ЗОБАИЛ

Хор мертвых вышел из могил
И полночь песней разбудил.
А ветер холодный всё крепнет и крепнет
И белые саваны треплет.

Идет покойников отряд,
Бойцов признаешь в них навряд –
На верную гибель Зобаил послал их,
Бичом подгоняя усталых.

"Как бесконечно счастлив тот,
Кто жив, кто в яме не гниет,
А царь ассирийский втоптал нас в могилу,
Всё взял он – счастье и силу.

Как хорошо в кругу родном!
А нам пришлось покинуть дом.
Владыка велел убивать и калечить,
Народ неповинный увечить.

Кто равен в алчности с тобой?
Ты самый злобный царь земной,
Ты кости развеял, как зерна пшеницы, –
Исполнена прихоть царицы!

Ты лучших не щадил мужей,
Чтоб женщин украшать щедрей,
И, тратя сокровища края родного,
Из кубка ты пьешь золотого.

Твой светлый плащ из серебра,
И ты все ночи до утра
Проводишь в объятьях порочной Тофале,
Красивей найдется едва ли!

Твой клич победный, словно гром,
Родит и страх, и плач кругом –
Седой океан усмиряет пучину,
Дорогу дает властелину.

Но властью ты обязан нам,
А ты нас растоптал, как хлам.
Зачем мы не живы! Жестокий и жадный,
Узнал бы ты суд беспощадный".

Звучит зловеще мертвых хор –
В нем гнев, проклятье, приговор.
И душит восставших из тесного гроба
Слепая, бессильная злоба.

Но вдруг протяжный скрип ворот –
Кто это в полночь к ним идет?
Из крепости двое выходят и что-то
Безмолвно проносят в ворота.

Не труп ли у стены кладут?
Какая жертва стынет тут?
И мертвые, стихнув, подходят несмело
Взглянуть на безгласное тело.

Но вот они узнали труп,
И смех срывается с их губ,
И мертвые пляшут, и мертвые рады,
Угасшие вспыхнули взгляды.

У песни их напев другой:
"Ты ль это? Ты ль, Зобаил злой?
Жаль, умер ты рано – узнал бы ты мщенье,
Отведал бы мук униженье!

Но чем ты стал? И кем ты был?
В нас остывает гнева пыл –
Ты с нами! Твой блеск потускнел и растаял,
Ты с нами! Дай руку, Зобаил!"

1912-МУ ГОДУ

Сегодня Бог, домовладелец строгий,
Из численника выгнал старый год.
Старик в мешок тряпье свое кладет
И нехотя выходит из берлоги.

Слезами не разжалобит народ.
Его мольбы нам чужды и тревоги...
Никто руки кровавой не пожмет,
Зря топчешься, жестокий, на пороге.

Пусть жизнь была безрадостна, бледна,
Простили б мы невзгоды и лишенья.
Но у тебя на совести – война!

С таким грехом куда, старик, пойдешь?
Тебя не пустят в райские селенья.
В аду проклятом сдохнешь и сгниешь.

СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО ЗАСЕДАНИЯ

Пожаром разгорелись страсти,
Готовы к драке кулаки,
И из звериной злобной пасти
Слова – как грязные плевки...
В потоке брани несусветной
Я смысл найти пытался тщетно:
– Мерзавец! Вон гоните вора!
– А ну, проваливай к чертям!
Припадочный! Собачья свора!
– Бродяга! Хочешь, в рыло дам!

Случилось это где? Когда же?
Четыре сотни лет назад,
В корчме, которой нету гаже,
Где кровь, насилье и разврат?..
Читатель милый, ты ягненок,
Наивен, как грудной ребенок.
В парламенте всю эту брань я
Совсем недавно услыхал
И, возвратившись с заседанья,
То, что запомнил, – записал.

ОСЕНЬ

С окраины грохот несется –
Идет за казармой стрельба.
Уж осень. И ревом металла
Гудит, надрываясь, труба.

И колокол школьный раздался,
Но утром пустынно кругом.
На площади сор и бумажки
Смешались с опавшим листом.

Собор загляделся на дали,
Подняв величаво главу.
А парк обездоленный плачет
И в город бросает листву.

И как в стародавние годы
Идет за казармой пальба...
Уж осень. И ревом металла
Гудит, надрываясь, труба.

ЖИЗНЬ НА ОКРАИНЕ

I

На улице дерутся двое.
А женщины в бессильной муке
Ломают руки,
В воротах стоя.

Сверкает нож и ранит.
Один не встанет,
Не даст он сдачи.

В притоне девушки толпятся втихомолку,
За шторой прячась, смотрят в щелку.
Одна тихонько плачет.

II

В сторожку Штефана пришла беда –
У Штефана чума убила крошку.
И приезжают в ветхую сторожку
Полюбопытствовать из центра господа.

Завидуют соседи – ведь трущоба,
А сколько знати у простого гроба.
И надо же удаче быть такой,
Чтобы ребенок заболел чумой!

III

Плывет, в коляске полулежа,
Надушена и разодета, –
И усмехается прохожий:
Всем девушка знакома эта.

Жить впроголодь не захотела
И отдала за деньги тело.
У ней всего теперь в избытке –
Наряды, сласти и напитки...

...Когда ж никто за ней не наблюдает,
Она над рваным платьицем рыдает,
В котором в холод, дождь и зной
Стояла с нищенской сумой.

ЗЕМЛЯ

Мы рядом на земле лежали – ты и я.
А воздух, словно воск, растаявший от зноя,
Над жнивьем плыл дремотною рекой.
Земля немой томилась тишиною.
И в тайниках души возник вопрос.

Ужели у земли нет слова для меня?
Широкая, безжалостно немая,
Ужель земля не скажет
Ничего?

Смиренно недоверчивое ухо
Я приложил к земле
И снизу, из глубин ее, услышал
Биенье сердца твоего.
Земля ответила.