На главную страницу

АЛЕКСАНДР КОВАЛЕНСКИЙ

1897-1965

Троюродный брат Александра Блока, друг Даниила Андреева, автор множества поэтических книг для детей. В 1944 году издал книгу переводов из Ю. Словацкого, отдельным изданием - поэму Мицкевича "Гражина", в 1946 году - книгу стихотворений Марии Конопницкой. Вскоре после этого был арестован, из лагеря вернулся в середине 50-х годов совершенно сломленным. Сейчас обнаружены фрагменты его наследия, говорящие о незаурядном поэтическом даровании Коваленского. В последние годы опубликовал перевод пьесы Ибсена "Бранд", значительно уступающий его ранним работам. По свидетельству В. Г. Адмони, ему пришлось подписать своей фамилией часть переводов Коваленского из лирики Ибсена в собрании сочинений норвежского классика. Но далеко не всем поэтическим переводам в XX веке можно возвратить их подлинного автора. Интересно, что в публикации 1944 года по цензурным соображениям "Гимн" Словацкого превратился в... "Гимн заходящему солнцу".


ЮЛИУШ СЛОВАЦКИЙ

(1809-1847)

ГИМН

Мне грустно, Боже! Хоть в закатных зорях
Ты щедро льешь мне пламя радуг чистых
И гасишь в глуби голубого моря
След звезд огнистых,
Воды и суши позлащая ложе, -
Мне грустно, Боже!

Как колос чахлый и пустой, понуро
Стою на ниве жизни - жизни чуждый,
Лицо спокойно для чужих и хмуро -
Им знать нет нужды!
Лишь пред тобою сердцу лгать негоже:
Мне грустно, Боже!

И как ребенок, что в слезах, горюя,
Мать призывает, я слежу, печальный,
Как солнце шлет мне отраженный в струях
Привет прощальный...
Я знаю: завтра встанет вновь - и всё же
Мне грустно, Боже!

Сегодня, в шумном заблудившись море, -
Сто миль от брега и сто миль до брега, -
Я аистов увидел на просторе
Белее снега,
И, вспомнив их над Польшею пригожей,
Мне грустно, Боже!

И оттого, что смерть ждет на пороге,
И я почти не знал родного дома,
И, век влачась, как странник, по дороге
В раскатах грома,
Умру в пути - калика перехожий,
Мне грустно, Боже!

Моих костей и холм простой на страже
Не охранит над мертвым пепелищем...
И оттого, что я ревную даже
К родным кладбищам,
Не зная, где ты дашь мне смерти ложе, -
Мне грустно, Боже!

В краю родном ребенку наказали
Молиться обо мне в слезах сердечных;
И оттого, что я вернусь едва ли
Из странствий вечных,
И ничему молитва не поможет, -
Мне грустно, Боже!

На пламя зорь, не знающих истленья,
Что ангелы твои выводят к ночи,
Через сто лет иные поколенья
Направят очи, -
И оттого, что день мой так ничтожен,
Мне грустно, Боже!

РАЗЛУКА

Разлучились навеки, но помним друг друга...
Белый голубь печали летает меж нами;
Знаю час, когда бродишь по саду, по лугу,
И когда, затворившись, исходишь слезами...

Знаю час возвращенья томительной боли,
Знаю речи, что тихий твой плач вызывают, -
Как звезду, тебя вижу на синем престоле,
Вон - слезой она блещет, алмазом мерцает...

Пусть глазами тебя не увижу в разлуке, -
Знаю дом твой, цветы и деревьев объятья,
Знаю, где мне представить и стан твой и руки,
Где искать между вишнями белое платье...

Ты же будешь напрасно узорить виденья,
Серебрить их луной под завесою черной:
Ты не знаешь, что делать с небесною сенью,
Чтоб она заплескалась лазурью озерной;

Ты не знаешь, где небо над озером пало, -
Днем - завесою светлой, а ночью - сапфирной;
Как венчают дожди обнаженные скалы,
Как луна ворожит над серебряным фирном;

Где жемчужина всходит над снежной горою,
Та, что выбрал тебе я звездой путеводной,
И не знаешь, где светят полночной порою
В окнах два огонька над равниною водной...

Я привык - я люблю эти низкие звезды,
Тускло-красные точки во мгле полуночи, -
И вчера и сегодня сквозь мреющий воздух
Я их видел... Всегда они смотрят мне в очи...

Ты же гаснешь, о бедном скитальце печалясь,
Но, хоть мы никогда не сойдемся друг с другом,
Мы скликаемся, маним друг друга из дали,
Точно два соловья - тихим плачем над лугом.

ПОГРЕБЕНИЕ КАПИТАНА МАЙЗНЕРА

Мы гроб убогий из больницы взяли,
Чтоб в нищенской зарыть сейчас же яме;
Ни вздоха сожаленья, ни печали,
Ни капли слез над бедными костями, -
Вчера - был полон юности и силы,
А завтра - не отыщешь и могилы!

Хотя бы хор на тризне офицерской
Иль в изголовье - карабин солдата,
Тот карабин, чей выстрел бельведерский
Еще не смолк в ушах у супостата, -
Иль пуля в сердце, что не знало страха, -
Нет, лишь в больнице - койка да рубаха!

Он думал ли - под синей ночи сенью,
Когда лежал в гробу у Кармелитов,
И гроб разверзла весть о воскресенье,
И Польша встала из могил открытых, -
Он думал ли, прижав винтовку к груди,
Что смерть его такой убогой будет?..

Тут сторож к нам приблизился больничный
И ведьмы те, что охраняют мертвых, -
В "дом милосердья" дверь рукой привычной
Открыв, сказали: "Здесь, средь тел простертых,
Ищите брата, что вчера по свету
Шатался с вами - только тот ли это?"

Из-под повязки, что в крови намокла
От ревностной работы живодеров,
Его глаза светлели, точно стекла,
И словно избегали наших взоров, -
И гроб закрыть мы ведьмам приказали,
Сказав, что брата тотчас же узнали...

Сраженный этой нищетой убогой,
Один из нас спросил: "А где ж могила?" -
"В черте погоста, милосердьем Бога, -
Больничная карга нам пробасила, -
По спискам ставим мы в земной утробе,
В огромной яме, прямо гроб на гробе".

Тут юноша с горячим состраданьем
Дал золотой - яге из богадельни:
"Пусть "miserere" прозвучит рыданьем,
Крест и ограду сделайте отдельно..."
Он смолк, а мы, склонившись онемело,
На блюдо слезы сыпали - и мелочь...

Так пусть же он и господу ответит
Так, как гласит дощечка у ограды:
Он капитаном был на этом свете
Девятого полка, вел в бой отряды,
И, всё отдав отчизне - жизнь и силу, -
Как милостыню, получил - могилу!

Но Ты, незримый в средоточье света,
Следящий гибель ратников отчизны, -
Тебя мы молим: ради жертвы этой
Зажги хоть солнца блеск в день нашей тризны!
Пусть день взойдет над нашим скорбным краем!
Пусть видят нас, когда мы умираем!

ЛЮДВИГЕ БОБРОВОЙ
Когда на Польшу глянут очи Лельки,
Устав от блеска мишуры нестройной,
Пусть они глянут так, как очи польки:
И с пламенной любовью - и спокойно.

Когда ж страна пройдет перед очами, -
Народ в цепях, родной народ в изгнанье, -
Пусть затуманятся они слезами,
Но не сомкнутся пред лицом страданья!

Когда ж в очах заблещут слез алмазы
И жадно в них глядеться будут люди,
Пусть очи явят дух и небо сразу,
До глубины, возможной только в чуде!

Когда ж придут поднять народ из гроба
И тех, кто искр боялся, ввергнут в пламя,
Пусть в них зажгутся два столпа - и оба,
Как над вулканом, закипят огнями!

Тогда я рифмой царственной одену
Свою любовь, навек ее упрочив:
Я видел все четыре перемены,
И очи Лельки - это неба очи!

МОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

С вами жил я и плакал, и страдал я с вами,
Никогда благородства не лишал участья,
Ныне ж смертными в тени ухожу путями,
И грущу, точно знал я в этом мире счастье...

Ни для имени я, ни для горестной лютни
Не оставил наследства, не скопил именья:
Мое имя, грозою проблистав минутной,
Перейдет только звуком пустым в поколенья...

Но друзья мои в песнях и преданьях скажут,
Что отчизне я отдал молодые годы,
Пока судно боролось, не покинул стражу,
Вместе с ним погрузился в роковые воды...

И когда-нибудь, плача над былой судьбою
Моей родины бедной, признают потомки:
Плащ души моей честно был заслужен мною
И величием предков освещал потемки...

Так пускай в полуночи круг друзей сберется,
Чтобы сжечь мое сердце на ветвях алоэ, -
К той, кто дал это сердце, пусть оно вернется
Горстью легкого праха - как дань за былое.

И за душу мою пусть бокал свой поднимет
Каждый друг, вспомнив беды свои вместе с нею, -
Если духом я буду, появлюсь меж ними,
Если Бог на мученья пошлет - не посмею...

Но молю: пусть не гаснет у живых надежда,
Пусть никто из вас факел возжигать не бросит,
Если нужно, пусть саван станет вам одеждой,
Вы же - данью, что Бог с нас за отчизну просит!

Я же здесь оставляю лишь любовь и дружбу
Тех, кто гордое сердце мое не осудит, -
Знать, суровую нес я перед Богом службу,
Если гроб лишь забытый мне наградой будет!

Кто другой был бы к миру, как я, равнодушен,
Не искал в нем ни славы, ни рукоплесканья,
Ставши кормчим печалью пригнетенным душам,
Так неслышно в иные отлетел скитанья?..

Но останется после меня роковая
Благодатная сила - я ее не тратил! -
И она, после смерти моей, оживая
В вас самих, сотворит из вас ангелов рати!

МАРИЯ КОНОПНИЦКАЯ

(1842-1910)

ПРИСЯГА

Не отдадим родной страны,
Родимой речи польской, -
Мы - польский люд, ее сыны,
Мы - польских Пястов войско!
Нас не увидит враг у ног -
Идем же, - с нами Бог!

До капли кровь отдать в боях
За дух мы все готовы,
Пока не рухнут в пыль и прах
Тевтонской бури ковы!
Нам крепость - каждый наш порог, -
Идем же, - с нами Бог!

Не плюнут немцы нам в лицо,
Детей не онемечат, -
В оружье встанет строй бойцов,
Дух поведет нас в сечу -
Лишь золотой затрубит рог, -
Идем же, - с нами Бог!

ГРОБНИЦА РЫЦАРЯ

Он на гробнице с давних пор
Стоит в тяжелых латах,
И смотрит ввысь - и щит в руке,
И шлем на нем крылатый.

Он слышал весть, когда еще
Не вынул смертный жребий:
"Когда косить окончит смерть,
Труба взыграет в небе".

И ждет он век, и ждет он два,
Средь жатвы смерти стоя:
Не прогремит ли там, вверху,
Созвучье золотое?

Могильной ржой изъеден меч,
Дождями - шлем крылатый,
Снега и вьюги бьются в щит,
А он всё ждет расплаты...

Уж солнце выпило зрачки,
Мох вырос на одежде,
Из лат разбитых вьется прах,
А он всё ждет, как прежде...

И слушает - и день и ночь
Гранит чела возносит.
И смерть блуждает вкруг него,
И косит... косит... косит...

МУЗЫКАНТ

I Мир открылся предо мною,
          Как синее диво,
В день, когда себе свирель я
          Вырезал из ивы.

Приоткрылась предо мною
          Та темная дверца,
Сквозь которую уходят
          Печали из сердца.

Приоткрылись предо мною
          Небесные зори, -
Увидал, как солнце всходит
          Из пенного моря;

Увидал, как ночи сеют
          Звезды при дороге,
На пропаханном луною
          Синем перелоге;

Как на кроснах золотистых
          Ткут радужный пояс
Облака, в лазури ясной
          Под солнцем покоясь;

Как ветра летят, бодая
          Рогами друг друга, -
Тишь вечерняя колени
          Склоняет у луга...

Увидал, как новый месяц
          Блистает красою,
Как его на небе моют
          Ангелы росою;

Как мостит дорогу в небе
          Песком золотистым
И по ней ступает зорька
          В наряде лучистом;

Как в виссон цветы рядятся
          В долинах и борах
И весна на свет их манит
          Из темных каморок...

Увидал кипенье моря
          За горой великой,
Крепи пущи непролазной
          Со мхом, повиликой;

Степи синие с костями
          У брошенных станов,
У рядов могил забытых,
          Безмолвных курганов...

Стали очи мои словно
          Соколы на воле:
Небо, землю - всё познал я,
          Как ближнее поле...

Но и уши мои стали
          Волчьими ушами:
Речи мир завел со мною
          Родными словами...

Зашептал ручей, звенящий
          Талою весною,
Тихо жаловались травы
          Под сенью лесною;

Услыхал, как росы жемчуг
          Нижут осторожно,
Небо шлет благословенье
          Крестам придорожным;

Пашня черная, рождая,
          Исходит слезами,
В час, когда ржаные зерна
          Пробьются ростками;

Строит жаворонок гусли
          В небесном причале,
Соловей заводит речи
          О любви, печали...

Услыхал, как дума бродит
          И камень вздыхает,
Ночь уснувшим хатам песни
          В тиши напевает,

Как осинка под дыханьем
          Земли замирает...
Лишь не знаю, - как в свирели
          Мой дух - мне играет!