На главную страницу

ВЛАДИМИР МОРИЦ

1891–1962

"- Клянусь, профессор, <…> этот Мориц, я вам признаюсь как на духу…<…> я знаю, что это моя последняя страсть… Ведь он такой негодяй! О, профессор! Он карточный шулер, это знает вся Москва. Он не может пропустить ни одной гнусной модистки! Ведь он так дьявольски молод!<…>" - вот такое невероятное бессмертие подарил М.А. Булгаков своему доброму знакомому В.Э. Морицу, вписав его закадровым персонажем в "Собачье сердце". Однако Мориц был не только разбивателем дамских сердец; справочник "Вся Москва" за 1925 год называет его преподавателем Школы Государственного Академического Большого Театра. В 1930 г. В. Э. Мориц был арестован по обвинению в создании вместе с хорошо знакомым Булгакову философом и поэтом Г. Г. Шпетом (1879-1937) в ГАХН "крепкой цитадели идеализма", сослан в Котлас, а после возвращения из ссылки преподавал мастерство актера в Театральном училище им. М. С. Щепкина. Как поэт Владимир Мориц был мало известен (выпустил только книжку стихотворений для детей "Клички" (М., 1927); заметно больше его след в искусстве перевода: в соавторстве С. Заяицким издал "Тень Осла" немецкого писателя Людвига Фульды (М-Л., 1923); вместе с М. А. Кузминым перевел большую хронику Шекспира "Король Генрих IV" (1-2 части) (1936), переводил Мольера, Шиллера, Бомарше, а также лирику Гете.


ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ

(1749-1832)

СВИДАНЬЕ И РАЗЛУКА

В седло! Я зову сердца внемлю!
Лишь миг - и конь летел стрелой,
Уже баюкал вечер землю
И ночь повисла над горой.
В тумане дуб гигантом в латах
Там возвышался в этот час,
Где тьма, таясь в кустах косматых,
Смотрела сотней черных глаз.

Луна сквозь дымку, с гребня тучи
Смотрела грустно в вышине,
Крылатых ветров рой летучий
Свистел свирепо в уши мне.
Ночные страхи мчались с нами,
Но был я весел, бодр мой конь.
В моей душе какое пламя!
В моей крови какой огонь!

Мы вместе. Счастья неземного
Исполнен взор желанный твой.
Я был с тобой всем сердцем снова,
Мой каждый вздох - тебе одной.
Твой милый облик детски-строгий
Весны румянец озарил,
И этой нежности, о боги,
Я жаждал, но не заслужил.

Но - ах! - уже зари сиянье,
И сердце сжал разлуки страх.
Какой восторг в твоем лобзанье!
Какая боль в твоих очах!
Я уходил. Слезы участья
Ты не могла во взоре скрыть.
Но все ж любить какое счастье
И счастье все ж любимым быть!

ЛИДЕ

Ты требуешь, Лида, чтобы твоим лишь был
Тот, кто тобой любим, - и права.
Он без остатка твой.
С тех пор как розно мы,
Мнится мне быстрой жизни
Шумное движенье
Легкой пеленой; как в облаках, с нее
Неизменно твой образ я вижу;
Сияет он ласково мне,
Как сквозь тучи подвижные сполохов
Вечные звезды блещут.

УТРЕННИЕ ЖАЛОБЫ

О, коварный, ветреный ребенок,
Ты скажи мне, чем я провинился,
Что меня ты обрекла на пытку,
Что свое нарушила ты слово?

Вечером, так нежно пожимая
Руку мне, ты ласково шептала:
"Да, приду, приду я непременно
В комнату к тебе, мой друг, под утро".

Дверь свою притворенной оставил
Я ее проверил перед этим
И был рад, что петли не скрипели.

Что за ночь провел я в ожиданье!
Я не спал, отсчитывал минуты,
Если ж забывался на мгновенье,
Сердце бедствовало неизменно,
Прогоняло легкую дремоту.

Да, я тьму благословлял, которой
Все покрыто было так покойно,
Радовался тишине царившей,
К тишине прислушивался чутко,
Легкий звук в ней уловить надеясь.

Если б наши мысли были те же,
Если б наши чувства были сходны,
Ты утра б не стала дожидаться,
Ты ко мне уже сейчас пришла бы.

Кошечка ль на чердаке вдруг прыгнет,
Мышка ли в углу зашевелится,
Шорох ли какой раздастся в доме, -
Все я верил: шаг твой легкий слышу,
Все я думал: шаг твой робкий слышу.

Так лежал я долго, очень долго,
И уже рассвет в окне забрезжил,
И то там, то тут шуршало что-то.

"Это дверь ее? Моя, быть может?"
И поднявшись на своей постели,
Я следил за дверью в полумраке,
Чтобы уловить ее движенье.

На беззвучных петлях обе створки
Так же все висели неподвижно.

День светлел, светлел. Уже я слышал:
Дверью стукнул мой сосед, спешивший
Заработать хлеб себе насущный,
Слышал я уже повозок грохот,
Отперли ворота городские,
Сутолока ожила дневная
Приходившего в движенье рынка.

Вот и в доме началось хожденье,
Вверх и вниз снованье, вперемежку
Двери хлопали, шаги стучали;
Но не мог я, как с прекрасной жизнью,
Со своей надеждою расстаться.

Лишь когда мое окно и стены
Солнце ненавистное настигло,
В сад, вскочив, я выбежал поспешно,
Чтоб свое горячее дыханье
Слить в томленье с утренней прохладой
И тебя в саду, быть может, встретить, -
Но тебя не видно ни в беседке,
Ни в высокой липовой аллее.