ХОРАЛ

1

Господь — могучий наш оплот,
Надежный меч и латы.
Нас от напасти он спасет,
Которой мы объяты.
       Сам царь адских сил
       Сгубить нас решил.
       Лукав и силен,
       Он в бой вооружен.
И нет ему подобных.

2

Мы с нашей силой в грозный час
Разбиты скоро будем;
Но муж-защитник есть у нас,
Что Богом послан людям.
       То — наш властелин,
       Христос, Божий сын,
       Господь Саваоф,
       И нет иных богов;
Одержит он победу.

3

И если сонмы духов тьмы
Нас поглотить грозятся,
То их не убоимся мы,
Нам всё должно удаться.
       Князь мира сего
       И слуги его
       Для нас не страшны:
       Они осуждены,
Словечко их повергнет.

4

Да, слово, истинный завет,
Нетронуто врагами;
Его дары, и дух, и свет
Вовеки будут с нами.
       Пусть отнял злодей
       Добро, жен, детей
       И смертью грозит -
       Он всё ж не победит,
И царство Божье — наше.

ДИКАЯ РОЗА

Мальчик розу увидал,
Розу в чистом поле,
К ней он близко подбежал,
Аромат её впивал,
Любовался вволю.
Роза, роза, алый цвет,
Роза в чистом поле!
«Роза, я сломлю тебя,
Роза в чистом поле!»
«Мальчик, уколю тебя,
Чтобы помнил ты меня!
Не стерплю я боли»
Роза, роза, алый цвет,
Роза в чистом поле!

Он сорвал, забывши страх,
Розу в чистом поле.
Кровь алела на шипах.
Но она — увы и ах!
Не спаслась от боли.
Роза, роза, алый цвет,
Роза в чистом поле!

НАПЕВ РЫБАКА

Рыбак, пора за дело!
Зарей горит восток.
Волну встречая смело,
Вперед летит челнок.

Холмы покрыты тенью
И мирно дремлет луг,
Но ты веселым пеньем
Пробудишь всё вокруг.

Нам радость и свободу
Несет с собой заря,
И крепкий невод в воду
Закинешь ты не зря.

Звенит в тиши рассвета
Живой напев труда,
Сияют алым светом
И небо, и вода.

Кто хочет ставить сети
И рыб ловить со дна,
Свободен будь, как ветер,
И весел, как волна.

Вот тень густой ракиты,
Пастушка там сидит.
Тебя, ловец мой хитрый,
Она перехитрит.

СОН И СМЕРТЬ

Блеск и меч! Так наш мир пробужден.
Буйный сонм покорит небосклон.
Юный дух необузданно зрит
На посев и поток, что кипит.

У пути виден свет, реет лик.
Злую скорбь сеет хмель, рьян и дик.
И склоняется, плача, завет:
«Ты мне меч, ты мне спас, ты мне свет».

Дальше гордо возносится сон.
Бог творящий навек покорен.
Некий зов нас умчит на крылах
И повергнет пред смертью во прах.

Все гремит и уносится прочь.
Только в позднюю темную ночь
Кажет слитыми звездами твердь:
Блеск и меч, хмель и скорбь, сон и смерть.

* * *

О травы лета, душен ваш аромат.
Но горький ветер темной, святой земли
           Влечет меня по этой жатве
                      Прочь от садов – к истукану Солнца.

Из дней забытых сон восстает: дитя
На свежем солнце дремлет среди снопов.
           А там жнецы на знойной ниве;
                      Серп пламенеет, вода иссякла.

Сонливо вьется воинство тонких ос.
Сквозь сеть колосьев – рдяные лепестки
           На жаркий лоб роняют маки,
                      Словно тяжелые капли крови.

И всё, что было – вспомнилось в свой черед.
С былым страданьем в страдных лежу полях.
           И губы шепчут истомленно:
                      «Как я устал от цветов и жары…»

* * *

Рдяные рощи на срезах гор.
Цепких кустарников желтый убор.
Прежде чем в чан его сок не взят,
Ты поднимаешь янтарь-виноград.

В солнечном блеске он долго зрел.
Помнишь, как сноп и венок пестрел?
И, постигая осенние дни,
Лета богатый дар пожни.

Он же, не знавший, как сладостен плод,
К сонму веселых его не примкнет.
Спросишь его – он скажет в ответ:
«Отнят мой последний свет.

БЛАГОВЕЩЕНИЕ
Слова ангела

Ты к Господу не ближе нас
Мы все — в дали разлук.
Но как благословен атлас
Твоих прекрасных рук.
И с плотью не сравнить земной
Их блеск и красоту:
И я — роса, я — луг дневной,
А Ты — лоза в цвету.

Я так устал, мой путь далек,
Прости мне, я забыл,
Что тот, сияющий, изрек,
Кто солнцу равен был;
Перед тобой, внимающей,
Я весть не помню ту:
Пойми: я — зачинающий,
А Ты — лоза в цвету.

Я крылья в воздухе раскрыл,
В пространстве голубом,
И этот малый дом укрыл
Своим большим плащом.
Но ты сидишь передо мной,
Одета в чистоту:
Пойми: — я ветра вздох лесной,
А Ты — лоза в цвету.

Все ангелы в сиянии
Исходят от тоски:
Вовек еще желания
Так сильно не росли.
Быть может, скоро в смутных снах
Ты вдруг себя поймешь:
Благословенна Ты в женах!
Ты зреешь, ты цветешь,
Ты царства царственная дверь,
И я ключи несу,
О, лоно снов моих, поверь:
Затерян мой напев теперь
В тебе, как бы в лесу.

Так я пришел свершителем,
Последнюю мечту
Свершил. Я ослепителен…

А Ты — лоза в цвету.

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ

И она всю ночь, всю ночь стоит
На коленях и зовет, бледнея,
Дева слабая: «Ты видишь змея?
Почему он близ меня не спит?»

Витязь появился на коне
Из тумана; шлем и щит сияли.
Он узрел ее в слезах, в печали,
А она узнала в светлом дне

Кто имеет свыше власть
Вызволить ее. Копье подъявши,
Он скакал, дракона увидавши,
Раскрывающего пасть.

Кроткий вождь, страшней самой Судьбы.
И она колени преклонила,
И победы для него молила,
И не ведала, что из борьбы

Выйдет тот, кого мольбой обета
Из лучей божественного света
Призывало сердце. В битве этой
Стали башнями ее мольбы.

ПОРТРЕТ ДАМЫ ВОСЬМИДЕСЯТЫХ ГОДОВ

И она стоит в молчаньи странном
У атласных темных штор,
Что приподнял грузно и жеманно
Купидонов лживый хор;

И ее как будто подменили
С ночи свадьбы: подавляет вздох
Сердца, что узоры лент закрыли
(Локоны шиньона утомили)
Словно кто застал ее врасплох

В час мечтаний и неясных планов,
Как отныне жизнь переменить:
Иначе, живее, чем в романах…
Чтобы все сцепленья пережить, -

Положить в футляр благоуханий
Сувенир, и в одинокий час
Утонуть в волнах воспоминаний;
Наконец-то сбывшийся рассказ

Записать в дневник, и чтобы он
Под пером не становился ложью,
Чтобы пальцы клали с легкой дрожью
Листик розы в тяжкий медальон,

Что колеблет с тяжким вздохом грудь.
И с приветом из окна прощальным
Чуть сверкнуть колечком обручальным,
И потом надолго отдохнуть.

* * *

Синий блик луны с карниза
Пробирался по стене,
Я услышал голос снизу,
Раздававшийся во мгле.

И, поднявшись в изумленьи,
Раму опустил в окне,
Я услышал чье-то пенье,
Что сквозь ночь неслось ко мне.

Ни души. Но там, в потемках,
Лунным светом осиян,
В тишине так дивно-громко
Искрился и пел фонтан.

Беспокойно-постоянный,
Серебристый и живой,
Был в ночи напев фонтана
Как большого сердца бой.

Я спросил: «О чем поешь ты
Мне сегодня в первый раз?»
А в ответ: «Меня зовешь ты
Лишь сегодня в первый раз.

Глядя в золотые очи
В звоне песни, в зное дня,
Сквозь душистый бархат ночи
Всё журчит моя струя

И поет о мгле и свете…
А ты, кто так близко спал -
Лишь теперь в ночном привете
Наше дружество сознал?

Разве утром у порога
Пробуждения от сна,
Ты не знал, как сердце много
Смыла чистая волна?

Разве ты не знал те песни
Что во сне стремились ввысь,
И шепча тебе: „Воскресни!“
Кровью в кровь тебе влились?

Разве трепетное слово
Канув в бездны слов твоих,
Не вставало в силе новой,
И тебе рождало — стих!

Так с твоею жизнью пенье
Соплела моя струя.
Но в кругу всех сил творенья -
Только тихий голос я,

Лишь одна из тех безмолвных
И таинственных теней
Что, струя живые волны,
Душу делают сильней.

Но твоя душа чужая
И не знала обо мне,
Только отзвук мой встречая,
Да и то — в глубоком сне».

Пенье дальше все казалось,
Все темнее смысл и речь,
Только сердце прерывалось
Белый голос устеречь.

Что из сада долетая,
Чрез ограду, ветвь и куст,
Грудь прохладою лаская,
Как улыбка дивных уст,

Приникал к ночному ложу
И томился, облетев,
Пока я, в дремоте лёжа,
Блеск лишь слышал и напев.

БАЛЛАДА О ПАРИЖСКИХ ЖЕНЩИНАХ

Весьма болтливы и лукавы
И Флорентинки и Тосканки;
О них идет по свету слава,
И таковы же все южанки.
Но пусть Ломбардки, Венецьянки
В красе жемчужин, янтарей
Гордятся речью иль осанкой -
Язык Парижа всех острей.

Мудры в речах, как доктор права,
О русых косах Англичанки
И, словно стаи птиц, вертлявы
Венгерки, Немки и Цыганки,
Бретонки, Шведки и Гречанки,
И, с берегов иных морей,
Испанки или Каталанки…
Язык Парижа всех острей.

Гасконки все того же нрава
В беседе или в перебранке.
Заткнуть им рот — одна забава
В Париже, на торгу, крестьянке!
Ну, а Швейцарки, Тулузанки
(Назвал я много областей),
Эльзаски и Валенсианки?
Язык Парижа всех острей…

Обращение:

О Принц! Веселой Парижанке
Воздайте вы хвалу скорей.
Пускай речисты Итальянки -
Язык Парижа всех острей.

ОКНА

Устав от комнаты с больничною кроватью,
От ладана и штор, с их пошлой белизной,
Спиной к огромному, унылому распятью
Вдруг поднимается нахмуренный больной.

Не столько для того, чтоб отогреть гниенье -
Скорее увидать на плитах солнца свет -
Проковыляв к окну, прижмется в опьяненьи
Костлявой головой, где волос хил и сед.

И утомленный рот, запекшийся и жадный
(Таким в былые дни вдыхал он аромат
От кожи девственной, желанной и прохладной),
Лобзаньем длительным сквернит стекла квадрат.

И он живет, забыв часы, лекарства, кашель,
Постель, к которой он недугом присужден;
Когда ж закат, как кровь, за черепицей башен,
То видит взор его, сияньем напоен -

Галеры в золоте, прекрасные, как стая
Безмолвных лебедей на пурпурной реке,
Роскошных тел своих изгибы отражая
В великой неге вод заснули вдалеке!

Так я, охваченный предельным омерзеньем
К погрязшим в счастии, но с холодом в сердцах,
Что ищут нечистот с таким упорным рвеньем
Для женщины с грудным ребенком на руках,

Бегу, чтобы прильнуть к тем окнам головою,
Где можно жизни всей одно промолвить «нет»;
И там, в стекле, омытом вечною росою,
Которое златит Безбрежности рассвет -

Я ангелом кажусь! И я умру, желая
— Да будет мастерством и таинством стекло -
Родиться вновь, свой сон в короне подымая,
Где небо прежнее Красою расцвело!

Но верх берут, увы! вседневные тяготы:
Порою их чреда в приют доходит мой,
И чтоб не обонять, как пахнет Дури рвота,
Я зажимаю нос пред вечной синевой.

О я, вкусивший желчь, проломишь ли в затворах
Те стекла, что сквернит чудовищная пасть,
Затем, чтоб унестись на двух крылах беспёрых
— И в вечность, может быть, сорваться и упасть?

КОРАЛЛОВЫЙ РИФ

И солнца под водой таинственный восход
Являет солнцу лес пурпурного коралла,
Где теплая вода в кустах его смешала
Звериные цветы и зверя, что цветет.

И все, на чем лежит морская соль и йод, -
Мох, звездный анемон, полиповые скалы, -
Роскошным багрецом Заря обрисовала;
А в глубине воды такой же лес растет.

Вот рыба плавает под чащею густою,
Гася игру лучей блестящей чешуею,
В прозрачном сумраке скользя то там, то тут.

И вдруг, плеснув хвостом, как огненным сияньем,
Прорежет хрустали морской воды мерцаньем,
Где слиты золото, эмаль и изумруд.

ДОЖДЬ

Дождик прядет бесконечные нити,
Пряжу намокшую треплет и тянет,
Тусклое небо парами туманит.
Словно вода проливается в сите,
Дождь проливной без конца барабанит.

Так со вчерашнего дня непрестанно
Над деревнями, над нивой туманной
Ливень шумит,
Тихо струясь по земле и по крыше.
Реки вздымаются выше и выше;
Небо, как мокрая тряпка, висит.

А по дорогам, вдали, меж полями
В старых рыдванах с большими верхами
В город поклажу везут.
Как в похоронной процессии, хмуро
Лошади мокрые тянут понуро
Тяжесть телег — и ползут
С храпом вперед без отдышки — туда,
Где колеи заливает вода.

Реки, бушуя, прорвали плотины
И затопили в округе низины,
Гряды, посевы, луга;
Мызы погибли, упали ограды,
Залито пеной ревущее стало,
Смыты сенные стога.

Вечер подходит. Надвинулись тени.
Тихо сгущается сумрак осенний.
И в деревнях, закоптелых и старых,
В темных овинах и ветхих амбарах,
Помнящих долгие, трудные зимы -
Все почернело от гнили и дыма.
Трубы на кровлях давно покривились,
Крылья у мельниц давно опустились,
Кучи белья на веревках не сняты,
Выбиты стекла в оконницах хаты,
Мокрой бумагою наспех заткнуты.
Ржавые шпили на башнях погнуты…

Дождь все закутает в серый покров,
Небо в лохмотьях сырых облаков
Станет темнее свинца.
Дождь нескончаемый северных стран
Льется и льется сквозь вечный туман.
Дождь — без конца.

ПЕСНЯ

Она заперла ее в грот
И сделала знак у ворот.
Позабыла Дева лучи
И упали в море ключи.

Она всю зиму ждала.
Семь лет прошло. Каждый год
Прохожий мимо идет.
Она прождала все лето -
И проходили года, у нее
Стали волосы белого цвета…

Ее искали, ее обрели,
Они между скал со свечами прошли
К давно позабытой пещере,

И проходит странник в глубокой ночи:
Он не знает, откуда сияют лучи
И не смеет приблизиться к двери.

Он думает: это таинственный знак,
Струи родника золотого,
Иль Ангелов Неба ночная игра…

И странник скрывается снова.