На главную страницу

ВАЛЕНТИН СТЕНИЧ

1897, Санкт-Петербург - 1938, Ленинград (расстрелян)

Окончил немецкую школу (Петершуле) в Петербурге. Литературную деятельность начал как поэт: в архиве составителя сайта "Век перевода" хранится рукописная копия неизданного сборника стихотворений Стенича, датированных 1917-1918 годами. Позднее очень много переводил, почти исключительно прозу (часть переводов опубликована под фамилией Сметанич): "Жив человек" Г. К. Честертона (1924), "Тигры и утехи" Ж. Дюамеля (1925), "Отважные мореплаватели" Р. Киплинга (1930), "42-я параллель" Дж. Дос Пассоса (1931), "Смерть в лесу" Ш. Андерсона (1934), историческая драма "...Гасить котлы!" Э. Толлера (авториз. пер., 1935), "Чихи и чухи" и "Трехгрошовый роман" Б. Брехта. Традиционно считается, что героем очерка Александра Блока "Русские дэнди" (1918) является Стенич. Был чрезвычайно знаменит не только как переводчик "Улисса" Джойса, - приблизительно на треть опубликованного в его переводах преимущественно в журнале "Литературный современник", - но и как азартный игрок, ввязывавшийся в совершенно легендарные скандалы. Современный нам "Улисс" - перевод С. С. Хоружего, завершившего черновую работу В. Хинкиса, отнюдь не отменяет первопроходческую работу Стенича. Стихи Стенич переводил редко, но некоторые его переводы имеют для истории большое значение. Публикуемый ниже перевод из Д. Г. Лоуренса в английской антологии М. Гутнера (1937) уже утратил подпись переводчика - Стенич к этому времени был арестован (14 ноября того же года) и, возможно, погиб. Дата и место расстрела (1938) вызывают сомнения: они взяты из официальной справки, которую выдали в КГБ (Управление по Ленинградской области) 11 марта 1990 года. Реабилитирован в 1957 году.


ДЭВИД ГЕРБЕРТ ЛОУРЕНС

(1885-1930)

НАБЕРЕЖНАЯ НОЧЬЮ, ДО ВОЙНЫ

Брошены всеми -
Дождь ночной моросит незримо,
Неотвязно к лицу припадая губами.

Река, ползущая мимо
Огней, расписана полосами
До середины боков могучих -
Зверь, залегший в ночи дремучей.

Под мостом
Громады трамваев
С гулом несутся, и каждая мчит свой отблеск с собой,
А там вдалеке, в пространстве пустом,
Что безмолвием ночь ограждает,
Блестка за блесткой плывет над подцвеченной светом водой.

У Чаринг Кросса, на самой дороге,
Здесь, под мостом, бездомные спят,
Сжатые в ряд, со стеною вместо подушки;
Цепочкой прерывистой - ноги.
И бросает пришелец неуверенный взгляд
На краю этой голой человечьей конюшни.

Голову скрыв, засыпает
Всякий зверь; оттого вот
И они тряпьем и руками накрыли свой сон.
И только, когда трамваи
Пролетают, гудя, как овод,
И белым лучом полоснет по низкой куче вагон,

Два голых лица видны,
Спящих и неприкрытых,
Два сгустка белесых, задетых жизнью чужой,
Тусклая пена волны
На куче, приливом намытой,
Травы, поросшие в иле бледной, без тени, звездой.

Лишь над двумя обнаженными лицами
Праздный свой отсвет шатает трамвай,
На миг показав на запретной странице
Жизни лишай.

Мужчина с бородкой тщедушной
И лицом, как цветок по ненастной весне,
И женщины туша, не сложившей бездушья
Даже во сне.

Лишь над двумя, как пустые страницы,
Белыми лицами, со взметом волны,
Луч возникает недолгой зарницею
Из глубины.

Красноречивые руки
Разметаны как попало:
Длинные бедра подростка тянутся зябко на грудь;
Разошелся у брюк
По ниткам край полинялый
На тощих лодыжках мужчины, что не может уснуть.

Пальцев ног пятерня,
Пять красных и непригретых
Птенцов, покинутых в грязном гнезде -
В мятой бумаге ступня,
Как в пакете, но рвется газета,
Как задвижется спящий на сна ущербной воде.

Вздруженный холм
Женских колен
Выпирает под юбкой измятой -
И сплошное безмолвие,
Мертвый холодный плен,
Оградивший их всех от жизни проклятой.

Над меловыми бесстыдными лицами
- Бледность и ночь -
Отблески бросят шальной вереницею -
Вспыхнут - и прочь.

У ног спящих покорно
Встали другие в черед
За местом, где лечь; стоят, качаясь, и ждут,
Ловя непроворно
Поступь приливных вод,
Как утопшие, что повисли в воде и так торчком и плывут.

О, звенящих домов
Сверкание золотое,
Вон из мглы и во мглу опять!
Мост, как покров,
Приник на своих устоях
Постыдный сон охранять.

Из подъездов театра на волю
Течет, не спеша, народ,
И зонтики мокро в дожде полыхают,
Как цветенье адского молю
Над травой полнощных болот,
Ныряя то вверх, то вниз и медленно с глаз уплывая.

А они все ждут, не придет ли черед,
Перед цепью опорков вонючих,
Забытые,
Забывая, пока судьба не сотрет
Одного из угрюмой кучи.

Фабричные трубы там, за водой,
Чернью легли на золоте мерклом;
Прилив дрожащей струей
Путает тени в сумрачном зеркале;

И блесток рой,
Крупных, алмазных,
Течет чередой
По мостам над переплетенной плазмой.