ТАТЬЯНА ЩЕПКИНА-КУПЕРНИК
1874, Москва – 1952, Москва
Ее перу принадлежит "Полное собрание сочинений Эдмона Ростана", перевод двенадцати пьес Шекспира (самый известный из них - перевод "Ромео и Джульетты"), множество драм Кальдерона, Лопе де Веги, Мольера, Тирсо де Молины, Гюго, Метерлинка. Многое "живо" и по сей день, хотя самый прославленный из ее переводов - "Сирано де Бержерак" Ростана - издавался в советское время в виде, изрядно испорченном редактурой малоодаренного человека. В 1924 году увидел свет перевод "Алисы в Зазеркалье" Льюиса Кэрролла, вставные стихи в котором тоже перевела Щепкина-Куперник: в отличие от первой части "Алисы", до 1960-х годов "Алису в Зазеркалье", произведение совершенно абсурдистское и метафизическое, в наших издательствах не жаловали - и не пускали в печать. Но и прославленный "Бармаглот" Дины Орловской не отменил "Верлиоку" Щепкиной-Куперник. Приводимый на этой странице сонет Тирсо де Молины служит "вступительным монологом" Доньи Марты в пьесе де Молины "Благочестивая Марта" (полный перевод пьесы, выполненный Щепкиной-Куперник, опубликован в книге: Тирсо де Молина. Театр. Academia, М.-Л., 1935. Научное изучение собственного поэтического наследия поэтессы положено лишь теперь, когда на прилавках появилась подготовленная английским славистом Дональдом Рейфилдом книга: Т.Л. Щепкина-Куперник. Избранные стихотворения и поэмы. М., 2008.
РОБЕРТ БЕРНС
(1759-1796)
ПОСЛАНИЕ
(к джентльмену, который прислал ему бесплатно
газету с предложением и дальше делать это)
Я проглотил газету разом:
Читал все новости с экстазом.
Как вы узнали, чародей,
О чем мечтал я много дней?..
Узнать политику всю нашу:
Француз какую варит кашу,
Как пляшет гнусный Франц-Иосиф,
Венере в нос добычу бросив?
Что турки с русскими, и как
Одна из их обычных драк?
И всё ль идти мечтает швед
Двенадцатому Карлу вслед?
О Дании не пишут больше.
Кто вертит всем хозяйством в Польше?
Чем шпаги русские грозят?
Что итальянский спел кастрат?
На что испанцы, португальцы
Шипят, на что глядят сквозь пальцы?
А как британская палата
И наши милые ребята?
Хранимый Богом наш король
Как в кворуме играет роль?
Всё жив ли хитрый Чатам-Вилли?
И всё ли Чарльз ленивый в силе?
Как с тяжбой дядя Берк своею?
У Гастингса свербит ли шея?
Растет ли рента, а налоги
На что особо стали строги?
Что в свете делают сегодня
Танцорки, воры, принцы, сводни?
Всё ль полоумный принц Георг
Приходит от девиц в восторг
Иль всё же стал в конце концов
Умней крестьянских жеребцов?
Без вас не знать бы мне об этом:
Узнал – благодаря газетам!
Вам возвращаю весь пакет.
Всех благ, – примите мой привет!
ИНВЕНТАРЬ
(Ответ на мандат податного инспектора)
Мой милостивый государь,
Шлю вам подробный инвентарь,
Как предлагает ваш мандат, -
Что я имею, чем богат.
Итак, imprimis*, у меня
Есть удалая четверня,
Какая редко перед плугом
Когда-либо ходила цугом.
Хоть норовист мой коренник,
Зато выносливый старик.
Вторая - добрая кобыла…
Она не раз меня носила
В ваш городишко в дни, когда
Была дозволена езда.
Но раз - как был я женихом
(Бог, сжалься над моим грехом!) -
Я, чтоб похвастаться ездой,
Загнал ее, болван такой,
И искалечил так беднягу,
Что ей теперь не сделать шагу.
О третьей я сказать могу,
Что лучшей к дышлу не впрягу.
Четвертая - породы горной,
Горячка, сущий дьявол черный.
К ним - жеребенок-сосунок:
Из жеребенка выйдет прок,
Когда б до жеребца дорос,
Мне фунтов двадцать бы принес.
Телеги три - вот экипажи
(Две так почти что новых даже).
Есть тачка - это старый лом:
Ее как память бережем:
Ось кочергу нам заменила,
Мать в печке колесо спалила.
Есть у меня три молодца,
Три шалых, буйных сорванца:
Работник, конюх и потом
Малец, что ходит за скотом.
Я мягко их держу в руках
И разношу частенько в прах.
А каждым вечером воскресным
Допросом прижимаю тесным,
Так что малец-Давид и тот,
Хоть до колен мне достает,
А так и чешет из писанья,
Не хуже, чем и вся компанья.
Служанок я не стал держать,
Чтобы соблазна избежать.
Я не женат - и слава Богу:
Нет на девиц еще налогу…
Коль в лапы не попасть к попам,
Так мне и черт не страшен сам.
А что до малых ребятишек,
Так есть одна, и то излишек,
Бес - мой ребенок дорогой
С мордашкой славной и живой,
Хоть и не блещет красотой.
Но за малютку дорогую
Я цену заплатил большую:
Обложите дитя и мать,
Так можете себе их взять!
Затем примите заявленье:
Я брать не стану разрешенья,
И с этих пор - порукой честь -
Мне больше на лошадь не сесть.
Я в грязь не пожалею ног,
Но за седло не дам налог.
Пешком проделаю дорогу:
Ходить здоров я, слава Богу.
Минует вас с попом мой грош:
С меня не густо наживешь.
Меня в реестр вы не вносите
И шиллингов моих не ждите.
С тем заключаю: список мой
Собственноручно писан мной.
Чье это дело, пусть прочтет.
Subscripsit**… подпись, день и год.
* Во-первых (лат.).
** Подпись (лат.).
ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ
(1832-1898)
ИЗ "АЛИСЫ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ"
ВЕРЛИОКА
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле.
Зеленавки хрющали порой.
"Милый сын, Верлиоки беги, как огня,
Бойся хватких когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов".
Вынул меч он бурлатный тогда из ножон,
Но дождаться врага всё не мог,
И, в глубейшую думу свою погружен,
Под ветвями Тум-Тума прилег.
И пока предавался он думам своим,
Верлиока вдруг из лесу – шасть!
Из смотрил его – жар, из дышил его – дым,
И, пыхтя, раздыряется пасть.
Раз и два! Раз и два!.. Окровилась трава...
Он пронзил Верлиоку мечом.
Тот лежит неживой... А с его головой
Скоропясь, полетел он скачом!
"Сын, ты зло погубил, Верлиоку убил!
Обними меня – подвиг свершен.
Мой Блестянчик, хвала!.. Урла-лап! Кур-ла-ла!.." –
Зауракал на радости он...
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле.
Зеленавки хрющали порой.
ВИКТОР ГЮГО
(1802-1885)
* * *
Where should I steer?
Byron.
Куда мне плыть?
Байрон.
Когда страницы книг, где мысль находит сон,
Когда домашний круг, семейные волненья
Иль ропот города безумного – гуденье,
В котором слышится так часто чей-то стон, –
Когда вся суета забав, несчастий, долга,
Что заполняет нам дней тесный кругозор,
Как гнет, мне голову давила слишком долго,
К земле души моей приковывая взор, –
Она вдруг вырвется! Спешит! В долину мчится
Дорогой, что всегда ведет к одним местам,
Порой заблудится и снова возвратится,
Как осторожный конь, что путь находит сам.
Она летит вперед – туда, где тень лесная
Полна вся шелеста, лучей и голосов...
Под деревом Мечта сидит там, поджидая:
Тогда они вдвоем уходят в глубь лесов!
ЭДМОН РОСТАН
(1868–1918)
БАЛЛАДА О МЕЧТАТЕЛЯХ
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.
Довольны в жизни малым мы всегда:
Довольны рифмы звонкостью воздушной,
Мы счастливы услышанным стихом,
Прекрасной каждой мысли сердцем рады,
Началу неоконченной баллады,
Мечте, нас посещающей тайком.
Мы разуму, быть может, не послушны,
Нам искони рассудочность чужда…
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда!
Оставьте же нам, бедным, во владенье –
Мечтателям, влюбленным в красоту, –
То, что одно дает нам наслажденье:
Эстетику, и грезу, и мечту.
Оставьте нам игрою тонкой чувства
Спокойно заниматься в стороне,
Ведь ко всему, что только не искусство,
Мы остаемся чуждыми вполне.
Мы ко всему глубоко равнодушны,
Что не стихи. Вы нам простите, да?
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.
Мы в жизни здесь проходим словно дети,
И не умеем сосчитать до трех.
Посвящены лишь одному на свете
Наш каждый взгляд и трепет, каждый вздох.
От ранящих прикосновений прозы
Уходим мы в заветные сады…
Но без борьбы; и нету в нас угрозы:
Как проза нам – мы просто ей чужды.
Простите же вы нам великодушно,
Что мы к безумью близки иногда:
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.
НА НЕБЕСАХ
"Кто там стучится в двери рая?.."
– То грешная душа моя!..
(Так, от волненья замирая,
Петру ответил робко я).
"Ты мыслишь, что в небес обитель
Для всякого доступен вход?.."
– Но ты так милостив, святитель…
(Польстить решил я наперед).
"Нет! Надо соблюдать порядок! –
Мне возразил святой ключарь. –
На лесть был Цербер древних падок,
Теперь – совсем не то, что встарь.
Хочу я правды безусловной!..
Скажи мне, часто ли бывал
(Не лги!) на службе ты церковной?"
– Не очень… – тихо я сказал.
"Не очень! Это осторожно.
Ну, что ж? Давно известно нам,
Что Бог везде; молиться можно
И даже не ходя во храм.
Везде Его святая Слава!..
Молился ль ты, ложась в кровать?"
– Ложась в кровать?.. Не помню, право.
Быть может, если поискать…
"Любил ты радости желудка?"
– Да, пил и ел всегда я всласть!..
"Вот как! Лишился ты рассудка,
Коль с этим думал в рай попасть.
Ну, хоть любил ты добродетель?.."
– Я женщину всегда любил!
"Одну и ту же?" – Бог свидетель,
Что в этом я не согрешил.
Последняя была прелестна!..
По воскресеньям с нею в лес…
"Здесь откровенность неуместна! –
Промолвил мне ключарь небес. –
Какие вещи ты постыдно
Мне смеешь говорить в лицо!..
Ступай-ка в ад; отсюда видно,
Вон там, соседнее крыльцо.
Бесспорно, в учрежденье этом
Одобрят все твои грехи.
Ты… Кстати, кем ты был?"
– Поэтом:
Мечтал, творил, писал стихи.
"Поэтом?.. Ты хотел приема,
А говоришь мне лишь теперь…
Входи ж скорей и будь как дома!" –
Сказал он и открыл мне дверь.
БАЛЛАДА О СТИХАХ, ЧТО НЕ ОКОНЧИЛ Я
Стихи, что для меня дороже всех других, –
Те, что не кончены: обрывки строк влюбленных,
Случайно найденный в бумагах запыленных
Заброшенный куплет, один случайный стих.
Таков закон судьбы: поэт – рожден ленивым.
В нем нет терпения гравера на меди…
Вот вдруг мелькнет сюжет красивый впереди,
И уж охвачен весь он творческим порывом,
И страстно трудится, чеканный стих куя…
Но вдруг… огонь погас! Всё кончено! Довольно!..
Коль гонишься за ним, слабеет стих невольно.
– Всех лучше те стихи, что не окончил я.
Идею нежную нередко форма ранит
Законченных поэм; по сердцу больше ей
Те, где ее ничто не свяжет, не затянет…
Там в безопасности ей дышится вольней.
Законченность подчас идею угнетает,
В ней – риск, в ней смысла смерть таится иногда;
Как снег с вершины гор, как инея звезда,
Когда их в руки взять – бесследно он растает.
Узка отделанных творений колея,
В ней часто жить Мечте бывает слишком трудно;
Не говорите же, что это безрассудно:
– Всех лучше те стихи, что не окончил я.
Неконченный терцет прекрасного сонета,
Припев от песенки еще не начатой,
Стих, что покинут был капризною мечтой, –
Вот что милей всего для каждого поэта.
Строка, к которой нет и не было второй,
Напоминает нам так хорошо порой
Всю прелесть тайных чар, всю негу аромата,
Что душу юную нам опьянял когда-то…
Стихи, что, от толпы бездушной не тая,
Даем мы ей на суд и к ним вниманья просим,
Они не лучшие: жаль, что мы их выносим…
– Всех лучше те стихи, что не окончил я.
Читатель, я смущен. Мои стихи (что, кстати, –
Всё может быть! – пойдут на вес… по низкой плате)
Не те, что я люблю, не в них душа моя…
Ведь лучше те (увы, они не для печати!),
– Всех лучше те стихи, что не окончил я.
ТИРСО ДЕ МОЛИНА
(1571-1648)
* * *
Усталый вол, надеясь сбросить гнет,
Ждет, чтоб сошла вечерняя прохлада.
Кто ранен насмерть - в чудо верит тот,
И для него в надежде есть отрада.
Как ни бушует грозных волн громада -
Корабль в надежде видит свой оплот;
И потому страшит нас бездна ада,
Что лишь в аду надежда не живет.
Для смертных всех дан свет надежды роком:
Ждет неудачник в будущем удач,
На бoльшее надеется богач…
Лишь я одна в раздумьи одиноком,
В отчаяньи гляжу н Божий свет:
На луч надежды - мне надежды нет.
АНТОНИО МАЧАДО
(1875-1939)
* * *
Ты, апельсинный куст, что в глиняном вазоне
Испуганно дрожишь, как будто ждешь беды -
Как грустен твой удел на каменном балконе,
Как сморщились твои засохшие плоды!
А ты, лимонный куст, мой бедный, безуханный!
Подобны восковым плоды в твоих ветвях,
И больно видеть мне, как в кадке деревянной
Взращен искусственно, твой жалкий куст зачах.
Из андалузских рощ, лимонных, апельсинных,
В Кастилью, где пески сухие взметены
Дыханьем огненным - ветрами сьерр пустынных,
О, кто вас пеес, полей моих сыны?
Заря родных садов, лимон в красе венчальной,
Чьи бледням золотом в листве плоды блестят
И зажигают тьму, где кипарисов ряд,
Как хор молитвенный, встает стеной печальной.
И апельсинный куст садов моей мечты,
Родных моих садов - все чудишься мне ты:
И ясно вижу я, как, отягчен богато,
Несешь ты груз листы, плодов и аромата.