На главную страницу

СЕРГЕЙ КЛЫЧКОВ

1889, д. Дубровки Калязинского уезда Тверской губ. - 1937, расстрелян

Выходец из крестьянской старообрядческой семьи; несколько лет учился в земской школе г. Талдома, где, видимо, и начал писать стихи. В 1900-1907 году учился в Москве, в реальном училище Фидлера; с 1906 года начал печататься. Годом позже познакомился с Модестом Ильичом Чайковским и совершил с ним поездку в Италию. В 1908 году поступил в Московский университет, несколько раз переводился на разные факультеты и окончательно был исключен в 1913 году как не внесший платы. Первый сборник Клычкова "Песни. Печаль-Радость. - Лада. Бова" вышел в 1911 году и по сути дела получил только негативные отзывы. Следующий сборник, "Потаенный сад" (М., 1913, 1918), напротив, был хорошо встречен читателями и закрепил за Клычковым место среди "новокрестьянской" школы поэтов, сложившейся вокруг Николая Клюева к 1914-1916 годам. В сентябре 1914 года был призван в действующую армию, более двух лет провел в Гельсингфорсе, затем был переведен на Западный фронт, позднее - в Крым. Весной 1917 года приехал в Петроград, затем переселился в Москву, где в основном перешел на прозу, прославившую его заметно больше, чем поэзия (романы "Сахарный немец", М., 1925, "Чертухинский балакирь", М-Л., 1926, "Князь мира". М., 1928). В начале 1930-х годов, как и у всех "крестьянских" поэтов, положение Клычкова стало безвыходным, оригинальные его произведения более печататься не могли, на него пишутся прямые доносы. Клычков переходит сперва на обработки эпосов (в 1936 году в Гослитиздате вышла его книга "Алмамбет и Алтынай" - по мотивам киргизского "Манаса"); в печати появляются переложения марийских народных песен. Как и большинство современников, в эти годы Клычков вынужден обратиться к переводам "великой многонациональной поэзии СССР" с подстрочников; в частности, в единственной книге избранных переводов Клычкова - "Сараспан" большой раздел составляют переводы из грузинских поэтов - как классиков (Шота Руставели, Акакий Церетели, Важа Пшавела), так и современников (Георгий Леонидзе). Однако 31 июля 1937 года поэт был арестован, а 8 октября - расстрелян. Окрепшая советская держава легко закабаляла поэтов "переводческими лямками", и расстрел в данном случае, как и сотнях других, был не выходом из лямок, а гонораром за чрезмерную известность. Реабилитирован Сергей Клычков в 1956 году.


АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ

(1840-1915)

* * *

Я в желчь и боль мешаю слезы
И в горький уксус горный мед,
И вот
Зависимо от дозы
Душа то плачет, то поет…
Равно на розу
И терновник
Садится с песней соловей:
Так я ль причина, я ль виновник
Столь сладкой горечи своей?

СЕРДЦЕ ПОЭТА

В бурю, в ненастье,
В горе,
В напасти
Сердце поэта - как море…
Полны
Раздора,
Волны,
Как горы,
Высятся в диком просторе…

В гуле и реве,
С тучами вровень
Гребнями волны свисают…
В бешеной качке
Лодку рыбачки
Так и бросает, так и бросает…

В сердце кручина
Глубже пучины:
Лучше в волненье такое
Стать
На причале,
Ждать
Без печали
Сладкого часа покоя.

Жди терпеливо
В час непогоды:
После угрюмой невзгоды
Плавны, красивы
Воды прилива -
Счастья глубокие воды…

Можно без весел
Плыть над пучиной,
Даже и парус не нужен…
Кто ж это бросил,
Кто в нее кинул
Столько веселых жемчужин?..

* * *

Я подверну колки потуже,
Чтоб в струнах был высокий строй:
Пусть правде мой чонгури служит
Своею звонкой чистотой…

Чтоб в гармоническом созвучьи
На струнах трепетала жизнь,
И вместе с радостью певучей
Страданья жгучие слились…

Чтоб строй магнитного двугласья
Из сердца каждого исторг
И жажду братского участья,
И гордый подвига восторг…

Чтоб у несчастных, угнетенных
Обсохли слезы на глазах,
А угнетатель, слыша стон их,
Познал раскаянье и страх…

С моим чонгури бить баклуши
Не буду я в таком строю…
Меня ты только чувством слушай,
А чувством я-то уж спою…

И пусть ни встать, ни сесть на месте,
Пускай отнимется рука,
Когда струна на лжи и лести
Соскочит с крепкого колка.

ВАЖА ПШАВЕЛА

(1861-1915)

КТО МОЛОДЕЦ?

Кто молодец у нас, друзья и братцы?
Кого мы назовем, чтоб по нему
Другим не стыдно
Было поравняться
И не было б обидно никому?

Чей гордый стан и стройную
Осанку
Своей чеканкой
Украшает меч?
Кто средь врагов
Всегда готов достойно
Слугою нашей родины полечь?

В крови мечи и острые кинжалы,
Недвижны в алом
Озере пловцы:
Лежат
Бойцы,
Кружат
Щитов осколки,
Коней за чёлки
Тянут мертвецы…

Глаза - в глаза… сердца, как копья, крепки…
Ломает копья в щепки
Смерть-карга,
Накидывая саваны на шлемы
Рукой знакомой
Старого врага.

Кто, ястребом витая пред судьбою,
Погонит смерть со смехом
Пред собой,
В доспехах
Первым кинется для боя,
И, всех поздней, последним кончит бой?

И кто ж,
Когда идет дележ
Добычи,
Без устали сражается с врагом,
Обходит войско спящее, в обычай
Заботясь о себе и о другом.

И кто в большом и малом
Без посула -
Слуга аулу,
Хоть и не в долгу?
Кому под кровлей сакли одеялом
И ложем служит ненависть врагу?

Кто силу, что всегда сечет
Солому,
С умом
И без обиды укорит?
И кто воздаст почет,
Хвалу другому
И о себе самом
Не говорит?
Кто в Хевсуретии, как солнце с неба,
Несет тепло такой же голытьбе,
Отдал кусок, сам не имея хлеба,
Одно оставив имя по себе…

Так за кого ж мы здравицу подымем
И за кого вдвойне -
Душе в помин?
Кто поцелуй один
Своей любимой
Принял, как дар за раны на войне?

Кто это ложу
Предпочел могилу,
Носилку тоже
Принял за коня,
А бурку - за плиту, а слезы милой -
За мерку рассыпного ячменя?

Кому плач женщин смехом показался,
Кто в мир иной влетел с мечом
В руках,
На скакуне
С лучом,
Вплетенным в гриву,
Над кем счастливым
В облаках
В предсмертный час его раздался
Орлиный грозный клекот в вышине?

Кого царь Грузии Ираклий старый
С собой посадит
Рядом
Сядет
Сам?
Кому, светя улыбкой и нарядом,
Прильнет Тамара
К неживым устам?

Так вот кого мы вспоминаем хором!
Соасем не вас: бродяги, трусы вы!
На брюхо вы - коровы-ненажоры
И ишаки с ушей до головы!

Едва ли в праздности вы пригодитесь
На что-нибудь хорошее кому,
И если б был такой меж вами витязь
Вы лопнули б от зависти к нему!

В могилу смерть столкнет вас из презренья,
И настучитесь вы на том свету,
У горнего,
У зорнего
Селенья
Впервые разглядевши высоту!

ГЕОРГИЙ ЛЕОНИДЗЕ

(1899-1966)

* * *

Стихам и чонгури
Нужно ль поклоненье:
Есть Данта в хевсуре
Любом отраженье!

И в слабом порханье
Беспомощной птицы
Есть пыл, трепетанье
Далекой зарницы.

С высокого пика
Снег, тая, струится
И в пеньи Бесика
С ручьем не сравнится…

И искрятся светом
В падении камни -
И сердцу ль при этом
Дивиться всегда мне?

ПАМЯТИ ВАЖА ПШАВЕЛА

Ты - герой
И в горних сенях
Ты к горе пришел горой…
Сохранив в своих коленях,
Как и в струнах, горный строй…

Обессиленный цепями,
Вновь стоишь ты среди нас…
Держишь облако, как знамя,
Щуря выколотый глаз.

И когда мы гроб открыли,
Где царили
Тлен и смерть,
Распластав над нами крылья,
Семь орлов вспарили
В твердь…

Незадаром ждали песни
Скалы с облачной межи -
Снова,
Как листва, воскреснет
Слово
Певчее Важи…

Мелкий щебень, теплый гравий
Растолкает в грудь тебя,
Снова кости ты расправишь
В пене горного ручья.

Смертью скованные длани
Схватит дикий можжевель,
И в лице твоем проглянет
Снова розовый апрель.

Вон высоко
И далеко
Гор тигриная семья,
И над нею слышен клекот -
Песня трубная твоя.

И когда одно лишь слово
С высоты обвал стряхнет,
В камнях тур круглоголовый
Новым рогом прорастет…

Это слово, нет, не слово:
Это - крупный частый град!
Это звон
Знамен
Багровых,
Это блеск и водопад!

Нас оно, как дождь, взрастило,
Нам скрепило
Костяки,
Дало сердцу радость, силу
Влило
В мускулы руки.

Это слово было
Криком,
Этародина - тюрьмой…
Но, сойдя в цепях в могилу,
Ты под знаменем великим
Возвращаешься домой.

СТАРЫЕ ПОЭТЫ

Я болен любовью
К поэтам старинным,
Их Грузия с кровью
Своею слила…
Они распевали в саду соловьином,
Писали стихи над лукою седла.

И пели они, как дожди, как буруны,
Как тысячи птиц под немой
Высотой,
И были легки и упруги
Их струны,
И хриплой натуги
Не ведал их строй.

В пожары ль, в сраженья ли, в мор ли великий
Все так же по силе
Их песня свежа…
Вот Гурамишвили,
Веселый Бесики,
Вот Шота и тогровокожий Важа.

Стихи их, как полые воды…
Как реки,
Они оросили родную страну…
Они в озареньи
На годы,
На веки,
Забвенья
Не зная, у смерти в плену.

Мы слышим из черной
Могилы их трели,
Их клекот нагорный -
Уже неживых…
Навек они птицами в звездах
Засели
На гнездах,
Сплетенных из струн золотых.