ЭДВАРТС ВИРЗА
1883 – 1940, Рига
Литературная деятельность этого талантливейшего среди латышских писателей началась в первые годы ХХ века, притом поэтический перевод многие годы занимал в ней немалое место: Вирзе принадлежат изданные сразу после обретения «первой республикой» независимости книги избранных переводов на латышский язык Эмиля Верхарна и французской лирики XIX века, а в 1930 – книги избранной лирики поэтов французского Возрождения. Еще раньше он печатал переводы из Яна Райниса на русский язык, притом не только в горьковских сборниках; он был по сути своей трилингвален (писал еще по-французски), и латышский язык, на котором написан его великолепный роман «Страумени» (название хутора) (1933) получил в его лице первого классика европейского значения.
Когда в 1938 году И.А. Бунин, уже Нобелевский лауреат, посетил Латвию, с блестящим прозаиком и хорошим поэтом Эдвартсом Вирзой увидеться он не старался. Видимо, Бунин что то-то знал о том, как Вирза выступил против постановки райнисовской пьесы «Илья Муромец» в театре «Дайлес», усмотрев в ней пропаганду «русского большевизма». Не зря его покровитель, «вождь народа» Карлис Улманис постановил: «Все русское, приходит оно с востока или с запада, нам не нужно». Стоит ли удивляться после этого, что переводы Вирзы из Райниса на столетие попали в забвение?
ЯН РАЙНИС
(1865-1929)
ПЕСНЯ ДЕВУШКИ
Не пой так грустно, соловей, –
Дай отдохнуть душе моей!
В слезах томилась я всю ночь,
Тоску не в силах превозмочь…
Душа моя темна, грустна, –
Твоими песнями полна.
С постели встану я чуть свет –
В тех комнатах и солнца нет,
Там копоть ламп, там пыль одна,
Там жизнь моя погребена,
Там, где под бой часов в тени
Проходят вечера и дни.
И ночь, и утреннюю тишь
Ты звонкой песней огласишь.
Ты не замолкнешь до утра,
Когда к работе мне пора.
Не пой так грустно, соловей, –
Дай отдохнуть душе моей!
БУРНОЕ ВРЕМЯ
1.
На небе облако высоко поднялось,
И солнца лик в тяжелом мраке скрылся.
Под ним огонь, что пламенел и лился,
Растрепан падает, как золот волос.
Но облако растет – в испуге сердце ноет;
Полнеба темнотой уже заволоклось.
Гнетет упавший дух и бледность щеки кроет.
Ложится на душу неведеньем сплин,
Желанья жаждут дальних солнечных равнин.
2.
Но облако ползет все выше и темней, –
Лучи и свет давно у тьмы в неволе...
Уж небеса гудят, молчит угрюмо поле,
И ласточки кружат так низко средь полей.
Вдруг грянул гром и вот внезапно буря
Все превращает в рев, и свист, и треск, и вой.
Ломает лес, речные глади хмуря,
Ломает, топчет жизнь безжалостной ногой,
Терзает лик земли от ярости слепой.
3.
Вот все подавлено – покрылась мраком твердь.
Зарниц несмелый блеск. Ночь в ужасе застыла.
И дождь заморосил во мгле туманной. Сила
Взяла свое, – стоит, как стража, смерть.
Бессилен дух и тяжелеют вежды –
В сердцах лишь редких скрыт огонь, чтоб вновь
Мысль разжигать, души вспугнуть надежды.
Ночь холодна, дождь проникает в кровь,
В болотах стоны мрачных голосов.