СЕРГЕЙ ШТЕЙН
1882-1955
В 1901 году поступил в Санкт-Петербургский университет. С юного возраста находился в литературном окружении: первой его женой была старшая, рано умершая сестра Анны Ахматовой Инна (по мужу Штейн, точнее - фон Штейн, (1885-1906), а сестра Штейна Наталья была замужем за сыном И. Анненского, поэтом Валентином (Кривичем). Печататься Штейн начал, насколько известно, в 1904 году в журнале "Славянские известия": там регулярно появлялись его переложения из западнославянской поэзии, преимущественно балканской. В 1906 г., когда он редактировал газету "Слово", в ее литературном отделе печатались А. Блок, В. Брюсов, Ф. Сологуб, И. Анненский, Н. Гумилев и др. Вскоре появилась и авторская антология: Сергей Штейн. Славянские поэты. Переводы и характеристики. СПб, 1908. Довольно высоко оценивая эту книгу, Гумилев в "Письмах о русской поэзии" указывал, что среди исключительно южно- и юго-западнославянских поэтов Штейн поместил в нее и свои переводы из Тетмайера, поляка; Гумилев пишет: "Нельзя же серьезно поставить глубокую польскую культуру наряду с молодыми культурами южных славян. Ведь тогда следовало бы включить в книгу и русских". Гумилев добросовестно заблуждался: первыми польскими поэтами "европейского уровня" принято считать таких, как Миколай Рей (1505-1569), Ян Кохановский (1530-1584), Миколай Сэмп Шажинский (ок.1550-1881), т.е. поэтов середины - второй половины XVI века; между тем первыми значительными поэтами Далмации, писавшими на сербском языке, были Марко Марулич (1450-1524), Шишко Менчетич (1457-1527), Джоре Држич (1461-1501); короче говоря, национальная сербскохорватская поэзия на полвека, если не на век, старше польской. Штейн, впрочем, ограничивался переводами из поэтов XIX века - только их поэтика и была ему родственна. Наряду с Николаем Новичем (Бахтиным) и Андреем Сиротининым Штейн оказался в числе переводчиков славянской поэзии начала ХХ века, принявших эстафету из рук Ф. А. Корша (1852-1915), имевшего в своих руках еще не так много материала по неизученным в России славянским литературам. В 1919 году вместе с отступавшей Северо-Западной Армией Штейн оказался в Эстонии, где получил подданство и место преподавателя в Тартусском университете, хотя дальнейшая его литературная судьба сложилась явно неблагополучно: в 1928 году он не смог защитить докторскую диссертацию, редактировавшаяся им газета "Последние известия" закрылась, не выдержав конкуренции с русской рижской газетой "Сегодня" - и он покинул Эстонию, не расплатившись с долгами и не вернув книги в университетскую библиотеку. Необычная история неудачной защиты Штейна породила миф, который культивировал с псевдонаучной точки зрения Борис Правдин, некогда руководитель Тартусского "Цеха поэтов" - т.н. "два Юрия, четыре Бориса" - а после войны... ну, пожалуй в лучшем случае - "советский поэт" (хотя есть основания подозревать гораздо худшее). Штейновский провал на защите он перенес на всю его преподавательскую деятельность. В статье "Русская филология в Тартуском университете" (1952 г.) он, в духе времени, пишет о низком уровне требований, предъявлявшимся к докторским диссертациям, приводя в пример работу Штейна: "Когда в 1928 г. белоэмигрант С. Штейн, подвизавшийся в Тартуском университете в качестве "приват-доцента", наскоро состряпал диссертацию, в которой пытался "доказать" сильнейшее влияние Э. Т. Гофмана на великого русского поэта Пушкина, бывшего якобы убежденным "мистиком", то диссертация эта была допущена к защите и даже напечатана в "Ученых записках" университета"". Все было шито белыми нитками: Штейн до конца дней оставался в эмиграции; лишь теперь видно, для чего и кем была сочинена легенда о роли Штейна как "Хлестакова от литературоведения". Занимался ли Штейн поэтическим переводом после выхода антологии в 1908 году - пока не удается установить.
ЙОВАН ЙОВАНОВИЧ-ЗМАЙ
(1833-1904)
* * *
На молитве пред Всевышним
Не молись подолгу, много:
Бог ведь добр, - и без молений
К нам нисходит помощь Бога.
Но желая счастья в жизни
Мне, себе, сынам любимым,
Молви сердцем кратко: "Боже,
Помоги моим родимым!"
* * *
Взял я гусли, петь желая
Золотого века дали,
Но порвал струну - и тая
Звуки долго умирали.
Чтобы песнь моя проклятая
Уняла мои печали,
Цитру взял я, - но рыдая
Струны снова замолчали.
И смеясь сказала вила:
"Для чего орленку крылья
Цепью спутать нужно было?
Почему ты юность губишь?
Видишь сам свое бессилье, -
Запоешь, когда полюбишь!"
ВОИСЛАВ ИЛИЧ
(1860-1894)
МОЛИТВА
Под звон призывный из церкви старой,
Когда забрезжит немой рассвет
И ветви вяза зашепчут робко
Лучам грядущей зари привет,
Душа с молитвой туда стремится,
Где обитает Всевышний Бог,
И просит тихо: "Да снидет ангел,
Покинув горний, святой чертог!
Пускай отныне, блуждая ночью,
Он снов угрюмых свивает тень,
Усталой мысли дарует силу
На новый, полный печали день…
И, осеняя крылом могучим,
Он в жизни новой меня спасет,
А в часть кончины со мной незримо
Опять направит в лазурь полет!"
АНТОН АШКЕРЦ
(1856-1912)
* * *
В равнине пустынной, залитой
Сиянием бледным луны,
Качается явор забытый,
Шумя средь ночной тишины.
Он темно-зеленой листвою
Так странно и грустно гудит,
Что кажется, странной мечтою
В тоске одинокой горит!
Есть липа вблизи: расцветает
Она каждый день все пышней,
И явор безумно желает
Объятий соседки своей.
О явор! О липе цветущей
Не думай: тебе суждены
Печали разлуки гнетущей
Да страсти бесплодные сны.
КАЗИМЕРЖ ПШЕРВА ТЕТМАЙЕР
(1865-1940)
ТЕНЬ ШОПЕНА
В полях цветущих, в садах, под сенью
Лесов густых
Он бродит бледной, ночною тенью,
Как греза, тих.
Он внемлет шуму дубрав прибрежных
В прозрачной мгле,
И звукам скрипок далеких нежных
В глухом селе.
Он ловит ухом осин дрожащих
Простой напев,
И слезы жалоб, в тоске молящих,
Печальных дев…
В сияньи лунной, порой ночами
Из лона вод
Русалка тихо следит очами
За ним встает;
За тем, кто слышит и погребальный,
Тоскливый хор,
И со звездою звезды хрустальной
Переговор,
Кто слышит сердце, что с болью жуткой
Дрожит без сил,
Кто внемлет жадно душою чуткой
Всему, чем жил.