На главную страницу

НИКОЛАЙ ТИХОНОВ

1896, СПб. – 1979, Москва

Трижды лауреат Сталинской премии первой степени, заодно и лауреат Ленинской, несмотря на то что ученик Гумилева. Ранние его сборники высоко ценились в поэтической среде, на позднее творчество те же читатели предпочитали закрыть глаза. Переводческое дарование Тихонова, во всяком случае, прожило дольше поэтического.


ШАНДОР ПЕТЕФИ

(1823-1849)

ПЕСНЯ СОБАК

Воет вихорь зимний
В облачные дали,
Близнецы метелей -
Дождь со снегом валят.

Нет забот нам - угол
В кухне есть согретый,
Господин наш добрый
Дал нам место это.

О еде забот нет -
Ест хозяин сладко,
На столе хозяйском
Есть всегда остатки.

Плеть - вот это правда:
Свистнет - так поплачешь!
Но хоть свистнет больно -
Кость крепка собачья.

Господин, смягчившись,
Подзовет поближе,
Господина ноги
Мы в восторге лижем!

ПЕСНЯ ВОЛКОВ

Воет вихорь зимний
В облачные дали,
Близнецы метелей -
Дождь со снегом валят.

Горькая пустыня -
В ней нам век кружиться,
В ней куста нет даже,
Где б нам приютиться.

Здесь свирепый холод,
Голод в брюхе жадный, -
Эти два тирана
Мучат беспощадно.

Есть еще и третий:
Ружья с сильным боем,
Белый снег мы кровью
Нашей красной моем.

Хоть прострелен бок наш,
Мерзнем днем голодным,
Пусть в нужде мы вечной,
Но зато свободны!

САНДРО ШАНШИАШВИЛИ

(1888-1979)

ДУБ В ЧИАУРСКОМ ЛЕСУ

Дракона тиарой щетинной, лежащего над Алазанью,
Лес Чиаурский чернел, и в чешуйчатых пен постоянстве,
Речки вобрав, Алазань предала их терзанью, -
Ветви и сучья клубя, чтоб, ярясь великански,
Их в западнях закрутить и оплакать слезой дагестанской.

Лес Чиаурский - дубняк, в нем голизной костяною,
Тысячелетьем плеч, чудовищ листвою трясет он.
Буря ему нипочем, она как бы идет стороною,
Леший какой там и тот корневищами чащи замотан.
Жиру земля не жалеет - и, выгнув шершавое тело,
Дуб разжиревший стоит в облаке сна поседелом.

Ворох камней, что старинною крепостью звался,
Дуба тяжелый сосед - он в трещинах неповторимых.
Точно замытое зеленью в хрониках сгибшее царство,
Коего доблесть - молчанье, доблесть вечернего дыма,
Если бы дубу язык - зычных рассказов опору,
Грянул бы ворох камней в повествовательный ворох.

Но его душат лианы липкие жадные жилы,
В ляжки его, как пиявки, вонзаясь и на нем набухая,
И над резною листвой его зыбью немногоречивой
Ночью глухою глухих сова окликает глухая.

Время свалит этот дуб, эти корчи истории старой,
Прямо в голодный камин - в пламень домашний пожара,
Так решено: повалить! Поднялся топор белощекий,
Свадебной песней пила заскрежетала, летая, -
Листвы паруса зашумели, и треснули сучьев трещотки,
И брызнула кровь, как из порванной глотки бугая.
И, смертью наполнен, пылая мученьем, клоняся,
Сломался, хрипя, он, и, лес раздирая кругом,
Заставив соседей своих умирать в одиночестве,
Упал великан... И карлик ступил на него.