На главную страницу

ПАВЕЛ ЛЫЖИН

1896-1969, Париж

Одареннейший дилетант, поэт, художник, прозаик, переводчик, почти нигде не печатавшийся. В первой мировой войне был отравлен ядовитыми газами, отправлен на лечение в Финляндию, с приходом революции оказался в эмиграции. Переселился в Прагу, там работал инженером. Как некоторые другие деятели "русской Праги", депортирован в СССР не был, в середине 50-х годов уехал к брату во Францию, где и остался. Однако архив его был передан в Москву, где в Центральной научной библиотеке Союза театральных деятелей России он и хранится. В архиве помимо стихов и рисунков - толстые папки с подготовленными к печати (знать бы, где думал Лыжин их когда-либо печатать?) книгами поэтических переводов из доброй половины европейских литератур. Печатаем лишь немногое, долю процента от общего объема. Практически все переводы датированы второй половиной 40-х годов - глухим и страшным для Чехии и для России временем.


ФРАНСУА ВИЙОН

(1431 - после 1463)

БАЛЛАДА О ДАМАХ БЫЛЫХ ВРЕМЕН

Скажите, где, в какой стране
От нашего сокрыты взора
Гипархия, Таисса, Флора?
Скажите, люди, где оне?
Где Эхо - нимфа, что, бывало,
Нам гулко вторила в ответ
И шум и песни повторяла?
Но где снега минувших лет?

Где Элоиза - цвет науки?
Любя ее в былые дни,
Изведал оскопленья муки
Пьер Абеляр из Сен-Дени.
Где королева Иоанна,
Что в Сену бросить Буридана
Дала приказ? - Простыл и след!..
Но где снега минувших лет?

Где Гаренбурга, Беатриса
И Бланка - "Дивный Соловей"?
Где Берта наша и Кларисса -
Владычицы прошедших дней?
А что сказать о бедной Жанне,
Сожженной бриттами в Руане? -
Один припев, один ответ:
"Но где снега минувших лет?"

О принц! Мы можем бесконечно
Искать тех дам простывший след,
К рефрену возвращаясь вечно:
"Но где снега минувших лет?"

БАЛЛАДА О ПОВЕШЕННЫХ

О братья смертные, грядущие за нами,
Смягчитесь духом вы и твердыми сердцами
Пред виселицей здесь: был страшен наш конец!
И вам за то воздаст сторицею Творец.
Пять-шесть нас тут висит. И мы питали тело
Когда-то на земле, но вот оно истлело,
Разорвано в клочки, живущему на страх.
Уж наша кость гниет - и распадется в прах.
Не оскорбляйте же нас шуткой неуместной;
Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

Закон нас покарал за наши преступленья,
Но каждому греху есть милость и прощенье.
Взывайте ж к Сыну вы Марии Пресвятой,
Чтоб, кончив жизни путь, мы обрели покой,
Чтоб избежали мы по Милости Господней
И серы, и огня кромешной Преисподней!
Творили на земле мы много темных дел,
Зато жестоким был конечный наш удел
И смерть мучительной, позорной и бесчестной!
Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

Мы мокли под дождем, от стужи леденели,
Под солнцем жарились, и сохли, и чернели,
И стаи воронов, и галок, и ворон
Слетались, каркая, со всех земных сторон.
Клевали нам глаза прожорливые птицы
И рвали бороды, и брови, и ресницы...
И ветер нас качал: туда, сюда, туда...
Хоть мы и отреклись от честного труда,
Став грозной шайкою когда-то всем известной,
Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

Послание

Царящий в небесах, на море и на суше,
О Господи Христе, помилуй наши души!
А вы, живущие, сплотясь толпою тесной,
Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

ФРАНСУА МАЛЕРБ

(1555-1628)

УТЕШЕНИЯ

К дю Перье

Ужели скорбь твоя, о дю Перье мой милый,
               Исхода не найдет?
И твой отцовский плач над раннею могилой
               Не смолкнет, не пройдет?

Нет дочери твоей… Твой разум, полный боли,
               Томился и попал
В заклятый лабиринт, где некогда в неволе
               Печалился Дедал.

Я помню дочь твою малюткою беспечной,
               О мой несчастный друг!
О, как не разделить с тобой тоски сердечной
               И духа горьких мук?

Она слетела в мир, чтоб нас пленять, как греза,
               И утешать, и греть,
И Розою звалась, и расцвела как роза,
               Чтоб завтра умереть…

Но если суждено на сей земле ей было
               Прожить еще года
И если б в сединах свой век она влачила,
               Что стало бы тогда?

Иль в Райские Врата согбенною стучаться
               Отрадней было б ей?
Иль легче старикам в могиле разлагаться
               Средь гробовых червей?

О нет, мой дю Перье! - Нарушит Парка время
               Фатальною рукой,
И в Вечности, поверь, земли мы сбросим бремя
               И возраст наш земной.
…………………………………………………….

Неумолима Смерть: пускай трепещут души,
               Свирепая в ответ
Лишь хмурится, молчит и затыкает уши, -
               Увы, пощады нет!

Она находит жертв под крышею дырявой -
               Средь старцев и детей,
И стража короля пред луврскою заставой
               Склоняется пред Ней!

Слезами, милый друг, выиграешь немного;
               Склонимся ж пред Судьбой,
И лишь в одной мольбе и светлой вере в Бога
               Мы обретем покой.

ЛУИЗА АККЕРМАН

(1813-1890)

ЧЕЛОВЕК

На ветхий шар земной неведомой причиной
Когда-то брошенный неведомо за что,
Обломком вечности плыву я над пучиной
                   Безбрежного Ничто.

Но в дни, когда средь вод пустынны были земли
И гибелью грозил взбешенный бездны стон,
Мне голос был: "Пора! Явись, и будь, и внемли:
                   Для мысли ты рожден!"

В те дни без радости, без горя, без желанья,
В туманы погрузясь, дремало Естество.
И вот явился я, неся с собой сознанье
                   И духа торжество.

С трудом преодолев века оцепененья,
Я сам себя сознал пред чудом бытия
И, полный трепета и полный восхищенья,
                   Изрек впервые: "Я!"

Тогда я вымыслил святую Справедливость,
Инстинкты древние разумно обуздал,
И в грубый мир привел прекрасную Стыдливость,
                   И сердцем всё познал.

Уйдя во тьму причин, я следствия предвижу,
И в суете ищу дыханье Божества,
И, вновь обманутый, люблю и ненавижу
                   Миражи Вещества.

Природа мне грозит, но Смерть я презираю,
В Страдании самом Надежды видя след,
И верую лишь в то, что пламенно желаю
                   Душой спокону лет.

И даже самый мрак Небытия кромешный
Рассеялся в моих возвышенных мечтах,
И радужный Эдем, блаженный и безгрешный,
                   Расцвел на небесах.

Сын жалкой бренности, в заоблачные сферы
Я возлетаю вновь, как древле возлетал,
Туда, куда влекут крылатые химеры -
                   Мой древний идеал.

И, полный гордости, безмолвными ночами
Могу я созерцать синеющий эфир.
К чему искать миров за дальними звездами? -
                   Я сам бездонный мир!

АННА ДЕ НОАЙ

(1878-1933)

ТЕНИ

Когда, закончив труд упорный,
В слезах, но кроткой и покорной
Покину я суeтный свет,
Взнесется мой свободный гений
В страну мечты, где веют тени
Певцов давно минувших лет.

О ты, гуляка забубенный,
Сверчок полей, всегда влюбленный,
Злосчастный Франсуа Вийон!
Тебе ль я не пожала б руки
В тот час, когда к позорной муке
Ты был жестоко осужден!

Верлен! Всё тот же ль ты беспечный,
Больной старик простосердечный,
Мохнатый Пан или Силен?
Всё так же ль ты бредешь, шатаясь,
Вином и песней упиваясь,
Измученный святой Верлен?

О Гейне, друг многострадальный,
С судьбой воистину печальной,
Но дивен был твой долгий путь!
Прижмись же головой склоненной
Ко мне, такой же утомленной,
Подремлем вместе как-нибудь.

Я также мир земной познала,
И леденела, и пылала...
Позвольте же душе моей

Забыть о жизненной тревоге,
Мои волхвы, безумцы, боги
В стране витающих теней!

* * *

Меж чернобыли и вербены,
Меж кашкой пахнувших полей
Ручьи Уазы или Эны
Поют о славе королей.

Средь ржи бегут дороги эти,
Дыша немудрой стариной;
Всё как в семнадцатом столетьи -
Крыльцо, колодец, водопой.

Всё та ж вечерняя прохлада,
Всё тот же вьющийся дымок;
Сквозь листья роз и винограда
В окно мигает огонек.

Тень парка сказочно-глубока;
Под елью ветхая скамья,
И та же - резвая сорока,
И та же - кроликов семья.

Росистый тмин, потока пена,
На зорьке зайчиков балет,
Как в милых строчках Лафонтена,
Поющих розовый рассвет.

Ведь сей пиит леса и воды
Хранил указом короля,
И в оны дни, как в наши годы,
Цвела таинственно земля.

Как в старину, над нами ныне
Прозрачна и бездонна синь;
Всё бродит цапля по низине,
В пруду играет шустрый линь.

Но меркнет день в тумане тонком
Среди лугов, полей, трясин,
Как в дни, когда еще ребенком
В Ферте-Милон играл Расин.

О край труда! О край отрады!
Но нас терзают и в глуши
Неизъяснимые разлады
Согбенной нынешней души!

Свежеет воздух, пахнут травы,
Темнеет грустно небосклон...
Не здесь ли отдыхал от славы
Благочестивый Фенелон?

Тенистый бук, луна в печали,
Ручей, поющий без конца,
Ему торжественно вещали
О вечной мудрости Творца...

В те дни, устав от непогоды
Мятежной юности своей,
Сердца смирялись средь природы,
В садах глухих монастырей.

Пел ветер, гнулась рожь густая,
Вращало жернов колесо,
Еще поэтам не внушая
Слезливой нежности Руссо.

АВГУСТ ФОН ПЛАТЕН

(1796-1835)

СТРАННИК ПЕРЕД МОНАСТЫРЕМ СВ. ЮСТА

Полночная метель ревет, как лютый зверь.
Испанский монастырь, скорей открой мне дверь!

О братия, найду ль средь вас приют последний?
О, дайте отдохнуть пред раннею обедней!

Поутру я от вас, затворники, приму
Простой дощатый гроб и черную схиму.

Келейником умру средь тишины и мира
Я, царь земных царей, владыка полумира.

Короны я сложил и, полный униженья,
Безмолвно буду ждать обряда постриженья.

И голову склоню смиренную, меняя
На рясу бедную потоки горностая.

Не мертвеца страшит пред бледной Смертью страх:
Как старый мир за мной, я только тлен и прах.

СТЕФАН ЦВЕЙГ

(1881-1942)

ОСЕННИЙ СОНЕТ

По лестнице златящегося лета,
Спускаясь, отошел за днем угасший день.
Теплыней позднею едва земля согрета;
В объятьях вечера ложится раньше тень.

Прощальный плод в листве алеет одиноко;
Уж дышит отдыхом полей нагая грудь,
И мечутся гурьбой, растущею высоко,
Седые облака, несясь в далекий путь.

Вот осень. Будь готов! Над сирыми лесами,
Прельщаясь дальними, чужими небесами,
Уж стаи ласточек на юг стремят полет.

И может быть, под плач предзимней непогоды
По блеклым письменам праматери-природы
Прочтешь ты жизни сей глухое: "Всё пройдет".