АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ
1889, Москва – 1945, пересыльная тюрьма в Гродекове близ Владивостока
Наиболее значительный из русских поэтов Китая, боевой офицер первой мировой войны, Арсений Несмелов зарабатывал в Китае журналистикой, в том числе и поэтической. Лишь в конце 30-х годов в его творчестве наметился интерес к мировой культуре; как следствие – он обратился к поэтическому переводу. Французский язык он и в кадетском корпусе знал плохо, к концу 30-х годов позабыл его еще больше. Публикуемые ниже фрагменты "Большого завещания" Франсуа Вийона Несмелов выполнил с помощью харбинской журналистки Марии Шапиро (в наше время изданы ее воспоминания о сталинских лагерях). Несмелов использовал две различные поэтические формы для передачи вполне идентичных в оригинале восьмистиший. Переводы Несмелова интересны как еще одна совершенно неожиданная, страница истории
"русского Вийона".
ФРАНСУА ВИЙОН
(1431 – после 1463)
ИЗ "БОЛЬШОГО ЗАВЕЩАНИЯ"
СКАЗАНИЕ О ДИОМЕДЕ
(строфы XVII-XXI)
В царствованье Александра
Диомед, морской бродяга,
Был, закованный в железа,
Стражей приведен к царю,
Как разбойник, уличенный
В грабежах морских, в пиратстве,
Чтоб обрек его позорной
Смерти высший судия.
"Почему, – спросил владыка, –
Ты, несчастный, стал пиратом?"
Диомед: "А почему ты
Называешь так меня?
Потому лишь, что кораблик
Мой и мал и ненадежен,
Но будь силен я – и мог бы
Стать царем, царем, как ты!
От меня чего ты хочешь?
Не с судьбой же мне бороться!
В ней – простейшая отгадка
Поведенья моего!
Облегчи пирату участь,
Знай, при бедности огромной
И порядочность большою
Никогда не может быть!"
Царь слова его обдумал
И ответил Диомеду:
"Хорошо! Твое злосчастье
Я на счастье изменю!"
Так и было. Император
Сделал честным человеком
Диомеда, и Валерий
Выдает рассказ за быль.
Если б Бог меня сподобил
Тоже встретить милосердье
И добиться места в жизни,
То, коль я впаду во зло, –
Сам себя я осудил бы,
Предал сам себя сожженью:
Лишь нужда толкает в пропасть,
Гонит волка из трущоб.
ВОСПОМИНАНИЕ О СОТОВАРИЩАХ
(строфы XXIX-XXXII)
Где теперь веселые гуляки
Моих светлых юношеских дней, –
Певуны, врали и забияки
С болтовней веселою своей?
Умерли одни, и жертвой тленья
Каждый ныне спит в своем гробу.
Да найдут в раю успокоенье, –
Предоставим Богу их судьбу.
Некоторые господами стали,
Барами. Другим жилье – вертеп,
И они до нищенства упали,
И в витринах только видят хлеб.
Есть что келий предпочли уюты
И, живя в тиши монастырей,
Хорошо одеты и обуты...
Такова судьба моих друзей.
Да поможет Бог большим сеньорам
Не грешить, чтобы святыми стать:
Всё иное было б только вздором, –
Нечего в судьбе их исправлять.
Нам же бедным, без куска и крова,
Пусть Господь терпения подаст:
Мы давно живем в нужде суровой,
А них стол ломится от яств.
Есть у них жаркие те и эти,
Бочки рыб, садки отборных рыб,
Яйца есть в глазунье и омлете, –
Всё, чего лишь пожелать могли б.
В их трудах помощник им не нужен,
Покоряясь сладостной судьбе,
Каждый сам съест окорок за ужин,
Наливает каждый сам себе.