На главную страницу

ПЕТР ПОТЕМКИН

1886, Орел - 1926, Париж

Из поэтов-сатириконцев – группы, в целом мало причастной поэтическому переводу: лишь Саша Черный, П. Потемкин и К. Антипов (он же А. Зарницын) в разное время и по разным причинам выступали в этом жанре. Печататься начал в 1905 году, до переворота 1917 года выпустил два сборника стихотворений – «Смешная любовь» (СПб., 1908) и «Герань» (СПб., 1912). Отдельным изданием в 1910 году в переводе Потемкина вышла поэтическая драма немецкого писателя Эрнста Хардта (1876–1947) «Шут Тантрис» (1907). В ноябре 1920 года эмигрировал в Константинополь, оттуда в Кишинев, затем поселился в Праге; с 1924 года до самой смерти (внезапной, от сердечного приступа) жил в Париже. В Берлине вышли его сборники: «Отцветшая герань: то, чего не будет» (1923) и «Зеленая шляпа» (1924). Е. Эткинд, помещая переводы Потемкина с чешского (из Махара и Бржезины, с неверно указанным источником публикации) в антологию «Мастера поэтического перевода» (СПб., 1997; серия «Новая библиотека поэта»), писал в справке о нем: «В 1925 г. в Праге вышла в свет его "Антология чешской поэзии"». Между тем книга эта хотя и анонсировалась, но, видимо, даже не готовилась к печати: переводов из чешской поэзии, выполненных Потемкиным в то время, когда судьба его была связана с Чехией, для отдельной книги едва ли достаточно. Мы воспроизводим перевод стихотворения Йозефа Голечека по тексту журнала «Воля России» за 1923 год (№ 6–7), а также небольшой цикл Уайльда – как образец потемкинских переводов, выполненных еще до эмиграции. Переводы из Детлева фон Лилиенкрона отыскались почти случайно в журнале «Библиотека театра и искусства» лишь весной 2009 года.


АДЕЛЬБЕРТ ФОН ШАМИССО

(1781-1838)

МОЕМУ СТАРОМУ ДРУГУ ПЕТЕРУ ШЛЕМИЛЮ

Твоя тетрадь попалась в руки снова
Мне после долгих лет, и без труда
Я вспомнил нашу дружбу, дни былого -
Еще нас жизнь учила жить тогда.
Уж я старик теперь белоголовый,
Во мне уж нету ложного стыда,
Давай опять с тобой друзьями будем,
С тобою другом вновь представлюсь людям.

Мой бедный друг, обманчивой химерой
Меня еще лукавый не смущал;
Стремился я и верил твердой верой,
Хоть не достиг всего чего желал;
Но не похвалится наверно серый,
Что он меня рукой за тень держал.
Со мною тень моя была с рождения
И не терял еще ни разу тени я.

Невинному, мне слали уж не раз
Насмешку, спетую твоей печали -
Похожи ль мы и можно ль спутать нас?!
"Шлемиль, где тень твоя" - мне вслед кричали.
Я им показывал - но слеп их глаз
И все они смеяться продолжали.
Ну что ж? Терплю - и счастлив я стократ
Сознанью, что ни в чем не виноват.

А что такое тень? хочу ответа,
Ведь у меня был требован ответ.
И ставлю свой вопрос превыше света,
Чтоб от него не мог отречься свет.
Нам девятнадцать тысяч дней на это
Прошедшие ответят или нет?
Тень существом, мы ждали, оживится,

Но знаем - тенью существо продлится.
Пожмем же руки в этом, друг Шлемиль,
Пойдем вперед, оставим все как было,
Пусть этот свет нам будет тлен и пыль,
Еще сильнее станет наша сила;
Огни далекой цели не близки ль?
Пускай бранятся иль смеются хило.
Сквозь бурю мы придем к спокойным землям
И нетревожным сном еще задремлем.

ДЕТЛЕB ФОН ЛИЛИЕНКРОН

(1844 – 1909)

БЭППИ

Ах, никак я не засну!
              Ну?

Вот притих и сам не свой,
Мышь скребется в кладовой,
На досуге
Ждет подруги.
              Ну?

Двери слабо притворил
И в мечтаниях застыл,
Заалел прудок в саду,
И уж больше я не жду.
              Ну?

Вдруг в юбчонке, метр в длину…
              Ну?

Вижу, девушка-соседка
Из окошка смотрит едко,
Дразнит взглядом
И нарядом.
              Ну?

Ей всего семнадцать лет,
Губки алы – маков цвет,
Глазки кари, стан упруг,
Поцелуй меня, мой друг!
              Ну?

Шаг тревожит тишину…
              Ну?

Поцелуй нескромный мой
Пробежал по ней змеей.
И в защите
Мало прыти.
              Ну?

Выбивается из сил…
Вдруг целует… Победил!
Так целует, так я люб,
Что трещит передний зуб!
              Ну?
– Ну, ну!

ГАНС-МЕЧТАТЕЛЬ

Ганс Тефель Дору полюбил,
Был Тефель к Доре очень мил,
Но как-то не клеилось дело у них.
Был Ганс элегичен, робок и тих.
В зале стихи декламирует он,
Дора одна ушла на балкон:
«Ах, если б сюда прибежал он из зала,
Как милого я б приласкала!»
Ганс Тефель читает поэмы.

Назавтра под вечер, все больше влюблен,
Снова стихи декламирует он.
Доре противно весьма и весьма,
Что Ганс за томами читает тома.
Мимо скользнула, но он прозевал,
Он Гейне с жаром и пылом читал:
Дора томится, – в ночном аромате
Ей захотелось его объятий.
Ганс Тефель читает поэмы.

Назавтра под вечер – веселый бал,
Народом набит, как селедками, зал.
Поэт не заметит ужель и теперь,
Как Дора уйдет украдкою в дверь?
Увы! Он не видит, другим увлечен,
Свои уж стихи декламирует он.
Внизу же, в беседке запущенной, страстно
Ждет Дора – напрасно! Напрасно! Напрасно!
Ганс Тефель читает поэмы.

Назавтра под вечер – безумный поэт! –
Красавицы Доры в зале уж нет.
С Гансом мне дружба весьма дорога –
Кошечка спит у огня очага,
Близ кошки красавица Дора в мечтах,
Головка ее у меня на руках.
Пускай поступил я с другом бесчестно,
Но с Дорой провел я время прелестно.
Ганс Тефель читает поэмы.

ОСКАР УАЙЛЬД

(1854-1900)

IMPRESSIONS*

I

LES SILHOUETTES**

Морская зыбь в полосках серых, -
Унылый вихрь не в ритме с ней.
Луна, как лист осенних дней,
Летит по ветру в бурных шхерах.

На фоне бледного песка
Прибрежный челн награвирован,
В нем юнга - весел, чернобров он, -
Смеется рот, блестит рука.

На серых и росистых дюнах,
На фоне тонких облаков,
Как силуэты, ряд жнецов
Идет обветренных и юных.

IMPRESSIONS*

II

LA FUITE DE LA LUNE***

Тут слуху нету впечатлений,
Тут только сон, и тишь, и лень.
Безмолвно там, где тлеет тень,
Безмолвно там, где нет и тени.

Тут только эхо хриплый крик
У птицы горестной украло.
Она зовет подругу. Вяло
Ей вторит берег, мглист и дик.

Но вот луна свой серп убрала
С небес и в темное крыльцо
Ушла, накинув на лицо
Вуали желтой покрывало.

* Впечатления (фр.)
** Силуэты (фр.)
***Бегство луны (фр.)

ЙОЗЕФ ГОЛЕЧЕК

(1853-1929)

ХРИСТОС И ПАХАРЬ

Шел Христос крестным путем,
Крестным путем, со терновым венцом.
Кровью раны Его источалися,
Колени под Ним подгибалися, -
Ношей великою обременен,
Тяжестью крестной согбен.

       Следом валом валит народ,
       На казнь на Его подивиться идет, -
       Мастера цеховые, люди простые,
       Купцы тугие, богатеи злые,
       Всякого люди звания,
       Всякого звания-состояния.
       Впереди едут рыцари конные,
       Все бароны да графы исконные,
       А за ними попы, фарисеи,
       Фарисеи, законники, саддукеи.
       Бранью Господа Христа оскорбляют,
       К народу Израилеву взывают:
       "Вы взгляните, люди еврейские,
       Посмотрите, люди еврейские,
       Как мы набожны, как мы жалостливы,
       Ко злодеям своим, как мы милостивы.
       Вот мы гоним его на распятие,
       Весь в крови и поту он, братие,
       А слезы ни одной, сердце черствое,
       Не пролил, во грехах упорствуя.
       Мы же слезы по нем проливаем,
       Мы ж его от грехов омываем.
       Подгоните-ка, люди честные,
       За его за дела за лихие,
       Подгоните его на расплату -
       На Голгофе ему быть распяту".

А и люди ко Христу подвигаются,
А и руки над Христом подымаются:
"Ишь, идти-то ему неспособно!
Нет, ступай-ка на место на лобное!"

       Припадает Христос ко земле.
       Капли крови на ясном челе.
       Христа Господа силы оставили,
       Говорит он народу Израилеву:
       "Люди добрые, люди пригожие,
       Дорогие мои люди Божие,
       Ради вашего блага спасения,
       Ради ваших грехов искупления,
       Пособите на крестном пути,
       Пособите мне крест донести".

И никто на зов не отзывается.
Вдругоряд Христос обращается:
"За все цехи, сословья да звания
Аки агнец иду на заклание,
В жертву Господу волей Отцовой
Принесен буду в казни суровой.
Пособите же мне, постарайтесь,
Пособите мне - не раскаетесь".

       Но никто тех слов не услышал,
       И никто из толпы не вышел.
       Всем зазорно креста поношения,
       Всем зазорно делу спасения
       Быть причастником, быть работником…
       И шушукается столяр с плотником:
       "Не к тебе ль это слово-пророчество, -
       Ведь и он работал по плотничеству".
       Плотник - слесарю, слесарь помалкивает,
       Трубочиста слесарь подталкивает,
       Ждет сапожник в портном потатчика,
       А портной глядит на кабатчика,
       И никто-то Христу не внемлет,
       И Христова креста не подъемлет.

Опечалилось сердце Христово.
Упадает Он наземь снова.

       А палачи-каты бичами бьют,
       Тело Христово на части рвут,
       Ругают Его, издеваются,
       Поносят Его, измываются:
       "Ишь ты, на крест ему лезть не способно.
       Нет, брат, иди-ка на место на лобное!
       Вон два разбойничка там уж торчат,
       Будешь ты третьим с ними распят!
       Два там креста на горе-то покоятся -
       Лишь твоего не хватает до троицы!"

А и в третий Христос упадает,
А и в третий Христос возглашает:
"Люди добрые, услышьте моления,
Дайте кончить дело спасения -
Помогите палачам моим катам,
Чтобы стать мне от них распятым".

       Но никто с места не своротится,
       Никто о благе людском не озаботится.
       Никто ко Христу не проследует,
       О спасении людском не посетует.

В те поры проходил по дороге той
Симон Киренеянин, пахарь простой.
Увидал Христа, - прослезился,
Прослезился, ко Христу пробился,
Поднял крест, Христу причастился,
Христу причастился, не постыдился.

       И пошел Христос к палачам-катам,
       Чтобы стать на Голгофе распятым.

И чело-то Христово изрезано,
И тело Его всё истерзано,
Из ребра из Его прободенного
Каплет кровь Его драгоценная.
И где капля крови упадает -
Алый крин на земле расцветает.

       "Кто сорвет себе крин пунцовый,
       Тот спасен будет в жизни новой".

       Цеховые люди и сословные,
       Люди знатные и титулованные,
       Одержимы мыслию единою,
       Прут вперед, напирают лавиною,
       Но не рвут они крина алого, -
       Что им пользы от дара столь малого?
       А за ними толпа напирает,
       Напирает, - крины попирает!
       Что им крины, крины пунцовые? -
       Им увидеть бы муки крестовые!

Собирают крины, собирают свято,
Только жены да малые ребята, -
На следах Христова прохождения
Обретают они вечное спасение.

       Дьяволу-то дело пришлось не по нраву,
       Порешил всё дело испортить Лукавый,
       Порешил испортить он дело Христово,
       Дело спасения рода людского.

Золота насыпал он лукошко,
Драгоценностей великую кошевку -
Знай бросает между жен на землю,
Рядом с алыми златые крины вывел.

И кричит уж баба пекариха
Пекарю: "Оставь, оставь Христа-то!"
Мясника мясничиха терзает:
"Брось Христа, - собирай скорее злато!"

       Все-то рвут крины золотые,
       Крины золотые, Дьяволом привитые,
       Жадностью толпа-то распалилась,
       Распалилась толпа, расходилась…
       И промолвил Христос: "Свершилось!"

И стоит Киренеянин Симон и видит -
Дух из тела Божия вот-вот изыдет.
И взмолился бедный пахарь к Богу:
"Ох, не умирай Ты, погоди немного.
Коль меня оставишь без награды,
Не видать мне от жены пощады".

       Но Господен дух от тела отлетел,
       С пахарем Христос расчесться не успел.

И оттоль на свете так ведется,
Что сильнее всех над хлебом пахарь бьется.
Не трудясь живет иной богатый,
Загребает золото лопатой,
Много благ ему дано земных,
Много кринов дьявольских златых…
На земле легка его дорога,
На зато трудна к чертогам Бога.
Пахарь трудится трудом тяжелым,
Золотом не часто награжден,
Но зато к чертогам Бога он
Радостно идет путем веселым.