БОРИС ИРИНИН
1893, дер. Заплюсье Лужского уезда Петеpбуpгской губернии – 1964
Подлинная фамилия – Борис Бурштын. Начал печататься в 1913 году. Учился в Московском университете, но в 1918 году, недосдав последние экзамены, добровольцем ушел в красную армию. Служил на Западном фронте. Попал в Смоленск, где остался и жил до 1938 года. Работал как театральный критик, много печатался как поэт-переводчик. Иринин известен как автор лучшего перевода поэмы «Нарспи», принадлежащего перу классика чувашской поэзии Константина Иванова (1890–1915); в целом с 1938 года жизнь Иринина была целиком посвящена поэтическому переводу «с языков народов СССР». Архив Иринин хранится в Москве, в РГАЛИ.
АНТАНАС ВЕНАЖИНДИС
(1841–1892)
* * *
Не верь никогда нам,
Мужчинам, девица,
Коль мы о приданом
Спешим сговориться.
Такой не голубит
Жену после свадьбы,
Он мигом разлюбит, –
Лишь денежки взять бы!..
Не нужно такому
Жены домовитой, –
Сундук только дома
Стоял бы набитый.
Не ищет в невесте
Красы он и пыла,
Пусть будет без чести, –
Добро бы лишь было.
Не надо такому
Надежной подруги,
Которой знакомы
Житейские вьюги,
Ни рук, что готовы
Утешить, не надо,
Ни доброго слова,
Ни теплого взгляда.
К беднячке разумной
Не слал бы он свата,
А взял и козу бы –
Была бы богата!
У парня такого
Любовь по расчету.
Не дав ему слова,
Спровадь за ворота!
Пусть ездит! За что же
Желать ту плохого?
Свое-то он прожил,
Так ищет чужого.
Быть может, и долгу
У бедного с тыщу,
Коль зря он так долго
Хоть сотенку ищет?..
Житье там дурное –
То видно всегда нам, –
Где деньги – женою,
А та – лишь приданым.
* * *
Кто там пьяным криком воздух в клочья раздирает?
Ах, не наш ли то родитель из корчмы шагает?
«Где нам, маменька укрыться?
Ой вы, братцы, ой, сестрицы,
Как нам быть? Как нам быть?»
– «Прячьтесь, прячьтесь, детки, прячьтесь в самом темном месте–
Кто – под печку, кто – за печку попроворней лезьте!
А отца, хоть и больная,
Встречу как-нибудь одна я,
Как смогу, как смогу!»
– «Что за черт? – вопит хозяин. – Тьма, как в преисподней!
Глянем, что жена поставит мне на стол сегодня?
Ну! Куда ты задевала
Колбасу, капусту, сало?
Подавай! Подавай!»
– «Что я дам, коль нет ни крошки ни в избе, ни в клети?
Я – едва таскаю ноги, голодают дети.
Ты же пропил все до тряпки!
Вон опять пришел без шапки
Из корчмы, из корчмы!»
– «Цыц! Молчать! Ты нынче что-то разошлась некстати!
Целый день, небось, валялась, падаль, на кровати?
Не гневи меня ты сдуру!
Как спущу с тебя я шкуру, –
Будешь знать! Будешь знать!»
И, схватив ее, терзает, как наседку коршун,
Щиплет, бьет, ногами топчет, а жена все горше
Плачет и взывает к богу…
«Сука! Бог твой на подмогу
Не придет! Не придет!»
Слыша крик, соседский мальчик бросился куда-то
И позвал сестре на помощь он родного брата.
Видит тот: сестра чуть дышит,
А в углу – гурьба детишек,
Все в слезах, все в слезах!
«Что ты, зять, опомнись! Или не в своем уме ты?
Так жену свою недолго не согнать со света!
А не жаль детишек малых –
Так за горло ты бы взял их,
И конец! И конец!»
– «Эй! Получишь по затылку! Эй, не лезь ты, шурин!
Заработаешь ты шишку с пол-арбуза, дурень!
Коли за сердце задело, –
До родства мне нету дела,
Видишь сам! Видишь сам!
Чем учить, припомни лучше род ты нищий свой-то!
Не состряпаешь мне дела, где тебе до войта!
Зря ль я пил со старшиною?
Волость в дружбе вся со мною!
Кто мне враг? Кто мне враг?»
* * *
Звездами надежды отблестели,
Все в глазах моих черно, как ночью!
Красоту ль под ноги мне стелют
Или поят горькой желчью, –
Мне все равно! Мне все равно!
Будь венок мой из чертополоха,
Будь из руты, – бог с ним! Хорошо ли
Обо мне вы скажете иль плохо, –
В том ни радости, ни боли.
Мне все равно! Мне все равно!
Буду ль жить я во дворце над долом,
Весь в шелку, беспечный, точно птица,
Буду ль, дни влача в труде тяжелом,
В нищей хижине ютиться, –
Не все ль равно? Не все ль равно?
Тот, кто умер, слеп и глух, – укрыла
От него все в мире крышка гроба;
Крест ли ему ставят на могилу,
Проклинают ли со злобы, –
Мне все равно! Мне все равно!
В сердце кровь уж запеклась; унылый,
Я живу с закрытыми глазами!..
Тех, кто рад был сплетням, не бранил я
И спасибо не сказал им, –
Мне все равно! Мне все равно!
Мягко ль, жестко ль – трупу безразлично;
Целое ли мне еще столетье
Или только день в тоске привычной
Суждено прожить еще на свете, –
Мне все равно! Мне все равно!
Мне все равно! Мне все равно!
* * *
За дальнею горкою солнышко село,
В дремотной теплыни земля разомлела.
Устал ветерок, приутих, не резвится,
Умолкли певуньи – веселые птицы,
И звездочки в небе зажглись понемногу
И молятся там вседержителю-богу.
Померкший денек удалился на отдых,
Царит тишина на земле и на водах,
Как будто и речка, и луг, и дорога
В молчаньи торжественном слушают бога…
Всех ноченька-мать тишиной усыпляет,
И только соловушка не засыпает!
До света поет он и жалобно свищет,
Как будто сочувствия в горести ищет.
С чего, наша радость, так горько ты стонешь
И сон от себя благодетельный гонишь?
Какое несчастье, скажи мне на милость,
Покой твой похитив, с тобой приключилось?
Быть может, твоя улетела подружка,
И ты от любви изнываешь, пичужка?
Да нет же! Они притаились в сторонке,
Задумчиво слушая голос твой звонкий.
Тебя твоя милая любит, так что же
Печалит тебя, твое сердце тревожа?..
Нет жизни привольней, чем жизни, и краше –
Повсюду проносят вас крылышки ваши…
Усни, соловей, моя добрая птица!
Один я останусь, мне сном не забыться.
Подумаю здесь я, я здесь потоскую,
И сам я спою себе песню такую:
Язык человеческий свел со мной счеты,
Меня одолели мирские заботы,
И сон не приходит, и сердцу так больно,
Что слезы глаза мне туманят невольно.
Как жить тяжел в неизбывной печали!
Забыться б, уснуть мои думы мне дали!
Пускай хоть навеки в холодной могиле
Листки, шелестя бы, меня усыпили
И тихо под ветром, летящим из дали,
Мне, сонному, всё о любви бы шептали,
И голос бы нежный – всех звуков чудесней –
Баюкал и пел мне любовные песни.
Тогда б и душа отдохнула, и тело,
И, может быть, сердце не так бы болело?..