На главную страницу

ВЛАДИМИР ШУЛЯТИКОВ

1872, Москва – 1912, Москва

Литературный критик, переводчик с итальянского, испанского, английского, публицист, участник российского социал-демократического движения с 1890-х гг., большевик, один из марксистских литературных критиков. В 1898 окончил Московский университет. В 1902–1905 член Московского, Архангельского комитетов РСДРП. Подвергался критике В. И. Лениным. В 1919 году в Киеве были изданы «Стихотворения» Ады Негри в переводе В. М. Шулятикова с предисловием В. М. Фриче (расширенно по сравнению с прижизненным изданием 1900 года). Также переводил с испанского (Лопе де Вега «Фуэнте овехуна») и с английского.


АДА НЕГРИ

(1870-1945)

ЗИМНЕЕ УТРО

Помню утро декабря:
Дол закутан в саван снежный...
Поднимается заря
Над пустынею безбрежной...
Вот сверкнул холодный свет,
Дрогнул дол преображенный,
Легким пурпуром одет,
Светлой грезой упоенный.
Всход полей и сучьев вязь
Вновь живут в оковах снега.
И повсюду разлилась
Утра свежесть, утра нега.


НОЧЬ

В саду очарованном
Разлит аромат.
Ночные лобзания
Спустились на сад.
Но странное грезится
Глухой тишине,
И ветер колеблется
В безрадостном сне.
Быть может, поведала
Печальная мгла
Дрожащим гардениям
Людские дела...
БЫТЬ может... и катится
Росистый бальзам
Дождем освежительным
По сонным листкам...
...Над горем безвыходным,
Над мертвой мечтой,
Над грезой несбыточной,
Над тайной тоской,
Над призрачной радостью,
Бегущею прочь,
В слезах разливается
Скорбящая ночь.


ОДИНОКАЯ

Вечер осенний обвеян истомою,
Гаснет в разводах туманных завес,
Тени ложатся на нивы пустынные
С темной лазури небес.
Падают листья, несутся, гонимые
Легкого ветра холодным крылом...
Мертвые грезы... Блуждает по воздуху
Трепет о счастье былом.
В косах её перепутанных, шелковых
Вянет фиалки последний цветок.
Смотрит она на деревья поблекшие;
Жребий ее одинок.
Смотрит она, неподвижна, как статуя,
Ряд колыбелей все грезится ей,
Белых, уютных, и мирный, смеющийся
Сон белокурых детей;
Глаз не смыкают ревнивые матери,
Песней баюкают детский покой:
Льется их песня небесной гармонией,
Тихой, немолчной рекой...
В чаще безжизненной, в тепленьком гнездышке
Птичка прижалась к подруге своей,
Сном позабылась... Все тихо, все замерло
В голом просторе полей.
Только под пологом мглы нескончаемой
Пасынок осени, зеленью скрыт,
Нежною страстью пред смертью обласканный
Венчиком алым дрожит...
Сладкие грезы, виденья счастливые!..
Скромная люлька чиста и светла...
Лампа горит, и она за работою:
Бегает быстро игла.
Стройную, чистую сердцем работницу
Он прижимает к могучей груди,
Шепчет она с боязливою нежностью:
«Сына, смотри, не буди!..»
Лживые грезы! блестящие призраки!
Светлого, тихого счастья звезда!
В дальних туманах, в лесу умирающем
Тонете вы без следа.
Падают листья, незримые катятся
Слезы глухой, безнадежной тоски...
Гнезда, цветы, колыбели, лобзания,
Вы для нее далеки!
Вечер осенний, туманный спускается,
Вороны каркают где-то вдали...
В роще безжизненной, в сердце работницы,
Черные тени легли.
Движутся тени... На небо свинцовое
Смотрит она неподвижна, горда.
Ветер ноябрьский ей шепчет с тревогою:
«Нет, никогда, никогда!..»


СУДЬБА

К моему изголовью в молчании ночи
Неземная явилась жена...
Заостренный кинжал... Точно уголья очи...
«Я невзгодой и горем у вас названа», -
Усмехнувшись, сказала она.
Я дрожу... — Успокойся, ребенок пугливый;
Ты моя: никому не отдам:
Я пойду за тобою, с заботой ревнивой,
До могильной плиты, по шипам и цветам.
«Удались!..» Не внимает мольбам.
И стоит неподвижно царица несчастья:
«Там на небе начертан твой рок:
Ты — цветок кипариса, ты дочка ненастья,
Ты — отверженный, бледный, могильный цветок...
Там на небе начертан твой рок!»
Я вскочила. «Я жажду, чтоб полдень расцвета
Мне весенние сны подарил,
Чтобы сердце забилось, любовью согрето,
Чтобы гений восторгом меня осенил;
Прочь отсюда, жилица могил!»
— Только тот за свершенное славы достоин,
Чья страданьем истерзана грудь,
Побеждает в бою лишь бестрепетный воин,
Лишь страданье для мысли — целительный путь.
«Оставайся и спутницей будь!»


В МУЗЕЕ

Мне, холодно от ваших откровений,
О, записи кровавой старины!
Что мне до вас, жильцы подземной сени;
В окно мое стучит расцвет весны.
Вы мне страшны, гербы и бастионы,
Безумство пап, безумство королей;
Я жить хочу с природой обновленной,
Тонуть в игре полуденных лучей.
О мумии, о, сфинксы из гранита!
Столичный шум ужель не будит вас,
Титана шум, несущийся сердито,
Как гул ветров в осенний бурный час?
Сыны веков, утекших безвозвратно,
Иной весны поблекшие цветы,
Ужель тот шум не говорит понятно
Спокойствию могильной пустоты?
А были дни, когда фата-моргана
Ваш алчный ум пленяла торжеством,
И гибли вы от горького обмана,
Что истиной напрасно мы зовем.
Почившим мир! жестоко время с нами,
Короткий срок для счастья нам дает,
К чему стоять над старыми гробами,
Когда судьба нас к новому зовет?
Мне место там, где вскормленный весною
Науки рост свободен и могуч,
Где пенится серебряной волною
Святой любви животворящий ключ,
Где в мастерских, стуча неутомимо,
Куют, пилят богатыри труда,
Где, к небесам взметая кольца дыма,
Без удержу несутся поезда,
Где свежий луг шумит травой зеленой,
Где рожь густа, приветливы леса,
Где, как бальзам, живит земное лоно,
Старинных битв кровавая роса.
Там ждут меня могучие порывы,
Там ждет меня избыток вешних сил.
Скорей к цветам, скорей в поля и нивы,
Скорей на свет из сумрака могил!


ВОЛНЫ КАТЯТСЯ

В берегах реки глубокой вечно стонущим потоком
Волны катятся и плачут; небо внемлет стону их,
Небо смотрится на волны неприветным хмурым оком,
И под кровом темной ночи трепет жизненный затих.
Волны катятся и плачут, и в печали безысходной
Ношу легкую с собою неустанно мчат вперед:
Труп красавицы несчастной, труп бездушный, труп холодный,
Бледный труп самоубийцы над пучиною плывет.
Волны катятся и плачут, и напев их монотонный
Оглашен зловещим эхом, эхом тайны роковой,
И встают над скорбной бездной человеческие стоны -
Плач отвергнутого чувства, плач о жизни молодой.


КОРОТКАЯ ИСТОРИЯ

Дева мечтою поэта казалась,
В белой одежде, с безмолвным челом,
Словно у сфинкса далекого Нила;
Роскошь волос по плечам рассыпалась.
Голос, смеясь, отдавал серебром.
Станом на мрамор она походила.
Дева любила... не встретив отзыва,
С виду спокойна, в душе берегла
Тихое пламя она неизменно,
Пламя всесильное: в вечер тоскливый,
В вечер октябрьский она умерла;
Так умирает без солнца вербена.


УЛИЧНЫЙ МАЛЬЧИК

Если я вижу: по улице грязной,
Блузою рваной прикрыт,
Весь перепачкан, походкой развязной
Мальчик красавец спешит.
Если я вижу: испорченный рано,
Плут и охотник до драк,
Между пролеток, он, в обуви рваной,
С камнем гоняет собак,
Если резвится на полной свободе
Этот терновый цветок: -
— Может быть, мама его на заводе,
Батька засажен в острог -
Сердце мое замирает в тревоге:
«Много ль от жизни ты ждешь»?
В рубище ветхом, по темной дороге
Ты беззащитным бредешь!
«Что-то тебе, мой птенец говорливый,
Годы весны принесут:
Жажду ль разврата и жажду наживы,
Или терпенье и труд?
Будешь ходить ты в клейменом халате?
Блузу носить батрака?
Чахнуть в тюрьме, иль в больничной палате?
Дни коротать у станка?»...
О, как прижала б я, крепко и страстно,
Бедного крошку к себе,
В бурном порыве печали всевластной,
В горькой душевной борьбе!
Бедному крошке отдать я готова
Все поцелуи свои -
Молвить, рыдая, великое слово,
Братское слово любви:
«Диким терновником я уродилась,
Вскормлена трудной борьбой, -
Мама моя на заводе трудилась:
Мальчик, мы — братья с тобой!»


РАБОТНИЦА

Вьется нитка, снует по основе челнок,
Девятнадцатый год мне идет.
Пара огненных глаз, и любовь, и станок...
Я пою, и не знаю забот...
Если ж косы свои я рассыплю волной
И пройдусь среди белого дня, —
Кто увидит меня, залюбуется мной,
Как безумный полюбит меня.
Но я мимо пройду, усмехнувшись в ответ
Обольстительным дерзким речам:
Для него берегу я свой вешний расцвет,
Целый мир за него я отдам.
Я люблю кузнеца... Словно царь, — не кузнец,
Он за молотом тяжким своим.
Он прекрасен, могуч, удалой молодец,
Я ребенком кажусь перед ним.
И когда у огня он железо кует,
Нанося за ударом удар,
И на шее его крупный выступил пот,
И лицо разъедает загар, —
В те минуты я им бесконечно горда,
Для него забываю весь мир;
Я хочу им владеть безраздельно тогда,
Он мой демон, мой властный кумир.
Если ж я кузнеца жду в светелку свою,
И проходит назначенный срок, —
Сколько муки тогда я на сердце таю,
Словно камень на сердце мне лег...
Вдруг я слышу шаги, кто-то всходит ко мне,
Кто-то дверь растворил второпях...
Я на встречу лечу, я горю, как в огне,
И предательский трепет в руках.
Утомленный работою, сажей покрыт,
Торжествует, сияет кузнец...
Вот он обнял меня — и в восторге стучит
Нераздельная пара сердец.
Здесь ты, — так в сердце родное позволь
Выплакать горькие слезы,
Долгим страданьем назревшую боль,
Муки и скрытые грезы.
Плакать, я плакать хочу!
В неге припасть на кипучую грудь,
Дай голове многобедной,
Дай мне пугливою птичкой прильнуть,
Розой измученной, бледной.
Дай мне, о дай мне покой!
Дай, на чело я печать наложу
Огненной, трепетной ласки,
Дай, я единое слово скажу,
Слово чарующей сказки:
Ласки, я ласки хочу!