ЮРИЙ АЙХЕНВАЛЬД
1928, Москва — 1993, Москва
Его дед, Юлий Айхенвальд, литературовед и философ, был в 1922 г. выслан из СССР вместе с Бердяевым, Лосским, Франком и др. Его отец, «красный профессор»-экономист, был расстрелян как «враг народа» в 1941 г. Сам Юрий Айхенвальд был арестован в 1949 г., сослан в Казахстан на 10 лет. В 1951 г. арестован снова, с 1952 до 1955 г. находился в Ленинградской тюремной психиатрической больнице. После реабилитации окончил педагогический институт и до 1968 г. преподавал литературу в старших классах школы. В 1968 г. подписал письмо против суда над Гинзбургом и Галансковым, был за это уволен из школы, потом восстановлен, но в школу не вернулся, стал работать как театральный критик и поэт-переводчик. В 1975 г. на допросе в прокуратуре по поводу предполагаемого участия в изготовлении очередного самиздатского журнала у Айхенвальда случился инфаркт, после чего развилась хроническая болезнь сердца, от которой он и умер. Впрочем, надо упомянуть изданные им сборники стихов и прозы — «По грани острой» (Мюнхен, 1972 г.), «Високосный год» (Мюнхен, 1979 г.), и два тома исследования «Дон Кихот на русской почве» (Нью-Йорк, т. 1: 1982 г., т. 2: 1984 г.) Им был переведен «Сирано де Бержерак» Эдмона Ростана в середине 1960-х, для театра «Современник», — отчасти это был новый перевод, отчасти — контаминация прежних, Сирано должен был играть Михаил Козаков; постановка состоялась лишь в 1990-е годы и оказалась, увы, совсем неудачной. Я помню Айхенвальда в начале 1970-х в «Профкоме литераторов» при московском отделении издательства «Художественная литература»: на первом этаже он платил профсоюзные взносы, на втором — получал работу: переводил поэтов Кубы, Ургувая. Так выживали в СССР те, кто рисковал печататься на Западе. И если этот странный, повальный интерес к латиноамериканской литературе возник в СССР по команде свыше, то скольким же он помог если не выжить, то хоть прожить подольше — от Юрия Айхенвальда до Анатолия Якобсона. Шутка русского алфавита…
ХОСЕ АЛОНСО-И-ТРЕЛЬЕС
(1857—1924)
СТЕРТАЯ ЛЕНТОЧКА, СТАРАЯ ПЕСЕНКА
Как же он звался, чудак,
давший мне этого пса?
- Никто. По прозванью Никак.
Пес дался мне в руки сам.
Сам прибежал на ранчо,
как человек на огонь.
Когда?..
На неделю раньше,
чем пал мой соловый конь.
Вот тогда-то явился вдруг он,
усталый, хромой, — и лег.
Каким он учуял нюхом,
что я без него —
одинок?
Но тьмою были полны
зрачки его —
и молчали.
Откуда он? Как я, из страны
воспоминаний печальных?
Откуда он? Я его угостил.
Мотнул головой он, пищу заметив,
как будто движеньем своим возразил,
что пришел ко мне не за этим.
За чем же? Остался нем он,
а я подумал тогда:
«Собак иногда преследует небо,
вот как меня —
беда».
Явились воспоминанья.
И пока я в стране их жил,
во время моих скитаний
мой гость меня сторожил.
Я мате пью, он резвится,
а ночью худо ему.
Скулит он во сне, словно прошлое снится,
забытое наяву.
Ему вспоминать невесело,
а он позабыть не может,
и в мысли вплетается стертая ленточка,
старая песенка:
«Женщины и собаки…
Это одно и то же…»