НИКОЛАЙ ТУРОВЕРОВ
1899, станица Старочеркасская Области Войска Донского – 1972, Париж
Наиболее значительный поэт русского казачества из числа эмигрантов первой волны. С 1916 года участвовал в Первой мировой войне, перешедшей двумя годами позже в Гражданскую. Было всё: чин подъесаула, пребывание в партизанском отряде полковника Чернецова; наконец, в 1920 году вместе с армией Врангеля Туроверов навсегда покинул Россию. Он попал на греческий остров Лемнос, затем в Сербию, в 1922 году добрался до Парижа, где и прожил всю оставшуюся жизнь. Тридцать семь лет был служащим банка, выпустил книгу стихотворений "Путь" (1928), затем четыре сборника под одинаковыми названиями "Стихи" (1937, 1939, 1942, 1965), а также поэму "Сирко" (1945). Поэтическим переводом почти не занимался, однако в последнем прижизненном сборнике Туроверова мы находим раздел: "Из Тараса Шевченко". Переводы эти хороши сами по себе как русские стихи, но разговор о "русском Шевченко" не ограничивается одним лишь этим случаем (Туроверов потому и сделал свои переводы хорошо, что о непереводимости этих стихов ему вовремя никто не сказал), и придется сделать отступление.
В России Шевченко переводили еще при его жизни, переводят и по сей день, практически всегда – невыносимо плохо. Один из лучших украинских поэтов ХХ века Игорь Качуровский, чьи переводы можно найти и на нашем сайте, рассказывает в предисловии к своей книге "Окно в украинскую поэзию" (Нежин, 1997) следующую историю:
Некий русский критик, прочтя в "Континенте" мои переводы, возмутился: для чего, мол, переводить с украинского на русский, ведь язык Шевченко русскому понятен и так, надо дать объяснение отдельных слов – и только…
Это один случай. А вот второй.
Священник русской православной церкви с типично волынской фамилией на "ук", увидев в моих руках книгу Рыльского, обрадовался:
– Люблю украинские стихи… "Садок вишневый коло хаты…" – прелесть…
И, взяв книгу, стал читать там, где раскрылось. Вдруг выражение его лица изменилось:
– Нич-чего не понимаю, – сказал он изумленно.
Прочел вслух еще несколько строк и возвратил мне Рыльского:
– Ничего не понимаю.
Дело в том, что язык украинский со времен Котляревского и Шевченко развивался и эволюционировал, изменений в нем произошло не меньше, чем, скажем в итальянском со времен Данте и Петрарки.
Далее Качуровский убедительно доказывает, что украинских поэтов ХХ века на русский язык переводить необходимо: читатель, не знающий языка, просто не поймет ничего, лексика настолько разошлась, что в известном смысле и переводить-то стало несколько легче. Ибо чем ближе языки, тем переводить труднее. А в языке Шевченко, который и сам немало написал по-русски, было огромное количество слов, нынче понятных скорее русскому читателю, чем украинскому. Сам Шевченко, отстаивая право писать на украинском языке, приводил пример Роберта Бернса. Однако Бернс тот диалект, на котором писал, никогда не называл языком – только диалектом. Этот диалект не мог развиться в отдельный язык, нужды не было: у шотландцев есть свой собственный, национальный язык, гэльский, относящийся к кельтской группе. Украина же пошла по другому пути и создала свой собственный язык.
Что же делать с Тарасом Шевченко? Он остался в XIX веке, и переводить его на русский всё так же трудно, ибо стихи получаются плохие. Дабы не оказывать гениальному Кобзарю медвежьей услуги, мы долгое время воздерживались от размещения переводов из него на сайте, покуда не встретились переводы Николая Туроверова. Они не настолько далеки от оригинала, чтобы потерять право называться переводами, и не настолько буквальны, чтобы в них умерла поэзия.
ТАРАС ШЕВЧЕНКО
(1814–1861)
УКРАЙНА
Было время, на Украйне
Пушки грохотали,
Было время, запорожцы
Жили-пировали.
Пировали, добывали
Славы, вольной воли,
Всё-то минуло, остались
Лишь курганы в поле.
Те высокие курганы,
Где лежит, зарыто,
Тело белое казачье
С головой разбитой.
И темнеют те курганы,
Словно скирды в поле,
И лишь с ветром перелетным
Шепчутся про волю.
Славу дедовскую ветер
По полю разносит.
Внук услышит, песню сложит
И поет, и косит.
Было время, на Украйне
Шло вприглядку горе;
И вина, и меду вдоволь,
По колено море!
Да, жилось когда-то славно,
А теперь вспомянешь:
Станет как-то легче сердцу,
Веселее взглянешь.
* * *
Не женись ты на богатой -
Выгонит из хаты,
Не женись и на убогой -
Проживешь недолго,
А женись на вольной воле -
На казачьей доле:
Как была она - такою
Будет ввек с тобою.
* * *
О, Боже мой милый! Как тяжко на свете,
Как жизнь горемычна - а хочется жить,
И хочется видеть, как солнце сияет,
И хочется слушать, как море играет,
Как пташка щебечет, как роща шумит,
Как девушка песню свою запевает…
О, Боже мой милый, как весело жить!
* * *
"Молитесь, братие, молитесь
Вокруг святого Чигрина!
Как нерушимая стена,
Восстав из гроба, станет сила
Архистратига Михаила -
Покойников святая рать.
Но Украину вам спасать,
Еще живущие! Спасайте
Родную мать свою, не дайте
В руках у ката погибать!
Пожар пылает там и тут,
И некрещеными растут
Казачьи дети, а девчата
Ушли в неволю без возврата,
И гибнет юная краса,
И непокрытая коса
Стыдом сечется, ясны очи
В разлуке гаснут… Иль не хочет
Казак сестру свою спасать
И сам собрался погибать
В ярме у катов? Горе, горе!
Молитесь, дети! Страшный суд
На Украину к нам несут
Враги. Опять прольется море
Казачьей крови… Где Богдан?
Где Наливайко, Остряница?
Пора Палию пробудиться,
И где Сирко - наш атаман?
Молитесь, братья!"
И святой
Поп окропил толпу водой
С крыльца церковного. Но вот
Вдруг расступается народ,
И с непокрытой головой
Встал на крыльце кобзарь седой:
"Да сгинет враг! Да сгинет прочь!
Точите косы в эту ночь,
Ножи острите и со мной
Тряхнем недавней стариной!"