АЛЕКСАНДР РОММ
1898-1943
Один из самых плодовитых поэтов-переводчиков своей эпохи. Хотя Ромм знал несколько языков, публиковались прежде всего его переводы "нового типа" (то есть с несуществующих оригиналов, наподобие стихов автора биографии Мао Цзэдуна – Эми Сяо). Сборник собственных стихов –
"Ночной смотр" – Ромм издал в 1927 году. Хранящиеся в архиве (РГАЛИ) переводы Ромма из европейской классики практически не изданы (перевод из Шенье датирован 1924 годом, но издан лишь в "Литературных памятниках" в 1995 году). Во время войны Ромм находился на Черноморском флоте, в 1943 году при темных обстоятельствах покончил с собой. Ромму принадлежит множество переводов, сделанных как "подтекстовки", иначе говоря – для использовании при исполнении "русского" варианта "Зимнего пути" и других циклов песен Шуберта. Из черновой тетради в РГАЛИ извлечен, в частности, публикуемый ниже текст К.Ф. Геллерта. Напоминаю, что подобным образом были созданы многие переводы Николая Заболоцкого, в том числе знаменитый "Мемнон" Майрхофера.
КРИСТИАН ФЮРХТЕГОТТ ГЕЛЛЕРТ
(1715-1769)
СМЕРТЬ
Время мчится, вечность ждет;
С каждым днем растет усталость.
Кто мне скажет, кто сочтет,
Сколько жизни мне осталось?
Помни, смертный, вечность ждет:
Смерть настигнет, смерть найдет.
ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ
(1749-1832)
ПЕРЕД СУДОМ
Умру – не скажу, от кого понесла
Дитя под сердцем я.
"Тьфу, мерзкая шлюха!" – плюетесь вы.
Нет, совесть чиста моя.
Умру – не скажу вам, кому отдалась.
Прекрасен милый мой,
Носит ли он золотую цепь,
Ходит ли в шляпе худой.
Коль надо стыд и срам снести,
Одна снесу я стыд.
Я знаю его, он знает меня,
А Бог на обоих глядит.
Прошу вас, пастор, и вы, судья,
Оставьте меня и его:
Ребенок – мой, и будет мой,
А вам-то что до того?
АЛЬФРЕД ЛИХТЕНШТЕЙН
(1889-1914)
БОТИНОК
Поэт думал:
"Да ну, довольно мне старья!
Театры, девки, луны городские,
Сорочки, запахи и перекрёстки,
Смех, кучера, витрины и убийства -
Всей этой дрянью я по горло сыт,
И к чорту!
А, будь что будет!.. наплевать на всё...
Ботинок жмёт. И я его сниму.
Пусть люди удивлённо обернутся.
Но что же будет с шёлковым носком?"
В ЗАПАС
Пусть хорошо побыть в солдатах год,
Но много лучше стать свободным снова.
Довольно мне беспутства и забот
На этой мельнице зерна людского!
Прости, мой плац, прости в последний раз!
Простите вы, манёвры и колодцы!
Я с лёгким сердцем покидаю вас, -
Ах, Куно Кон к вам больше не вернётся.
Пусть рок ведёт меня от этих пор -
Покровов с будущего не срываю.
На дольний мир я подымаю взор.
Несётся ветер. Плачутся трамваи.
МОЛИТВА ПЕРЕД БОЕМ
Все с жаром поют про себя:
Упаси меня от смерти,
Сын, отец и дух святой,
Чтобы мимо шли снаряды,
Чтоб меня враги-мерзавцы
Не поймали, не убили,
Чтоб не сдох я, как собака,
За родимую страну.
Я б хотел живым остаться,
Коз доить и девок щупать,
Бить каналью, негодяя,
И почаще напиваться
Вплоть до праведной кончины.
Я молиться буду жарко -
По семь четок ежедневно -
Если Ты пошлешь мне милость:
Друга Мейера уложишь
Или Шульца - не меня.
Но подумай и об этом:
Пусть меня не слишком ранят.
Дай мне, боже, пулю в ногу,
Прострели полегче руку,
Чтоб вернулся я героем,
Мог кой-что порассказать.
* * *
Теперь легко мне на военной службе.
Кто смотрит на меня? Давно привыкли все
К моим глазам - каким-то странным, слишком штатским.
На упражненьях я почти что сплю,
На маршировке я стихи слагаю.
----------
Но вот придет война. Мир слишком долог.
Тогда довольно шуток. Барабаны
Трещат до сердца. Полыхают ночи.
Ты голоден. Ты хочешь пить. Ты мерзнешь.
Ты жаришься. Ты истекаешь кровью.
Соборы рушатся. В пожарах дали.
Рвет ветер. Вдребезги летят столицы.
На горизонте грохоты орудий.
Со всех холмов кругом встают дымки
И в голову тебе летят гранаты.
АНДРЕ ШЕНЬЕ
(1762-1794)
МЛАДШАЯ СЕСТРА
Ах нет, не для меня все эти угожденья:
Глицера рождена до моего рожденья!
К нам часто пастухи приходят поутру
И мне дарят цветы - а смотрят на сестру,
И, моего лица пленяясь выраженьем,
Они зовут меня ее изображеньем.
Зачем я видела всего двенадцать жатв?
Зачем влюбленные не шлют мне нежных клятв,
Не говорят: "Умру, когда ты не согласна"?
Но будет час. Я жду. Я знаю, я прекрасна.
Я знаю, прелестей нет более живых,
Чем округленное лицо в волне златых
Кудрей, и узкий рот с жемчужными зубами,
И брови черные над синими глазами.
ЖАН МОРЕАС
(1856-1910)
* * *
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Столяр, мой друг, столяр, мой друг,
Ты тешешь дуб, ты тешешь бук,
О, вытеши мне гроб, молю!
Я в нем любовь похороню.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Чтоб белоснежен был покров,
Как блеск зубов, ее зубов,
Чтоб ленты - неба голубей,
Как блеск очей, ее очей.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Там, у ручья, где ивы спят,
И шелестят, и шелестят,
Под соловья напев живой
Поцеловал ее другой.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Столяр, мой друг, столяр, мой друг,
Ты тешешь дуб, ты тешешь бук,
О, вытеши мне гроб, молю!
Я в нем любовь похороню.
ФРАНСИС КАРКО
(1886–1958)
* * *
Худой, хромой и безобразный,
Вошел в кафе, за столик сел.
Там, за стеклом зелено-грязным,
Сгустились сумерки совсем.
- Кто ты такой? - Не ваше дело.
- Ты хочешь пить? Ты нынче ел?
Он пил, и ел, и щупал девок,
И словно бешеный, он пел.
- Adieu! - Не уходи! - Как строго!
Он в полночь встал из-за стола,
А утром дева у порога
Его висящий труп нашла.
Веселый черт смеялся в нише,
Держа добычу за живот.
С тех пор он шляется на крышу
И гадит прямо в дымоход.
ШАНДОР ПЕТЕФИ
(1823-1849)
ПОДРАЖАТЕЛЯМ
Вам кажется: поэзия - тележка.
Дорога есть, лошадка есть - садись!
Но стих - орел! Свободно он взлетает
Туда, где нет путей, - на волю, ввысь!
А вы, бессильные, пустые трусы,
Вы ждете, чтобы путь открыли вам.
Пройдет поэт - и, словно псы за костью,
Бросаетесь вы по чужим следам.
Хватай перо! Пиши, когда ты в силах
Идти туда, где не бывал другой!
А нет - берись за плуг иль за колодку
И стих свой жалкий растопчи ногой.