ЭДУАРД ГОЛЬДЕРНЕСС
1924, Тбилиси — 1967, Москва
«Русский интеллигент английского происхождения, родившийся в Тбилиси и проживший здесь почти всю жизнь», как характеризует Гольдернесса Георгий Маргвелашивили, автор предисловия к единственной его книге, «Искры», вышедшей в Тбилиси в 1971 году – уже посмертно; в нее вошли немногочисленные стихотворения Гольдернесса, страниц 40 его переводов с английского, немецкого, испанского, французского, а также переложения грузинских поэтов. Впрочем, бо?льшая часть переводческого наследия поэта не собрана и распылена по множеству всё менее доступных книг. Большая папка его переводов хранится в РГАЛИ в фонде Ильи Эренбурга. Был известен и как переводчик прозы – постоянно переиздаются в его переложении новеллы Марка Твена, по большей части никем, кроме Гольдернесса, не переводившиеся. Гольдернесс был инвалидом, очень мало печатался, – если бы не напутствие С. Маршака (допустившее его на страницы «Литературной Грузии»), возможно, остался бы совсем никому не ведом. Даже годы его жизни (хотя бы годы) устанавливались лишь приблизительно, пока в 2019 г. Владислав Резвый не обнаружил захоронение Гольдернесса в колумбарии Донского кладбища.
РОЛАНД РОБИНСОН
(1912–1992)
* * *
Я шел по степи сизою травой
Среди холмов, прилегших отдыхая;
На них то янтарем, то синевой
Горел закат расцветкой попугая.
Сомкнулись молча вкруг меня холмы,
Лишь флейтой прозвучала трель сороки.
Внезапно эвкалипт возник средь тьмы,
Струя сквозь ветви звездные потоки.
Подобно ключевой воде я пил,
Вбирал в себя всю ночь, ее сиянье,
В душе росло и набиралось сил
Космическое древнее желанье.
Как будто первобытной жизни шаг –
Неясный звук донесся из пустыни...
Я стал вдруг беззащитен, нищ и наг,
Как дерзкий, посягнувший на святыню.
Вокруг меня враждебная страна –
Насторожили кактусы иголки.
И полнит душу ужасом до дна
Шум легких крыл взлетевшей перепелки.
* * *
На пепел я дышу,
Держа у губ ладонь,
Не умирать прошу
Чуть тлеющий огонь.
Дыханием своим
Дарю огонь ветвям,
И фимиамом дым
Восходит к небесам.
Дышу, чтоб обнажить –
Ценою нервов, жил, –
То, без чего не жить –
Огонь душевных сил.
Чтоб он не потухал
Наперекор всему
И – ни велик, ни мал –
Рассеивал бы тьму.
ЗАБРОШЕННАЯ ФЕРМА
Полуразрушен старый дом,
Как бы готов склониться ниц,
Уселась россыпью на нем
Шальная стая ярких птиц.
Вы, что пестрите, как цветы,
Взлетайте, поднимите крик,
Разбейте утренней мечты
Хрустально-безмятежный лик.
Проломом двери обрамлен
Холмов бесплодных голый ряд,
Местами, скорчившись на нем,
Деревья голые торчат.
Когда же в тигле из холмов
Истает ночь, уйдя на слом,
В ночи один, забыт, суров,
Стоит нерукотворный дом.
СЕСАР ВАЛЬЕХО
(1893-1938)
* * *
Когда вернусь я, станет этот камень
моей пятой, последней, неучтивой,
с набором преступлений за плечами,
с плющом, упорством вечным и оливой.
Когда вернусь я, путь свой кругосветный
доверчиво верша, – хромым, но бодрым, –
от скал к утесам, к пристани заветной,
пойму я, что всегда быть надо добрым.
Когда вернусь я и перед Судьями
пройду простым, бесхитростным животным,
мизинец храбрый наш, блестя очами,
перстом огромным станет, благородным.
ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ НА БЕЛОМ
Я знаю, что в Париже я умру.
В знакомый мне осенний день дождливый,
в четверг, как и сегодня, поутру
меня найдут спокойным, молчаливым.
Стихи, друзья мои… Гляжу в камин,
локтями оперевшись на колени.
Всю жизнь дороги, и всегда один,
как и сегодня в этот день осенний.
Сесар Вальехо умер. Никому
он зла не делал. Но его жестоко
все били, все… Свидетели тому
четверг и дождь, и путь мой одинокий.
Вальехо умер. Мир его отверг.
Всё будет так же: дождь… один… четверг…
КОСТИС ПАЛАМАС
(1859-1943)
ДЕВУШКЕ, ИГРАЮЩЕЙ НА ОРГАНЕ
Захватив многозвучный орган, твои умные руки,
то любовно лаская, то гневный удар нанося,
говорят языком, чьи мечтой напоенные звуки
звезды бросили вниз нам, взамен ничего не прося.
От меня семь печатей мир звуков волшебный скрывают,
но любовь к нему в сердце моем не сгорая горит,
дикий зверь обращается в пепел во мне, погибает,
и душа благородным металлом над миром звенит.
Захватив многозвучный орган, твои умные руки
говорят языком, чуждым лжи, недоверия, скуки.
Это словом не выразить. Всё здесь: свобода и гнет,
и вчера, и сегодня, и завтра, паденье и взлет,
боль и радость, весь свет, что заря нам несет,
и души моей мрак, и возмездье, и милость –
всё в едином порыве-виденье слилось
и с безудержной силой к тебе устремилось.
Всё в едином призыве-стремленье слилось,
и застыл предо мной этот чудный порыв,
в твоем личике детском себя воплотив.
Звуки плоть обрели, стали явью мечты.
Но что плоть без души? А душа – это ты.