На главную страницу

БОРИС ГУРЕВИЧ

1889, Умань – 1964, Нью-Йорк

Поэт и философ; родился в семье раввина. Среднее образование получил в Киевской 4-й гимназии, которую окончил в 1907 с золотой медалью. После гимназии окончил юридический факультет Киевского университета; окончил последний с похвальным отзывом за работу по английской философии права. «Книгу космической поэзии» Гуревича «Вечно человеческое» (1912), пропагандирующую поэзию «сциентизма», никто даже не листал – она была сразу конфискована. В 1913 уехал в Германию, где работал во Фрейбургском университете. Редактировал в Киеве журнал «Голос жизни». Читал лекции по философии при Молодежной христианской ассоциации (ИМКА) в Константинополе. Занимался литературной и политической деятельностью, выступал с лекциями и докладами, в том числе в 1927 в Союзе молодых поэтов и писателей. Автор ряда работ по истории философии. Поэт, прозаик, публицист, выступал со своими литературными вечерами. С 1937 года жил в США, занимался правовыми и гуманитарными вопросами, выдвигался на Нобелевскую премию Мира (1957). Умер Гуревич от сердечного приступа.


ИЕГУДА ГАЛЕВИ

(до 1075 – после 1141)

* * *


I
Проснись, мой друг, скорей от сна, хочу – тебя,
Хочу твой лик испить до дна, хочу – любя,
Когда во сне твоем лобзанье жжет уста,
То разгадать такой сон зовет меня мечта.

II
Из роз ланиты, их глаза срывают,
И грудь – гранаты, жатва дерзких рук,
Уста к устам-угольям приникают
Щипцами, а коса – в нетайный демон мук!

III
В тот день баюкала его я на коленях.
И увидал в моих зрачках я образ свой.
Проказник милый, целовал мне очи:
Не их он целовал, а образ, мне родной.

IV
Могла, шутя, наряд обмыть, обмыть в ручье
Из слез моих, и солнцем чар его сушить.
Родник с водой не нужен ей: глаза при мне,
И солнцу лик ея сиянью не учить!



* * *

И стихли волны, сразу замолчали,
Как овцы, прилегли и замолчали,
И Ночь над ними тихо появилась.
Горящей лестницей спускалось солнце в дали.
И рать небесная, с Вождем-Луной, сверкнула,
И Ночь-Цыганка в златотканной шали,
Где темной золото оправлено лазурью.

И в сердце моря звезды трепетали,
Как странники, изгнанники без крова;
И отсветы, как звезды, свет рождали,
Блуждая в сердце моря словно пламя;
И Лик волны, и Лик небес предстали
Подобны ночи, морю – все в сверканьи,
Прозрачно все, и небо – море дали,
И оба моря страстно обнялися.

Средь них мое трепещет третьим сердце,
В волнах, напевов мчась, как море, в дали.


ЯН КОХАНОВСКИЙ

(1530-1584)

ТРЭНЫ

Твердо уверен – ошибки не будет!
Краток иль долог земной наш уют,
Цел ли корабль мой усталый прибудет,
Жалкие ль доски его приплывут –
Буду, однако, у брега,
Там, где последняя нега,
Смерть устремленью, и сон зачарованный
И господам, и рабам уготованный.

Кто ж так безумен из странников света,
Чтоб не желать пронестись по пути,
С легкостью яркого, верного лета,
Шторм, непогоду, беду обойти?!
Всем так желанна
Греза, – обманна –
Сердце не учит дороге, безвольное:
Слезы его сторожат, безглагольныя!

Море коварно – прославленных скал
Много укрыто под дремлющей влагой, –
Здесь, – златовенчан! – почет восседал,
Там – легкокрылая слава с отвагой,
Где-то злосчастная скупость!
Копит без устали тупо...
Страсть, наслажденья, краса расточительная,
Рядом нужда, покаянье мучительное.

Там же и кривда, и зависть проклятая
– Нищая с ней добродетель – свята, –
Скалы встают нам навстречу, заклятыя,
Минули эту, кивает нам та.
Мудрый, томишься ты! Трудно
Цели достигнуть столь чудной,
И не погибнуть, блуждая без устали, –
Детское все упованье – не пусто ли?

Разве Господь возжелает направить,
Истинный Вождь и немеркнущий Разум!
Милостив будь! Укроти к своей славе
Тяжкую бурю – спасительным глазом
Гавани дальней огни
К бездне валов наклони,
Да, осененные благостным взором,
Тихо уснем за коварным простором!


К БЕЗДЕЛУШКАМ

Милы безделушки, нежныя, бесценны!
В вас влагаю тайны грезы неизменной,
Ласково ль со мною речь ведет фортуна
Или речь сурова – шлю вам сердца струны!

Если бы нашелся дух трудолюбивый,
Что искал в вас мысли, тайны и порывы,
Вы ему скажите – пусть он труд оставит,
Лабиринт опасен – кто его направит?

Нет ни Ариадны, ни клубков и нитей,
Чтоб уйти из круга – лучше не входите!


АДАМ МИЦКЕВИЧ

(1798-1855)

МАТЕРИ-ПОЛЬКЕ

О, полька-мать! Когда в очах у сына
увидишь светоч гения живой,
и благородный облик властелина
с чела сверкает правдою былой;
и если, круг ровесников покинув,
бежит дитя за думкой старика,
и слушает о чести властелинов,
о подвигах, что ведали века...
– О, полька-мать! Страшны его забавы!
Склонись пред образом Пречистой ты...
– В ея груди ты видишь меч кровавый?
Таким пронзят тебя за детские мечты!

Узнай – хоть вся земля цвети в любовной силе,
согласно пусть живут народы и вожди, –
но сына поведет бесславный бой к могиле,
святой – без воскресенья впереди!
так, с детства, шли его в угрюмую пещеру,
где мысли над гнилой рогожею цветут,
где испарения удушливы и серы,
и делит грязный гад его ночной приют.

там он научится ползти в подполье гневно,
и в бездне дум неуловимым жить.
как воздухом гнилым, шептанием напевным
в личине мертвых змей над миром ворожить.

спаситель наш ребенок в Назарете
играл крестом и мир им искупил...
– О, полька0мать! Игрушки есть на свете,
дитя к забавам я бы приучил!..

Заранее обвей ему цепями руки,
впрягаться в тачку стан его учи,
чтоб не бледнеть пред топором от муки
и не краснел, как кликнут палачи...
ведь не идти ему, как рыцарям былого,
поднят в Сионе древний Крест Честной,
и не пахать ему поля свободы новой,
как светлым витязям кровавою весной.
пошлет ему призыв предатель незнакомый,
клятвопреступный суд борьбу с ним поведет,
в болотах грянет бой, в низинах сгинут громы,
и всемогущий враг присудит эшафот.

плитой надгробною – разбитый, обреченный! –
стоят сухие виселиц столбы...
слезой прощальною промчатся женщин стоны,
да потаенный вздох средь пасынков судьбы...


СИГИЗМУНД КРАСИНСКИЙ

(1812–1859)

* * *

От слез и крови мутны мчатся волны жизни
В пучинах бесприютны глухие укоризны,
Вдали туман овеял пучину снов былого,
А будущего море пылает кровью новой,
Вокруг пловцов темнее пространство ледяное,
И вопль за воплем реет:
            Проклятье – надо мною!