На главную страницу

ЕВГЕНИЙ ТАРАСОВ

1882–1944

Учился в Петербурге, в Политехническом и Электротехническом институтах. Был исключен за занятия политикой; в 1902 году уехал в Париж, вернулся в Россию по поддельным документам. Первая книга ("Стихи 1903-1905") была уничтожена цензурой, вторая ("Земные дали", 1908) прошла незамеченной, разве что написал о ней Александр Блок: "Боже мой, какая возмутительно лишняя, слабая и бездарная книга!" Еще одну тоненькую книжку ("Стихотворения") выпустил Тарасов в 1919 году двумя изданиями, но дальше в литературу "не вписался". В советское время работал инженером, изредка выступая в печати как поэт-переводчик; был, в частности, участником "Антологии новой английской поэзии" (Л., 1937) М.Гутнера.


ДЖОРДЖ МЕРЕДИТ

(1828–1909)

ФЕБ У АДМЕТА

Когда был отменен приказ отцом богов,
Обрекший бога солнца на изгнанье,
Узнали пахари, кто им впрягал волов
И что за борозда зияла черной гранью,
Узнали пастыри, когда жестокий день
Клонился к западу своим горящим оком,
Чья флейта призывала ночи тень
И серебро сестры и свет ее широкий.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Прикончил стрекот свой багряных рой цикад,
Поник чертополох, сложив шелк серый пуха,
Лежат, как тени, густо пятна сонных стад,
Втянула ящерка свое пустое брюхо.
Неслышным ветерком нагнуло вдруг каштан,
Трава бежит вперед, как шифер небо стало;
Белелся молоком крылатый рой семян,
И юноши рука в калитку постучала.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Вода, отец певцов, в горах и по лугам
Ручей, земной певец, любимец солнца ранний,
О нем лишь пел и рябь гнал к тонким камышам,
Будя, кто спит, чтоб им наполнить слух журчаньем.
Воды целебный холод, врачеватель ран.
Божественный ручей, что небеса питали,
Широким зеркалом сверкал среди полян
Вокруг того, кому мы руку крепко жали.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Немало диких пчел спустилось к нам в поля,
Закинув колос вверх, стоит стеной пшеница;
И рады мы сбирать, что нам дала земля,
Хлеб, шерсть и гроздий сок, от коих так кричится.
Тогда рекой бежал в меха тугие сок,
И голос юноши звенел под небесами;
А девушки в кругу, щекой на кулачок,
А скот суется к ним холодными носами.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Зимой у камелька точили мы клинок
Копья, а тощий волк невольно скалил зубы,
Попавший в западни искуснейшей замок,
Как мокрый пень в огне, во злобе пенил губы.
Сосут ягнята мать, и прочь зима бежит
Перед шафраном, золотом новейшим года,
И красный стрелолист носами вверх торчит
Сквозь перья жесткие, как бы овцам в угоду.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Мы пели миф про бой титанов и богов,
Как скалы те, и ввысь земля войну взводила;
Про тех, что от любви спасалися оков:
Для них любимое прекрасно слишком было.
Текла приятно мысль, что труд тех светлых дней
Оплачен будет нам, трудиться ж в нашей власти.
Кто смело вел борьбу, смирял стада коней,
Плясал в кругу девиц, как мачта, свесив снасти.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

Цветы целебных трав, лишь показал их он,
Для нас во тьме лесов горят, как пламень юный.
Лишь научил играть – и мы уж слышим звон,
Хоть не натянуты еще у мира струны.
Вот, кончив труд, у ног его мы разлеглись, –
Гранаты треснувшие так лежат, краснея.
И состязания в искусствах начались,
Что радость в жизнь внося, жизнь делают добрее.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

С рогами в желобках, бараны, козы гор,
Что бороду в траве купаете росистой,
Быки, чей на полях блистает шкур убор,
Лавр, плющ и виноград – вы, что навес тенистый
Иль кровлю строите, что ищете лучей
И сеете листву в нагорные потоки!
Он был товарищ наш, и утром наших дней,
Оставив дом на нас, ушел в свой путь далекий.
        Бог, чьи непорочны
        Музыка, песня и кровь!
        День не померкнет в краю том,
        Где скрывал тебя темный покров.

КРИСТИНА РОССЕТТИ

(1830–1894)

Дoма

Когда я умер, дух мой стал
Искать родного дома сень.
Нашел. Вот дверь. Друзья в саду,
Где апельсины стелют тень.
Друг другу в чаши льют вино,
Закуской сливы служат им.
Шутят, смеются и поют:
Всяк знает – он любим.

Я слышал их живую речь.
Один сказал: «Мы завтра днем,
Минуя отмель, много миль
По морю отплывем».
Другой: «К гнезду орла дойдем –
Пока придет прилива час».
А третий: «Завтра будет день
Прекрасней, чем сейчас».

С надеждой «завтра» все твердят,
В нем светит радости звезда.
У всех их «завтра» на устах,
«Вчера» забыто навсегда.
Их полдень жизни так богат,
А я ушел в разгаре дня.
«Сегодня», «завтра» – все для них,
«Вчера» – лишь для меня.

И я дрожал, но дрожь мою
Не сообщил столу друзей.
Забыт! И грустно здесь стоять,
Но уходить еще грустней.
И я покинул дом родной,
От их любви ушел, как тень,
Как мысль о госте, что гостил
Всего один лишь день.