На главную страницу

БОРИС СЕРЕБРЯКОВ

1890-1959

Сведения об этом поэте весьма скудны, хотя издал он более двадцати книг. Первыми, судя по всему, были переведенные целиком сборники Эмиля Верхарна "Безумие полей" (СПб., 1914) и "Двенадцать месяцев" (Петроград, 1919). В предисловии к первой из них рассказана история возникновения книги: "Книга была задумана в конце 1913 года под непосредственным впечатлением от приезда в Россию Эмиля Верхарна, когда переводчик при личной встрече с поэтом получил от него разрешение и благословение на издание своих переводов. В середине 1914 года книга была уже почти целиком отпечатана, но началась война и молодой поэт-переводчик должен был отправиться на фронт, оторвавшись от чтения последних корректур, а временно и от всякой литературной деятельности. Те же мировые события надолго оторвали и издателя и сотрудников его по изданию от начатого дела, и лишь теперь с большим трудом удалось собрать все отпечатанные листы книги, перепечатать вновь затерявшиеся листы. Так с запозданием на 5 лет книга выходит ныне в свет". Иначе говоря, подлинный год выхода в свет "Безумия полей" - тот же, что и у второй книги. И не зря издатель несколькими страницами далее совершенно иным шрифтом воспроизводит изъятые военной цензурой строфы из "Песни безумного". Спустя совсем немного лет мы обнаруживаем Бориса Серебрякова в Баку: там в 1921-1932 годах были изданы по меньшей мере пять книг его переводов и пересказов с "тюркского" (т. е. азербайджанского) и армянского языков. Затем наступает пауза в публикациях; чем она вызвана - остается только гадать. Наконец, в 1942 году одна за другой начинают выходить книги Серебрякова в Тбилиси и Ереване - преимущественно переводы детских стихотворений, есть среди них книги таких поэтов, как Важа Пшавела, Карло Каладзе и др. Наконец, в 1948, 1953 и 1958 годах выходят авторские антологии грузинской поэзии в переводах Бориса Серебрякова. Мелькает его имя и вне переводческого жанра - Серебряков пишет песни для кинофильмов. Сейчас трудно сказать, насколько ценен вклад Бориса Серебрякова в русскую переводческую культуру, но вклад этот весьма велик количественно и требует изучения.


ЭМИЛЬ ВЕРХАРН

(1855-1916)

ПЕСНЯ БЕЗУМНОГО

Я видел их, я видел их,
Идущих торными путями
С едва раскрытыми глазами,
Их бороды как конопля;

Их руки тонкие болтались
Соломой, грубая спина -
Что сена пыльного копна,
И шли они издалека
Как с поля битвы, где сражались.

Их шляпа на уши одета,
Одежда - травяного цвета.
Я двух, и трех, и десять видел.
Они из леса шли, - я видел.

Один из них мою взял душу.
В его карман схоронена,
Дрожит, как колокол, она.

Другой с меня содрал всю шкуру, -
Но каждый пусть из вас молчит, -
Она - со старых барабанов,
Она - звучит.

А ноги, связанные крепко,
Лежат в пыли;
Взгляни, взгляни, мой друг, - ведь я
Как столб вдали.

И вот крестьянин показался,
И нас, над кем смеялись дети,
Всю рухлядь старую, схватил
И в землю голую всадил.

И вот мы сторожим со всех сторон
Тяжелых воронов, ворон.

ПЕСНЯ БЕЗУМНОГО

Я тот, удары чьи звучат,
Подобно башням бьют в набат.

В просторе выцветшей земли
Три белых савана прошли,
Подобно людям, там, вдали;

С зажженными в руках огнями,
С косою, с топорами.

Каков бы ни был я, - один
Я вижу бедствия земли
В огне на небесах, вдали.

Осуждены земля, растенья.
- Мольбы и слезы бесполезны -
И скоро
Уж не захочет черный ворон
Крота и мыши полевой.

Я тот, удары чьи звучат,
Подобно башням бьют в набат.

Плоды деревьев распухают
В сухой, чернеющей листве,
Побеги быстро исчезают,
Трава сгорела, плодники
Вдруг закисают;
Свет солнца, года времена
Обманчивы; на зараженных
Полях - полеты птиц, зажженных
И желтой серою и дымом.

Я видел саваны, - стремились
Они все в церковь и молились,
Входя - один вслед за другим
С желанием одним.
Те, что на клиросе молились
Без силы, без усердья,
Болтая вялыми руками, удалились.
С тех самых пор один я слышу,
Как ночью, днем
В мозгу моем
Набат безумный раздается.

Пройдут и дни, пройдут года,
Упорной мысли и труда
Судьбе напрасно противленье,
Беспощадно
Осуждены земля, растенья.

И долго ль будет всё мертво?
Пробьет ли час, когда под чистым небом
Природы прежней люди вновь
Вознаградятся настоящим хлебом?

Но предрешать не должно ничего…

Опять проходят по земле
Пустые саваны и белые толпой,
Болтая меж собой,
Как люди, там, во мгле.

ПЕСНЯ БЕЗУМНОГО

С ближнего кладбища крысы гудят,
Ровно в полдень
В колокол тихо звонят.

Они сердце у мертвых поели
И от раскаяния зажирели.

Они съели могильных червей,
Голод тянется их в беспредельности дней.

Это крысы
Справляют свой пир,
Поедая весь мир.

Церковь просторна в сияньи огней
С верой молящихся в ней.
Церковь исчезла с той самой поры,
Когда крысы
Съели Святые дары.

Глыбы гранита кругом обнажились,
Золоченые ниши, как ямы, раскрылись,
Пустоту открывая;
С купола, с сводов, с колонн
Падает слава с высот неземная
Вниз.

Толпы крыс
Венчики сгрызли святых,
Руки скрещенные
С верой в загробную жизнь,
Любовь неземную в очах,
В исступленных очах, -
Губы риз золотые,
Которых касались уста роковые;
Крысы
Сгрызли дотла всё кругом
Сверху донизу,
Словно амбар с зерном.

За то
Пусть теперь звучат
Звон и безумный набат,
Что о жалости прежде взывали
И над крышей, вопя, завывали
Вплоть до эха, ревущего где-то,
Не видит, не слышит никто:
Церковь, душа бесконечных полей,
Чужда в беспредельности дней.

И лишь с ближнего кладбища крысы гудят.
Богородице словно молясь,
В колокол тихо звонят.

ИЮЛЬ
Жестокий час

С свинцом в крови в разгаре летний зной,
И вредный, и больной,
С своею злобою, с негодованьем,
С убийственным сияньем,
С закисшей тишиной.

- Вы, садовники смерти!
На ваших пламенных полях,
На тощих, высохших стеблях
Цветы в морщинах до земли
Склоняют венчики свои.

- Вы, плотники смерти!
Под пламенем, струящимся с небес,
В оцепененьи мертвом лес;
Вот буки стройные с гигантскою корою,
Как в панцире; кора трещит от зноя.

- Вы, могильщики смерти!
Вот бесполезные мученья
Так рано гибнущих растений;
Вот мятый лен,
Вот вспыльчивый ячмень;
Коробится кора ветвей
В саду фруктовом под огнем незримым;
Пронзает солнце иглами своими
Жизнь мирную, царящую кругом.
И с незапамятных времен
Солнце жалит и буравит,
Пылающую почву давит,
Сжимает, мнет огнем своих лучей
Надежду золотую будущих полей.

Вся солнцем скована земля.

- Когда, скажите, каменные тучи,
И вихри бурные, и вспышки бледных молний
Столкнутся в ярости могучей?
А в ожиданьи, там, вдали,
Луч солнца на стекле играет.
Его сияние, как ненависти меч,
Земную грудь насквозь пронзает.