КАСЫДА

Открой свой лик: садов, полных роз, я жажду,
Уста открой: меда сладостных рос я жажду,

Откинув чадру облаков, солнце, лик свой яви,
Чтоб радость мне блеск лучезарный принес, я жажду.

Призывный звук твой слышу и вновь лететь,
Как сокол в руке царя – к свершению грез я жажду,

Сказала ты мне с досадой: “Прочь от меня!”
Но голос твой слышать и в звуке угроз я жажду,

Сурово ты молвишь: “Зачем не прогнали его?”
Из уст твоих слышать и этот вопрос я жажду,

Из сада друга, о ветер, повей на меня;
Вдохнуть аромат тех утренних рос я жажду.

Та влага, что небо дает, – мгновенный поток;
Безбрежного моря лазури и гроз я жажду.

Как Иакова вопль – “Увы мне!” – звучит мой крик:
Иосифа зреть, что – любимый – мне взрос, я жажду.

Мне без тебя этот шумный город – тюрьма;
Приютом избрать пустынный утес я жажду.

На площади с чашей, касаясь любимых кудрей,
Средь пляски вкусить сок сладостных лоз я жажду.

Мне скучно средь духом убогих людей:
Чтоб дружбу Али или Рустама рок мне принес, я жажду.

Лишь мелкая пыль – красота в руках у людей:
Такой, как руды в земле мощный нанос, я жажду.

Я нищий, но мелким камням самоцветным не рад:
Таких, как пронизанный светом утес, я жажду.

Мне горько, что в грустном унынии люди вокруг,
Веселья, что дарит напиток из лоз, я жажду.

На сердце скорбь, что в плену у египтян народ:
Чтоб лик сын Имрана Муса меж нами вознес, я жажду

Иные скажут: “Искали мы – не нашли”.
Того лишь, чего не найти, как венца моих грез, я жажду.

Мне черни бессмысленной брань замкнула уста,
И вместо песен лишь горестных слез я жажду.

Светильник зажегши, ходил вокруг города шейх:
“Чтоб путь к человеку мне не зарос, я жажду”.

Но дух мой чрез жадность стремлений давно перешел:
Чтоб к вечной основе чрез мир он пророс, я жажду.

От зренья он скрыт, но всякое зрение – он;
Чтоб дух меня в тайне творящий вознес, я жажду.

Вот исповедь веры, и сердце мое пьяно,
Стать веры напитком из жертвенных лоз я жажду.

Я – лютня любви, и ее напевом звуча,
Быть звуком, что в рай Османа унес, я жажду.

Та лютня поет, что в страстном желании – все;
Владыки всех благ милосердия слез я жажду.

Певец искусный, вот песни твоей конец,
Вложить лишь в нее страстный вопрос я жажду:

Шамс – слава Тебриза – зажжешь ли любви нам зарю?
Как слов Сулеймана удод, аромата тех роз я жажду.

* * *

Любовь – это к небу стремящийся ток,
Что сотни покровов прорвал и совлек.

В начале дороги – от жизни уход,
В конце – шаг, не знавший, где след его лег.

Не видя, приемлет любовь этот мир,
И взор ее – самому тленью далек.

«О сердце, – вскричал я, – блаженно пребудь,
Что в любящих ты проникаешь чертог,

Что смотришь сверх грани, доступной для глаз,
В извилинах скрытый находишь поток.

Душа, кто вдохнул в тебя этот порыв?
Кто в сердце родил трепетанье тревог?

О птица! Своим языком говори –
Понятен мне тайн сокровенный намек».

Душа отвечала: «Я в горне была,
Чтоб дом мой из глины Создатель испек;

Летала вдали от строенья работ –
Чтоб так построенья исполнился срок;

Когда же противиться не было сил –
В ту круглую форму вместил меня рок».

* * *

Когда бы дан деревьям был шаг или полет –
Не знать ни топора им, ни злой пилы невзгод.

А солнце если б ночью не шло и не летело –
Не знал бы мир рассвета и дней не знал бы счет.

Когда бы влага моря не поднялась до неба –
Ручья бы сад не видел, росы не знал бы плод,

Уйдя и вновь вернувшись, меж створок перламутра –
как станет капля перлом в родимом лоне вод.

Не плакал ли Иосиф, из дома похищаем,
И не достиг ли царства и счастья он высот?

И Мухаммад, из Мекки уехавший в Медину, –
Не основал ли в славе великой власти род?

Когда путей нет внешних – в себе самом ты странствуй.
Как лалу – блеск пусть дарит тебе лучистый свод

Ты в существе, о мастер, своем открой дорогу –
Так к россыпям бесценным в земле открылся ход.

Из горечи суровой ты к сладости проникни –
Как на соленой почве плодов душистый мед.

Чудес таких от Шамса – Тебриза славы – ждите,
Как дерево – от солнца дары своих красот.

* * *

Я – живописец. Образ твой творю я каждый миг!
Мне кажется, что я в него до глубины проник.

Я сотни обликов создал – и всем я душу дал,
Но всех бросаю я в огонь, лишь твой увижу лик.

О, кто же ты, краса моя: хмельное ли вино?
Самум ли, против снов моих идущий напрямик?

Душа тобой напоена, пропитана тобой,
Пронизана, растворена и стала, как двойник.

И капля каждая в крови, гудящей о тебе,
Ревнует к праху, что легко к стопам твоим приник.

Вот тело бренное мое: лишь глина да вода...
Но ты со мной – и я звеню, как сказочный родник!

* * *

О ты, чьим ликом осиян, возрос цветник тюльпанный жизни,
Вернись! Увянет без тебя весною цвет румяный жизни!

Хаоса мрачный океан не угнетает мысли тех,
Кому дано в твоих устах увидеть круг избранный жизни.

Когда потоки слез текут – меня осудишь ли за то?
В единой скорби о тебе душа проходит страны жизни.

Я жив, но жизни нет во мне – и кто дивился бы тому?
Разлуки дни со счета сбрось – ведь это – лишь изъяны жизни!

В земном пути со всех сторон напастей полчища грозят,
И гонит, повод затянув, наездник неустанный жизни.

В тот краткий миг, когда тебя еще мне можно лицезреть,
Будь в помощь мне! В моих путях не вижу я желанной жизни.

В пирах доколе ночи длить, и утро сладостное – в сне?
Проснись! Уж время отошло свободы невозбранной жизни.

Вчера прошел он, но ко мне и взора он не обратил…
О сердце бедное, тебе мелькнули лишь обманы жизни!

Хафез, пиши свои слова, чтоб на страницах бытия
Служили памятью они и грамотой охранной жизни.

* * *

Мой скудный жребий тяжек, подъем дороги крут,
Унижен я пред теми, кто гордостью надут.

И только лишь коснувшись кудрей, в безумьи страсти
Я гордо выпрямляюсь, не зная рабьих пут.

Что делается в небе – у глаз моих спроси ты:
Я до утра считаю по звездам бег минут.

Я в знак благодаренья уста целую чаши –
Здесь ключ великой тайны и знанья тихий пруд.

И также благодарен рукам моим я слабым:
Терзать они не могут насильем бедный люд.

Когда в стихах воздал я хвалу винопродавцам –
Я мздою справедливой почтил их добрый труд.

Ведь ты не пожелаешь поднять меня из праха,
Хотя б из глаз катился слезами изумруд!

Не укоряй, что плачу я кровью в этих долах:
Как муки коз мускусных удел прозренья лют.

Пусть голова Хафеза пьяна, но мне надежной
Иной главы забота и милостивый суд.

* * *

К этой двери искать не чины и почет я пришел, –
Чтоб убежище здесь мне найти от невзгод, я пришел;

Я к жилищу любви – от черты, где нет жизни – иду,
И в страну бытия, совершив переход, я пришел.

Я твой смуглый увидел пушок, и из райских садов
Мандрагоры потребовать сладостный плод я пришел.

С тем сокровищем разума, что под охраной небес,
К двери шаха просить подаянья щедрот я пришел.

О спасенья корабль! Твоих милостей якорь ищу –
Утопающим в скверне средь милости вод я пришел.

Гибнет честь! Изойди же дождем, омывающим грех!
До конца подведя черных дел моих счет, я пришел.

Брось, Хафез, власяницу свою – вздохов жарким огнем
Попалить лицемеров неправедный род я пришел.

ПЕГАС В ЯРМЕ

На некий конный торг, быть может в Хаймаркет,
Где также за товар иные вещи сходят,
Однажды с голоду поэт
Пегаса продавать приводит.
Заржал тут звонко Гиппогриф,
Стал на дыбы, выказывая стати.
Все изумлялись: «Ах, как горделив!
Вот царский конь! Да жалко, что некстати
Нелепых пара крыл уродует слегка, –
А то его бы в лучшую карету! –
Порода, говоришь, редка?
Да только в воздухе дорог проезжих нету –
Бросать ли на ветер монету!»
Нашелся фермер тут один: «Ну что ж,
От крыльев, – говорит, – и впрямь нет толку,
Да можно их остричь иль подвязать на холку –
Тогда в упряжку будет конь хорош.
На двадцать фунтов я рискну, пожалуй».
В восторге продавец товар спустить лежалый.
Бьют по рукам. Наш Ганс берет узду
Да и домой с добычей в поводу.

В оглобли Ганс Пегаса впряг,
Но гордый конь, почувствовав, что связан,
Понесся бешено, – ему бы взвиться разом! –
Ярма снести он не хотел никак
И опрокинул воз в овраг.
«Ну ладно, – молвил Ганс, – такой скотины бойкой
В телегу не впряжешь, я буду впредь умней.
Поеду вот в карете тройкой, –
В пристяжке он пойдет уже дружней.
Скотина резвая других заменит пару,
А годы ей посбавят жару».

Почин был неплохой. Конь с первого скачка
И клячам придал прыть – стрелою мчат повозку.
Но дальше что? Глядеть любил он в облака,
Сноровки нет ступать по почве жесткой.
И вот, покинув колею,
Явил природу истую свою:
Летит по кочкам он, чрез пахоту, по лугу,
Упряжка вся – за ним, как бешеная, вскачь.
Бессильны вожжи – хоть кричи, хоть плачь! –
Пока, к всеобщему испугу,
Карета, изломавшись до рессор,
Внезапно стала на вершине гор.

«Ну, так уедешь недалеко! –
Тут молвит Ганс, наморща умный лоб, –
Нет в бешеном драконе прока!
Но вот последняя из проб:
В работу взять да не кормить до срока», –
Проделан опыт. Конь, и не прошло трех дней,
Из гордого животного стал тенью.
«Вот, – Ганс кричит, – мое изобретенье!
Впряжем-ка лошадь в плуг и с ней
Быка – из тех, что посильней!»

Сказал – и сделал. В паре смехотворной
Идут крылатый конь и бык упорный.
Невольно тянет ввысь, напрягши мышцы, гриф –
Ему взлететь хотелось по привычке,
Но шаг быка сдержал его порыв,
И Феба гордый конь идет с быком на смычке!
Остаток сил сжигал его огонь,
Сопротивленьем тяжким сдержан,
И наземь пал богов прекрасный конь,
Судьбою горькою во прах повержен.

«Проклятый зверь! – тут загремела брань,
И свищет яро Гансов кнут тяжелый, –
Для пахоты – и то негодна эта дрянь,
И стал я жертвой плутни голой!»

Пока он так ярился и кнутом
Размахивал, проходит тем путем
Какой-то молодец веселый.
Звенящей лиры струн касался он,
А в волосах кудрявых, пламенея,
Из золота был венчик заплетен.
«Ай, друг, а не нашел ты пары почуднее? –
Кричит веселый человек. –
С быком – да птица рядом! Что за шутка?
Такого не найдешь вовек!
Ты дай коня мне на минутку
Попробовать, тогда поймешь,
На что твой конь чудесный гож».

Свободен от ярма Пегас,
И на спину ему сел юноша с улыбкой,
Почуял конь тут мастера как раз –
Он тянет повод, быстрый глаз,
Как молния, сверкает; стройный, гибкий –
В нем прежней твари нет следа:
Он – царь, дух, бог! И без труда
Он, крылья распустив, летит, как буря,
Во всю их мощь, и к небу держит путь.
И, прежде чем наш Ганс успел взглянуть,
Он скрылся в пламенной лазури.

ПОМПЕЯ И ГЕРКУЛАНУМ

Что за чудо свершается? Жаждая, землю молили
        О родниках мы, и вот что нам явилось из недр!
Есть ли жизнь и там? Под лавой живет ли сокрыто
        Новое племя? На свет может ли прошлое встать?
Римляне, греки, сюда! Смотрите – открыта Помпея
        Древняя и возрожден град Геркулеса опять.
Гребни фронтонов восходят, широкие портики снова
        Сени раскрыли. Сюда! Их населите скорей!
Вновь открылся театр обширный. Пускай же ворвутся
        В семь проходов его бурные толпы сюда.
Что же вы медлите, мимы? Пусть совершается жертва
        Сыном Атрея, и хор гибель Оресту сулит.
Арка победы куда нас ведет? Узнаете ль форум?
        Что за фигуры сидят в креслах курульных вокруг?
Ликторы, ваши секиры вперед! На судейское кресло
        Претор пусть сядет, пред ним станут ответчик, истец.
Чисты широкие улицы, возле домов протянулись
        Ленты из каменных плит – выше дороги большой.
Выдвинут крыши навес, изящные комнаты дома
        Дом обступили кругом, тихим уютом дыша
Ставни откройте скорей, так долго ржавевшие двери –
        Жуткую ночь разгони, солнечно-радостный день!
Скамьи вокруг – посмотри – изящной линией стали,
        Гладкий пол запестрел красками каменных плит,
Роспись на стенах еще свежа в гармонии красок.
        Где же художник? Ведь он только лишь кисть отложил!
Полон набухших плодов, прихотливо цветами украшен,
        Лики картин окружил рамкой веселый фестон.
С полной корзиной Амур здесь пробегает Игриво,
        Гении там среди лоз красное давят вино.
В пляске вакханка несется, а там заснула, уставши;
        Тихо подкравшийся фавн глазом несытым глядит;
Вон она гонит центавра, одним лишь опершись коленом,
        Скачет на быстром, и тирс прыти ему придает.
Мальчики! Мешкать не время! Вот здесь наготове посуда!
        Девушки, живо – полней этот этрусский кувшин!
Вот и треножник стоит на сфинксах мощно-крылатых –
        Жару давайте! Рабы, быстро раздуйте очаг!
Всё закупите – вот деньги вам с профилем мощного Тита.
        Здесь лежат и весы, гирьки все налицо.
Свечи зажженные вставьте в прекрасно отлитый светильник,
        Маслом прозрачным пускай медную лампу нальют.
Что же в шкатулке здесь? Девушки, то жениховы подарки –
        Серьги из золота здесь, много блестящих камей.
Ванну невесте готовьте душистую – вот ароматы;
        Есть и румяна еще в этом прозрачном стекле.
Где же, однако, мужчины? Где старцы? Музей величавый
        Свитков редкостных клад в грудах еще сохранил.
Грифель найдете вы здесь для письма, восковые таблицы;
        Убыли нет никакой – все сохранила земля.
Также на место встают и пенаты, выходят из праха
        Боги опять. Отчего ж нет на месте жрецов?
Стройный в бедрах Гермес замахнулся своим кадуцеем,
        Легок Победы полет ввысь из державшей руки.
Так же, как прежде, на месте стоят алтари; о зажгите, –
        Долго не видел их бог, – жертвы зажгите ему!