ГЛЕБ СЕМЕНОВ
1918, Петроград – 1982, Ленинград
По образованию химик, как химик работал во время войны – сперва в Ленинграде, позже в Перми (тогда Молотове). Выпустил несколько книг стихотворений (первую в 1947 году), в “итоговую” книгу “Стихотворения” (1979) включил также свой почти полный перевод наследия Омара Хайяма (в Петербурге его и по сей день, понятно, ценят выше московского перевода Германа Плисецкого, не говоря о прочих многочисленных). В нашем издании привести его, увы, нет места: перевод плохо фрагментируется, Хайям Семенова смотрится скорее как поэма, чем как цикл строф, к тому же, как и перевод Плисецкого (и почти все прочие, кроме отчасти представленного в этой антологии перевода И. Голубева, кстати, ленинградца), выполнен с подстрочника. Перевод из израильского классика Александра Пэнна, приводимый ниже, взят нами из авторской книги Пэнна, вышедшей в СССР накануне Шестидневной войны, – после чего израильская литература в СССР на два десятилетия попала под почти гласный запрет.
АЛЕКСАНДР ПЭНН
(1906-1972)
ПОМИНАЛЬНАЯ СВЕЧА
Памяти еврейских детей,
замученных нацистами
Бледней тебя нету, Ханэле,
И памяти нет страшней.
На этой войне ты, Ханэле,
Сквозь десять прошла смертей.
Но искорка света, Ханэле,
В улыбке жила твоей.
Когда безмятежное лето
Бедою застигло врасплох, –
Зажглось твое солнышко в гетто,
А лет тебе – не было трех.
И глаза – два колодца,
Свет из глаз твоих льется,
Он огня горячей, о Ханэле,
Для твоих палачей, о Ханэле!
Твой свет не сумели, Ханэле,
Топтатели растоптать.
Твой брат не тебе ли, Ханэле,
Могилу должен копать?
Но люди успели, Ханэле,
У смерти тебя отнять.
Ты к лесу пошла, и сиротство
Смотрело из пламени вслед.
И взрослому было непросто,
Тебе ж – четырех еще нет.
И глаза – два колодца,
Крик в глазах твоих бьется,
Он страшнее мечей, о Ханэле,
Для твоих палачей, о Ханэле!
Скрывалась во тьме ты, Ханэле,
Пока не пришел рассвет.
Гремит гром победы, Ханэле,
А сил улыбнуться нет.
И стал твоим светом, Ханэле,
Свечи поминальной свет.
Врагов своих ты одолела,
Друзей твоих не перечесть.
Нашли твое тихое тело,
А лет тебе – разве что шесть.
В лесу – два колодца:
Кто над ними нагнется –
Вспомнит свет твоих глаз, о Ханэле,
Он не меркнет для нас, о Ханэле!