ЛИСТЬЯ

Ах, как красиво рождаются листья!
Словно кулачки новорожденного,
Еще сжатые,
Еще замкнутые,
Но уже в небо нацелены:
– Всё мое!
Всё мое!

Ах, как красиво умирают листья!
Словно раскрытые восковые ладони
Того,
Кто уходит в мир иной:
– Глядите,
Мы ничего не взяли с собой,
Ничего.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ БАБЬЕМУ ЯРУ

(Песнь матери)

Я бы привязала колыбельку к балке
И тебя б качала, мой ангел, мой Янкель.
Но мой дом как факел вспыхнул средь ночи,
Негде мне баюкать тебя, мой сыночек.

Я бы привязала к дубу колыбельку,
Пела б и качала дочку мою Эльку.
Но дотла сгорели все мои пожитки,
Не осталось даже от наволочки нитки.

Черные густые косы я отрежу
И на длинных косах колыбель подвешу.
Но кого баюкать? Где вы, мои дети?
Я одна осталась на всем белом свете.

Буду я по свету матерей аукать,
Приходите, матери, плакать и баюкать.
Матери седые, будем с вами вместе
Бабий Яр баюкать колыбельной песней.

ФИОЛЕТОВЫЙ ДЕНЬ

Памяти Михоэлса

День был фиолетовый,
Облачное небо –
Рыбья чешуя.
Где-то шумели
Трамваи, машины.
А здесь, на Малой Бронной,
Стояла тишина.
И процессией странной,
Желто-красно-зеленой,
В тишине
Шли шуты.
Было хмуро и сыро.
Шуты несли
На своих плечах
Прах
Короля
Лира.

Шли осторожно,
Как по краю пропасти,
В своей торжественной нелепости
Великолепные шуты.
Молчанием его оплакивали.
Лишь позвякивали
Бубенчики,
Нашитые
На шутовские колпаки:
"Дзинь-дзинь,
Дзинь-дзинь..."

День был
Фиолетовый,
Плыло небо,
Не рыдали трубы
И не взвизгивали флейты.
Лишь бубенчики плакали,
Звякали:
"Дзинь-дзинь,
Дзинь-дзинь..."

День был как ночь.
Исказила мука
Маску комика!
Глядите,
Там на крыше домика
Появился седой скрипач.
...И взвилось
Синее пламя волос!
И запела скрипка –
Золотая рыбка!
Плачь,
Рыбка, плачь
Над лицом короля –
Тайной тайн...
Этот старый скрипач
Был великий Эйнштейн.
Но шуты не ведали этого.

Шуты
Несли
На своих
Плечах
Прах
Короля
Лира.

А день был фиолетовый.
Было сыро.

ПРЯТКИ

Мы играли в прятки:
Я,
Анька голубоглазая,
Рива,
Еся,
Зося
И Петя курносый.
Я спрятался за деревом.
А они должны были меня искать.
Они должны были меня найти.
Я слышал их голоса.

Они были рядом,
Близко-близко.
Казалось, вот-вот
Меня найдут.
Но они пробежали мимо.
Они забыли про меня.
Они забыли меня найти.

Так я простоял всю весну,
Всё лето.
Осень роняла листья
К моим ногам.
Зима нахлобучила на меня
Белоснежную шапку.
А я всё стоял, ждал.
Я слышал их голоса:
Голос Аньки голубоглазой,
Голоса Ривы, Еси и Зоси,
Голос Пети курносого,
Но они пробежали мимо.
Они забыли меня найти.

Я устал стоять. Прилег,
Укрылся теплой землей
И уснул.
Но однажды сквозь дрему
Я услышал звонкую капель,
Птичий гомон и детские голоса.
Я слышал их всё ясней и ясней.
Вот голос Аньки голубоглазой,
Вот голос Пети курносого,
Ривы, Еси, Зоси.
Они уже рядом.
Они положили цветы к моим ногам.
Всё же меня нашли.

КАК В ХЕЛОМЕ ПОСТРОИЛИ ТУРЕЦКУЮ БАНЮ

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но в городе Хеломе
Не было бани.
От самых бедных
До самых богатых
Все мылись в корытах,
Тазах и ушатах.
Пока не дошла
До Хелома весть,
Что за морем
Бани турецкие есть.
Турецкие бани
Из чистого мрамора...
Хочешь помыться,
Езжай себе за море.

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но Береле видел
Своими глазами
Турецкие бани:
Их нарисовали
В каком-то старинном
Столичном журнале.
В огромном предбаннике
Люди толпились
С узлами. В парную
Они торопились.
А там были рельсы.
На рельсах – котел.
И пар из трубы
Потихонечку шел.
Однако какой-то приезжий
Сказал,
Что это – не бани,
А просто вокзал.

Трудно поверить,
Но спорить не будем.
Взглянуть на картинку
Достаточно людям.
И как-то пришли
К мудрецам горожане:
– Пора нам построить
Турецкие бани,
Турецкие бани
Из чистого мрамора,
Чтобы не ездить
По пятницам за море.

Семь дней и ночей
Мудрецы рассуждали,
Смотрели картинку
В столичном журнале.
И вот что решил
Наш мудрейший совет:
– Так как в местечке
Мрамора нет,
Мрамора нет –
Это проверено, –
Бани построить
Из чистого дерева.

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но хеломцы баню
Построили сами.
(Искусные плотники
Были в местечке.)
Турецкая баня
Стоит возле речки.
Похожая с виду
На местный трактир,
Стоит, красотой
Удивляет весь мир.
Стены сосновые,
Пол земляной!

Но что там за шум?
Что за крики в парной?
Мечутся люди,
Друг другу мешая.
Хлещут потоки
Из кранов и шаек,
Пол заливают.
И постепенно
Все оказались
В грязи по колено.

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но люди, вернувшись
Из хеломской бани,
От самых бедных
До самых богатых,
Все мылись в корытах,
Тазах и ушатах.

Семь дней и ночей
Мудрецы рассуждали,
Смотрели картинку
В столичном журнале.
Надо же было
Что-то решить!
И старцы сказали:
– Полы настелить.

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но плотник завел
Разговор с мудрецами:
– Конечно, полы
Настелить нам несложно.
Но ежели доски
Строгать, как положено,
Все будут скользить
И еще на пороге
Переломают
Руки и ноги.

А ежели доски
Совсем не строгать,
Может несчастье
Случиться опять.
На досках растут,
Извините, не розы
И не сирень,
А сучки и занозы.
Стали мудрейшие
Спорить опять:
– Надо строгать!
– Нет, не надо строгать!

Трудно поверить,
Не спорю я с вами,
Но самый мудрейший,
Сверкая очами,
Плотнику подал
Мудрейший совет,
Какого не слышали
Тысячу лет:
Доски строгать!
Строгай, не ленись.
Но только клади их
Строганым вниз.

Трудно поверить,
Но в бане турецкой
Моются люди
С тех пор по-турецки.
С железными шайками,
Как в облаках.
Сидят они в валенках
И в башмаках.