На главную страницу

АЛЕКСЕЙ ЭЙСНЕР

1905, СПб. – 1984, Москва

В 20-е годы был поэтом-эмигрантом, в 30-е - советским патриотом и участником гражданской войны в Испании, в 1939 году приехал в СССР, в 1940-м был арестован, однако расстрелян не был, ибо сумел доказать следствию, что никогда не являлся сотрудником НКВД; позже были Воркута, ссылка, реабилитация, включение в "советскую литературу", - нередко предлагалась ему работа поэта-переводчика, правда, чаще всего навязывали ему такую "прогрессивную" Латинскую Америку, что лучше ее нынче не читать. Но бывали исключения: что в пуэрториканской антологии, что в уругвайской мог, как в лотерею, достаться писатель вполне достойный внимания, аргентинец же Рауль Гонсалес Туньон был отнюдь не только коммунистом, но и одаренным поэтом. "На сладкое" порою иногда просили перевести кое-что из Лорки. Итоговый сборник собственных стихотворений Эйснера подготовлен в Москве к печати, и на правах младшего друга составитель этой антологии написал к нему предисловие. Сборник, увы, вот уж который год все никак не издается.


ФЕДЕРИКО ГАРИЯ ЛОРКА

(1898-1936)

ПОТЕМКИ МОЕЙ ДУШИ

Потемки моей души
отступают перед зарею азбук,
перед туманом книг
и сказанных слов.

Потемки моей души!

Я пришел к черте, за которой
прекращается ностальгия,
за которой слезы становятся
белоснежными, как алебастр.

(Потемки моей души!)

Завершается
пряжа скорби,
но остаются разум и сущность
отходящего полудня губ моих,
отходящего полудня
взоров.

Непонятная путаница
закоптившихся звезд
расставляет сети моим
почти увядшим иллюзиям.

Потемки моей души!

Галлюцинации
искажают зрение мне,
и даже слово "любовь"
потеряло смысл.

Соловей мой,
соловей!
Ты еще поешь?

НЕДОМОГАНИЕ И НОЧЬ

          Щур
в деревьях темных.
Ночь. Бормотанье неба
и лепет ветра.

Объясняют трое пьяниц
в нелепом танце траур и вино,
и звезды оловянные кружатся
на своей оси.
          Щур
в деревьях темных.

Боль в висках приглушена
гирляндами минут.

Ты все молчишь. А трое пьяных
по-прежнему горланят.

Простегивает гладкий шелк
твоя простая песня.
          Щур.
Чур, чур, чур, чур.
          Щур.

ЛУИС ЛЬОРЕНС ТОРРЕС

(1878-1944)

К ПУЭРТО-РИКО

Америка была твоей. Была твоей в магической короне
индейского властителя Агуэйбаны,
который тайну ночи, скрытаую в веках, хранил на троне
и вдруг растаял в солнечном луче однажды утром рано.

И Африка была твоей. Была твоей в рабах покорных,
возделывавших земли белых новоселов.
Испания так жарко целовала черных,
что превратила их в креолов.

Тем более твоей была Испания. Она усталыми руками,
как мать, - пусть время с ней тебя и разлучило, -
блестящий, словно драгоценный камень,
и порт и город Сан-Хуан тебе вручила.

А янки рослый, с инфантильной психологией, - как с ним?
Он не был никогда и никогда не будет он твоим.

РАУЛЬ ГОНСАЛЕС ТУНЬОН

(1905-1974)

ПОТЕРЯННАЯ ДИВИЗИЯ

Под френчем и портупеей горячее сердце скрыто.
Грязь на солдатских ботинках и грязь на руках,
лицо бойца очень давно не брито,
но улыбается взгляд, устремленный в века.

Горное пастбище, крыша, очаг и кастрюли,
был он погонщиком мулов… Эти дни отошли.
Все отрезал огонь артиллерии, выбили пули,
заслонили запахи пороха, стали, жженой земли.

Лживый монах, вороватый хозяин трактира,
безотказные женщины, пьяный цирюльник, разносчик с лотком,
повивальная бабка: таким было прошлое мира,
и палящее солнце глотало его единым глотком.

О зима, о луна, о фонтан, о жареные каштаны,
о взлелеянный, взрытый, прополотый огород –
все погибло: и дом, и пинии, и платаны, –
размышляет солдат и жесткую бороду трет.

И в холодном ущелье под бьющимся по ветру флагом
он с другими лежит, подавляя естественный страх,
в дождь и в снег, а рядом вкрадчивым шагом
смерть проходит, и гром грохочет в горах.

И военная слава озаряет их головы светом,
и земля открывает им тайну свою и времен поворот,
а когда наконец завершится, когда завершится все это,
растворится дивизия в почве, но и тогда не умрет.

ЭПИТАФИЯ ПЕРВОМУ УБИТОМУ ВОЛОНТЕРУ

Забвение тебе посмертная награда,
фамилию твою потомство не хранит,
вокруг могилы не стоит ограда,
не высится над ней ни бронза, ни гранит.
Но древняя земля тебе безмерно рада
и бережет тебя надежней пирамид,
хоть фантастичнее пейзажей ада
ее развалин и воронок вид.

Давайте отольем медаль забвенья
в честь первого убитого в сраженье.
Ни имени его не зная, ни лица,
я предлагаю выбить на медали
фамилию родного мертвеца
(ведь все мы по кому-нибудь рыдали).

ЛИБЕР ФАЛЬКО

(1906-1955)

БИОГРАФИЯ

Я родился в Хасинто-Вера.
Что за место Хасинто-Вера.
Все постройки - одна манера -
сверху жесть, а внутри фанера.
Ночью белая бежала,
белая бежала луна,
а за нею - я. Но она,
внезапно вдруг исчезала,
потом опять дрожала,
над постройками - одна манера -
сверху жесть, а внутри фанера.

Ах луна, луна, как химера,
луна над Хасинто-Вера.
4], Thu, 07 Oct 2004 23:58:06 GMT -->