На главную страницу

БОРИС ИРИНИН

1893, дер. Заплюсье Лужского уезда Петеpбуpгской губернии – 1964

Подлинная фамилия – Борис Бурштын. Начал печататься в 1913 году. Учился в Московском университете, но в 1918 году, недосдав последние экзамены, добровольцем ушел в красную армию. Служил на Западном фронте. Попал в Смоленск, где остался и жил до 1938 года. Работал как театральный критик, много печатался как поэт-переводчик. Иринин известен как автор лучшего перевода поэмы «Нарспи», принадлежащего перу классика чувашской поэзии Константина Иванова (1890–1915); в целом с 1938 года жизнь Иринина была целиком посвящена поэтическому переводу «с языков народов СССР». Архив Иринин хранится в Москве, в РГАЛИ.


АНТАНАС ВЕНАЖИНДИС

(1841–1892)

* * *

Не верь никогда нам,
Мужчинам, девица,
Коль мы о приданом
Спешим сговориться.

Такой не голубит
Жену после свадьбы,
Он мигом разлюбит, –
Лишь денежки взять бы!..

Не нужно такому
Жены домовитой, –
Сундук только дома
Стоял бы набитый.

Не ищет в невесте
Красы он и пыла,
Пусть будет без чести, –
Добро бы лишь было.

Не надо такому
Надежной подруги,
Которой знакомы
Житейские вьюги,

Ни рук, что готовы
Утешить, не надо,
Ни доброго слова,
Ни теплого взгляда.

К беднячке разумной
Не слал бы он свата,
А взял и козу бы –
Была бы богата!

У парня такого
Любовь по расчету.
Не дав ему слова,
Спровадь за ворота!

Пусть ездит! За что же
Желать ту плохого?
Свое-то он прожил,
Так ищет чужого.

Быть может, и долгу
У бедного с тыщу,
Коль зря он так долго
Хоть сотенку ищет?..

Житье там дурное –
То видно всегда нам, –
Где деньги – женою,
А та – лишь приданым.



* * *

Кто там пьяным криком воздух в клочья раздирает?
Ах, не наш ли то родитель из корчмы шагает?
          «Где нам, маменька укрыться?
          Ой вы, братцы, ой, сестрицы,
                    Как нам быть? Как нам быть?»

– «Прячьтесь, прячьтесь, детки, прячьтесь в самом темном месте–
Кто – под печку, кто – за печку попроворней лезьте!
          А отца, хоть и больная,
          Встречу как-нибудь одна я,
                    Как смогу, как смогу!»

– «Что за черт? – вопит хозяин. – Тьма, как в преисподней!
Глянем, что жена поставит мне на стол сегодня?
          Ну! Куда ты задевала
          Колбасу, капусту, сало?
                    Подавай! Подавай!»

– «Что я дам, коль нет ни крошки ни в избе, ни в клети?
Я – едва таскаю ноги, голодают дети.
          Ты же пропил все до тряпки!
          Вон опять пришел без шапки
                    Из корчмы, из корчмы!»

– «Цыц! Молчать! Ты нынче что-то разошлась некстати!
Целый день, небось, валялась, падаль, на кровати?
          Не гневи меня ты сдуру!
          Как спущу с тебя я шкуру, –
                    Будешь знать! Будешь знать!»

И, схватив ее, терзает, как наседку коршун,
Щиплет, бьет, ногами топчет, а жена все горше
          Плачет и взывает к богу…
          «Сука! Бог твой на подмогу
                    Не придет! Не придет!»

Слыша крик, соседский мальчик бросился куда-то
И позвал сестре на помощь он родного брата.
          Видит тот: сестра чуть дышит,
          А в углу – гурьба детишек,
                    Все в слезах, все в слезах!

«Что ты, зять, опомнись! Или не в своем уме ты?
Так жену свою недолго не согнать со света!
          А не жаль детишек малых –
          Так за горло ты бы взял их,
                    И конец! И конец!»

– «Эй! Получишь по затылку! Эй, не лезь ты, шурин!
Заработаешь ты шишку с пол-арбуза, дурень!
          Коли за сердце задело, –
          До родства мне нету дела,
                    Видишь сам! Видишь сам!

Чем учить, припомни лучше род ты нищий свой-то!
Не состряпаешь мне дела, где тебе до войта!
          Зря ль я пил со старшиною?
          Волость в дружбе вся со мною!
                    Кто мне враг? Кто мне враг?»


* * *

Звездами надежды отблестели,
Все в глазах моих черно, как ночью!
Красоту ль под ноги мне стелют
Или поят горькой желчью, –
          Мне все равно! Мне все равно!

Будь венок мой из чертополоха,
Будь из руты, – бог с ним! Хорошо ли
Обо мне вы скажете иль плохо, –
В том ни радости, ни боли.
          Мне все равно! Мне все равно!

Буду ль жить я во дворце над долом,
Весь в шелку, беспечный, точно птица,
Буду ль, дни влача в труде тяжелом,
В нищей хижине ютиться, –
          Не все ль равно? Не все ль равно?

Тот, кто умер, слеп и глух, – укрыла
От него все в мире крышка гроба;
Крест ли ему ставят на могилу,
Проклинают ли со злобы, –
          Мне все равно! Мне все равно!

В сердце кровь уж запеклась; унылый,
Я живу с закрытыми глазами!..
Тех, кто рад был сплетням, не бранил я
И спасибо не сказал им, –
          Мне все равно! Мне все равно!

Мягко ль, жестко ль – трупу безразлично;
Целое ли мне еще столетье
Или только день в тоске привычной
Суждено прожить еще на свете, –
          Мне все равно! Мне все равно!
          Мне все равно! Мне все равно!




* * *

За дальнею горкою солнышко село,
В дремотной теплыни земля разомлела.
Устал ветерок, приутих, не резвится,
Умолкли певуньи – веселые птицы,
И звездочки в небе зажглись понемногу
И молятся там вседержителю-богу.
Померкший денек удалился на отдых,
Царит тишина на земле и на водах,
Как будто и речка, и луг, и дорога
В молчаньи торжественном слушают бога…
Всех ноченька-мать тишиной усыпляет,
И только соловушка не засыпает!
До света поет он и жалобно свищет,
Как будто сочувствия в горести ищет.
С чего, наша радость, так горько ты стонешь
И сон от себя благодетельный гонишь?
Какое несчастье, скажи мне на милость,
Покой твой похитив, с тобой приключилось?
Быть может, твоя улетела подружка,
И ты от любви изнываешь, пичужка?
Да нет же! Они притаились в сторонке,
Задумчиво слушая голос твой звонкий.
Тебя твоя милая любит, так что же
Печалит тебя, твое сердце тревожа?..
Нет жизни привольней, чем жизни, и краше –
Повсюду проносят вас крылышки ваши…
Усни, соловей, моя добрая птица!
Один я останусь, мне сном не забыться.
Подумаю здесь я, я здесь потоскую,
И сам я спою себе песню такую:
Язык человеческий свел со мной счеты,
Меня одолели мирские заботы,
И сон не приходит, и сердцу так больно,
Что слезы глаза мне туманят невольно.
Как жить тяжел в неизбывной печали!
Забыться б, уснуть мои думы мне дали!
Пускай хоть навеки в холодной могиле
Листки, шелестя бы, меня усыпили
И тихо под ветром, летящим из дали,
Мне, сонному, всё о любви бы шептали,
И голос бы нежный – всех звуков чудесней –
Баюкал и пел мне любовные песни.
Тогда б и душа отдохнула, и тело,
И, может быть, сердце не так бы болело?..