На главную страницу

МИХАИЛ КАЗМИЧЕВ

1897, станица Каменская области Войска Донского – 1960, Москва

Донской казак, перебравшийся в Ленинград, где много занимался поэтическими переводами, отнюдь не всегда доходившими до издания, - известны его Гейне и Байрон, а также блестяще выполненные переводы поэтов французского Возрождения, (в сборнике "Поэты французского возрождения", Л., 1938), "гомеопатическими" дозами включавшиеся в учебные хрестоматии 30-40-х годов. Впрочем, в антологии "Семь веков французской поэзии" (СПб, "Евразия, 1999) многие "ренессансные" переводы Казмичева переизданы; часть его переложений из античной поэзии (и не только из нее) не опубликована до сих пор.


МЕЛЛЕН ДЕ СЕН-ЖЕЛЕ

(1487 – 1558)

* * *

Не столько в заводях венецианских
Я видел лодок, в Темзе лебедей,
Скота в Бретани, устриц у морей
И серых зайцев в займищах шампанских,

Различий у народностей германских,
Свиданий тайных в сумраке церквей,
Не столько при дворе кривых путей,
Не столько славы у дворян испанских,

В республике не столько крайних мнений,
И чудищ в Африке, и отпущений
Не столько в праздник в Риме раздают,

И у дельцов не столько домогательств,
И в сессиях Сорбонны доказательств, –
Как у моей возлюбленной причуд.

ПРОТИВ ЗАВИСТНИКА

Прошу у Бога я, чтоб без вина
Послал он чашу вам, послал суму,
Без крова старость, без просвета тьму,
Во время жатвы колос без зерна,

Прошу у Бога я, чтоб ничему
Не радовались вы, что сердцу мило,
Чтоб то уже для вас отрадой было,
Что вас враги не бросили в тюрьму.

Прошу у Бога, райского царя,
Чтоб подаянье вас одно кормило,
В чужой земле чтоб вы брели уныло,
Ни с кем и знаками не говоря.

Прошу у Бога я, чтоб распахнулась
Дверь в тьме ночной, где кровь у вас остыла,
И вас теплом и светом ослепила
И, не впуская вас, опять замкнулась.

СКУПЦУ

Ты скуп, и есть дрожать над чем,
Но я хотел бы знать, зачем
Ты золото под спуд кладешь
И уж потом не достаешь -
И так, над полным сундуком,
Живешь убогим бедняком,
Своим червонцам счет ведя,
Сокровищ горы городя?
Затем ли, чтоб наследник твой,
Смеясь над скудостью такой,
Мог веселей устроить праздник?
Чтобы какой-нибудь проказник,
Совсем неведомый тебе,
Нашел тут ключ к своей судьбе?
Не распинайся на кресте,
Не изнуряй себя в посте,
Я требую, чтоб ты завел
Порядочный и сытый стол.

* * *

Вдали от гаваней, в морском просторе,
Рассыпав пряди золотые в море,
Плывут сирены и поют о счастьи,
И пенье их, сливаясь в ясном хоре,
удерживает в буйном волн напоре
Киль под водой и над водою снасти
И часто губит их в бездонной пасти.
Так жизнь поет сиреной, и сиянье
У нас в душе, а смерть без содроганья
Ломает весла нам над бездной пенной,
И остается только слух, сказанье,
Неуловимое для осязанье,
Как ветер, дым, и тень, и сон блаженный.

* * *

Я счастлив был по воле заблужденья.
Мое несчастье - истина сама:
Моя отрада - сон и сновиденье,
Проснусь - вокруг суровая зима.
Мне ясный полдень - зло, а благо - тьма.
В недолгом полусне - с тобой свиданье.
Явь - твоего отсутствия зиянье.
О бедные глаза! Сквозь темноту,
Закрытые, вы видите сиянье,
Открою вас - и вижу пустоту.

РЕМИ БЕЛЛО

(1528 – 1577)


ПЕСЕНКА

О чем ты думаешь, Масея?
Смотри, Гомбо к тебе пришел.
Что он в глазах твоих прочел,
Заговорить с тобой не смея?

Он сам не свой, он только твой!
Вот он стоит, большой и вялый,
И пожелтевший и усталый,
От слабости полуживой.

Любовь моя! Чтоб он остался
В живых, ты жизнь в него вдохни,
В глаза запалые взгляни,
Где луч последний потерялся.

А хочешь ты, чтоб умер он,
Жестокая, пусть подойдет он:
Милее места не найдет он,
Чтоб погрузиться в вечный сон.

Тебя он любит, как в апреле
Оса влюбляется в цветок,
Как любит в полдень пастушок
Густую тень и звук свирели.

Он смугл, но ведь из почвы смуглой
Встают колосья тяжелей,
И в сумраке ночном милей
И ярче лик луны округлой.

Он не красив и не дурен.
Вчера я воду набирала
И отраженье увидала,
Когда к воде нагнулся он.

Богат он, хватит на двоих,
И все он сделает для милой.
Ах, только б ты его любила,
И будет счастлив твой жених.

К большой свинье в его хлеву
Льнут три молочных поросенка,
И кормят три овцы ягненка,
Пока баран жует траву.

Под крышею его лачужки
Всегда отыщется легко
И жирный сыр, и молоко,
И горсть каштанов для подружки.

Обычай знает он пастуший,
Умеет землю он пахать,
А как умеет он плясать –
В деревне ты о том послушай.

Таит он в сердце страсть и боль,
В твоей томится он неволе,
Но ты его не мучай боле
И быть слугой твоим позволь!

СБОРЩИКИ ВИНОГРАДА

То были дни, когда выходят толпы эти
Веселые снимать с единственных на свете
Божественных ветвей багровый виноград.
То были дни, когда плоды теряет сад,
И осень пьяная идет стопою шаткой
Бочонки винные овеять пеной сладкой.

Всем дело есть: кого давильня заняла,
Кого глубокая воронка, - нить, смола
И пакля у него в руках. Пеньки моточек
Окутывает чоп. Кто глубь полощет бочек
И отмывает чан. Кто, на колени став,
Затычку тонкую строгает. Прободав
Бока бродящему вину коловращеньем
Сверла веселого, с кипеньем и шипеньем
Заставит плакать он его, чтоб хлынул сок
И в чан, где плавает черпак, стихая, тек.
А кто задорней всех, те весело ногами
мнут гроздья пьяные и в гроздьях тонут сами.
Кто давит выжимки, кто ягоды гнетет,
Кто полукруглый нож садовый достает
И для срезанья лоз его на камне точит.
А кто плетеные корзины в светлом мочит
Ручье и свежие охапки ивняка.
Кто, бочку выкатив, скребет ее бока,
Чтоб винный удалить, приставший к ним, осадок.
Кто приоткрытые сжимает щели кадок,
Их тополевыми ободьями обив,
Связав их ивою и молотком прибив.
Вращают жернов те, а те стоят над зевом
Сосуда пенного и с необъятным чревом.
Там плачет виноград, и косточки трещат.
Потом под деревом кривым вина каскад
Клокочет, катится и сотрясает русло.
И стонет дерево, и брызжет пеной сусло.
А те у с ведрами стоят и льют на дно
В бочонок юное и пенное вино.
А те уж требуют, чтоб землю напоили
И каплю первую у старых лоз пролили,
Шатаясь на ногах, теряя мыслей связь,
Сладчайшего вина дыханьем опьянясь.

* * *

Блажен ты, дремлющий! За веками таится,
Как за затворами из меди, тихий сон
На склоне Латмии. Сойдя на этот склон,
С глазами темными небесная жилица

Тайком склоняется к твоим устам, и длится
Спокойный поцелуй, и не прервется он,
И в преступление не будет он вменен
Любовью, что велит мне день и ночь томиться.

Во сне ты сладкое ее дыханье пьешь,
Во сне ты новое блаженство узнаешь,
И не томит тебя страстей напрасный опыт.

Живу и чувствую, жалею и грущу,
И уж давно себе надеждою не льщу
И жить и чувствовать, не множа в сердце ропот.

* * *

Что мне все новые тропинки по песку,
По скалам и горам искать в огромном круге,
Когда отраву я всегда несу подруге, -
Мои несчастия и тайную тоску?

Что птице вспыхнувшей воздушных крыльев дуги,
Раз в перья удалось пробраться огоньку?
Что лани легкая нога, когда, в боку
Неся свинец и смерть, она бежит в испуге?

Огонь таящийся, рождающийся, птица
Раздует в воздухе в костер, и обратится
В живую молнию в падении своем.

И к смерти лань бежит, несясь в изнеможеньи.
Она в ее боку. И я в любви, сближеньи
Удвою смерть мою, когда пойду вдвоем.