ВЕРА КЛЮЕВА
1894, Мариуполь - 1964, Москва
В начале 1920-х годов училась на Высших женских курсах; опубликовала почти одновременно три книги: "Верхарн". Переводы. Казань, 1921; годом позже и там же вышел сборник стихотворений "Акварели" (книга завершалась отдельным разделом - переводами из Армана Сюлли-Прюдома), еще была книга переводов с татарского - и больше публикаций практически нет, хотя к литературе она осталась близка, дружила с Варламом Шаламовым. Учившийся у нее в Москве, в Институте иностранных языков, Андрей Сергеев вспоминал: "…у нас в инязе была преподавательница русского языка Вера Николаевна Клюева, сама поэтесса, в 1922 году у нее вышел сборничек стихов "Акварели". Больше она не печаталась. В ее домашнем альбоме я нашел кучу стихов Олейникова, неопубликованные варианты начала "Торжества земледелия", Хармса". Вера Клюева была аккуратна, но ее архив не разобран по сей день: все стихи хранятся в нем не подписанными, и надо заранее знать: что - чье. Впрочем, некоторые переводы из Сюлли-Прюдома помещены в тех же "Акварелях". В прославленной антологии "101 поэтесса Серебряного века" для Веры Клюевой не нашлось места, но и этого мало - ее имени нет даже в длинном списке "тех, кто не включен", помещенном в предисловии.
АРМАН СЮЛЛИ–ПРЮДОМ
(1839–1907)
УЩЕРБ ЛЮБВИ
В смертельном вздохе осени, что бродит
По берегу меж зябких тростников,
Угасший шепот медленно проходит:
С водою ива шепчется без слов.
"Смотри, я чахну, листья опадают,
Хрусталь воды усыпали они.
Товарищ мой меня же ожидает
Могилою исчезнувшей весны". -
Сказала. Лист желтеет над водою,
И пруд в ответ: "О, бледная моя,
Не посылай привычной чередою
Своих листов, терзающих меня.
Твой поцелуй - не ведаю обмана,
Больнее взмаха тяжкого весла.
Его дрожанье - маленькая рана,
Но от нее душа изнемогла.
Сначала точка, круг дрожащий вскоре,
Он все растет, не вырасти не мог.
И чувствуют цветы в немолчном хоре
На берегу рыдание у ног.
О, этот вздрог, так долог и так редок!
Зачем прощаться, медленно казня?
Склонись ко мне и дай мне напоследок
Все поцелуи, горькая моя!"
БОЛЬШАЯ АЛЛЕЯ
Это большая аллея, но даже средь дня
Дети боятся ходить одиночкой туда:
Так широка, высока и темна.
Летом в ней холодно, так же почти, как зимой,
В воздухе сон тяготеет, не знаю, какой.
Трауром тень по кустам сгущена.
Тополи древни. Листва непроглядная их
Стены и крыши состроила в ветках густых, -
Формы подстрижены были давно.
В черных лохмотьях кора обнажает стволы,
Руки друг другу подавши, казались они
Мне канделябрами. Только темно
Там, в высоте, где прильнули листочек к листу.
В солнечный день не прильнуть к золотому песку,
Камешком светлым на солнце глядя,
В дни же дождливые там ты услышишь едва
Шум наверху. И лишь изредка вниз, тяжела,
Светлая капля сорвется дождя.
Храм позабытый подернулся ласковым мхом,
Дерево гнется под тяжким суровым плющем,
Лапчатый борется с ним виноград,
Пальцем разбитым грозит там лукаво Амур
Сердцу, разбитому в давности жизненных бурь,
Каменной стрелкой пронзить его рад.
Таинства вечера все совершаются здесь,
Около статуи, там, где тенистый навес,
Два огонька странный танец ведут.
Прошлого гений рыдает на этих местах,
Здесь, несмотря на года и "прости" на устах,
Души друг другу свиданья дают,
Души любивших, которых сам бог призывал
Юным апрелем на вешний ликующий бал
В розовый грот, где свершалась мечта.
И без конца мертвецы поднимаются ввысь,
Но не посмеет от них отошедшая жизнь
К страстным устам преклонить на уста.
ЭМИЛЬ ВЕРХАРН
(1855-1916)
ВЕЧЕР
Из цикла "Черные факелы"
Уста из серебра и взоры из гранита
Молчат о тайне, холодом овитой,
В час полночи, мощенный скукой час.
В эфирном цирке, неразлучно вместе,
Как жернова, проходит круг созвездий
В час полночи, мощенный скукой час.
Цепь этажей и статуй изваянья
За тучами не видят их мерцанья
В час полночи, мощенный скукой час.
И кто расскажет, чьи гроба с мощами
Во мраке лопнут, горе предвещая
В час полночи, мощенный скукой час?
Чей шаг, звенящий смертью, и когорты
Придут разбить покой мгновений мертвых,
В час полночи, мощенный скукой час;
И навсегда закрыть глаза гранита,
Кристалл таинственный, ресницами сокрытый,
В час полночи, мощенный скукой час?
* * *
Из цикла "Вечерние Часы"
Когда для света мне глаза закроешь ты,
Склонясь, их поцелуй. Лишь для тебя одной
В последнем взгляде их и страстности больной
Зажегся пыл любви и красоты.
При свете факела, недвижно гробовом,
Прекрасное лицо склони с прощаньем к ним,
Чтобы единственной черты запомнить им
И сохранить во мраке роковом.
И пусть, пока еще не кончен путь земной,
На белой простыне мы скрестим руки вновь,
И на подушках здесь, в последний раз, любовь,
Ты склонишь голову, еще моя, со мной…
А после пусть уйду в стремительность погонь,
Я сохраню в душе такую мощь огня,
Что даже мертвецы, соседи у меня,
Сквозь землю зимнюю почувствуют огонь.