на призыв красоты?

Сладкой юной маленькой кокеткой
В искрах ярких ты предстала мне,
Мост к тебе висел златою сеткой…
Я смотрел в каком-то полусне…

Взорами играли мы; бросала
Ты мне много яблок золотых, -
Я ловил, толпа рукоплескала:
Мир лежал, смеясь, у ног твоих.

И внезапно предо мной предстало
Зеркало грядущего, и в нем
Поколенье новое блистало
В божеском спокойствии нагом.

Род, который мы бы породили -
Населенье чудных островов -
В мыслях я схватил тебя, друг милый,
И унес из стран твоих отцов.

Лязг оков раздался! Восхищенный,
Я на миг про плен свой позабыл!
И прощальный шар твой золоченый
Я в тоске на землю уронил.

МАКС БРОД

(1884–1968)

РАЙСКИЕ РЫБКИ НА ПИСЬМЕННОМ СТОЛЕ

Куда б ни поплыли мы, всюду стекло,
А там, за стеклом, непонятное что-то;
И дразнит, как некое темное зло,
Угрозой какого-то странного гнета.

А тут у нас зелени листики, тут
Сквозь водоросль сестры тихонько плывут,
И тонки волокна, и мох, и лучи…
Застынешь и слушаешь: ах, различи,
Далекие зовы затонов поют!..

Толчок! - и прозрачное снова стекло.
Дрожишь и глядишь, а чужая страна,
Которая к рыбкам проникнуть не может,
Нас дразнит, и странно, и жутко тревожит.

Печальные крyги в сосуде хрустальном…
Мы глазом недвижным - там, в странном и дальнем…
Какие-то бледные краски и тени,
Предметы и стены, мирaжи видений…
К ним нету пути, и к ним нет достижений.

Но вот из-за мути туманных миражей,
Чернила и пара все ближе нам кажет
Себя что-то белое: ярко приник
Большой и больной человеческий лик.

Похож на луну белизною своей…
А в светлом плывет тяжело, тяжело
Плененная грустная пара очей,
Как рыбки, как мы, кого это стекло
Средь шири - прозрачной стеной облекло.