На главную страницу

СЕРГЕЙ ХМЕЛЬНИЦКИЙ

1907, Одесса - 1952

Писатель, известный больше как прозаик - и как двоюродный брат выдающегося филолога Г.И. Гуковского. До 1926 года жил в Одессе, затем переехал в Ленинград, учился на Словесном отделении ВГКИ, занимался подготовкой к печати "Дневников" В.К. Кюхельбекера (изданы в 1929 г. с предисловием Ю. Тынянова). По сей день пользуются любовью читателей его переводы и пересказы сказок З. Топелиуса. Пережил блокаду Ленинграда, отдавая силы делу неправдоподобному: он вел литстудию при Дворце пионеров. Другой блокадник, выходец из Одессы, журналист Лев Мархасев вспоминает: "Летом 42 года, в 13 лет, я попал в литературную студию Дворца пионеров, руководил ею писатель Сергей Хмельницкий. Вместе с ним следующей зимой мы пошли выступать на Ленинградское радио. Мы читали свои детские наивные стихи о войне, о блокаде в нынешней пятой студии в Доме радио на Итальянской". Павел Лукницкий тоже вспомнил о нем: "…писатель Сергей Хмельницкий, тишайший и скромнейший человек, который, несмотря на тяжелую форму астмы, возглавлял отдел пропаганды художественной литературы". Между тем, помимо общественной деятельности и не очень многочисленных публикаций прозы, Хмельницкий остался в литературе и как поэт-переводчик; его переложения из Андре Шенье находим мы в единственной советской книге Шенье, изданной в 1940 году в Ленинграде. Есть след Хмельницкого и в послевоенной истории, но это след печальный: детская писательница Екатерина Боронина, жена Хмельницкого, была (уже в который раз) репрессирована в 1950 году, и смертельно больной муж ее не дождался. Впрочем, и сама Боронина умерла в мае 1955 года, всего полгода прожив на свободе. Архив Сергея Хмельницкого хранится в Пушкинском доме (СПб).


АНДРЕ ШЕНЬЕ

(1762-1794)

ВАКХ

Вакх изменил черты божественного лика,
И был похищен бог толпой тирренцев дикой,
В глубоком сне на их корабль принесен он.
Отплыли. Он глаза открыл, он изумлен.
Он молит, и толпа его везти согласна
В Наксос, что он зовет отчизною прекрасной.
И он, притворствуя и взглядом по волнам
Блуждая: "Небеса! Увы! Наксос не там…
О боги! - Он в слезах. - О праведные боги!"
И кудри на себе в притворной рвет тревоге.
И говорят ему: "Что до тоски твоей
Нам, юноша? Теперь ты раб, а слез не лей!"
Сказал. Корабль дрожит. И тигры, львы, пантеры
Внезапно падают на палубу галеры.
И в ужасе, толпой, лишившись дара слов,
Предатели в простор кидаются валов.
О чудо! И чужой одевшись чешуею, -
Дельфины легкие, - исчезли под водою.

ЮПИТЕР И ЕВРОПА

Нимфы и сатиры пьют из покрытых резьбою чаш. Каждый воспевает
изображенное на его чаше. Один из них:


Пришелец! Этот бык, что на груди морской
Взрезает пенный вал уверенной ногой, -
Единственный, кого носила Амфитрита.
Плывет он к берегам прославленного Крита.
Под кисеей, что вихрь взметает на лету,
Одной из тирских дев несет он красоту.
В слезах, зовя подруг и родичей, несмелой
Рукой она за рог его схватилась белый,
Страшится влажных ласк и, на хребте быка,
От волн спасается пугливая нога.

Искусство сделало текучей бронзу. Ходит
По ней волна. А тот мычащий мореходец,
Тот бык - бессмертный бог и царь богов: тот бык -
Юпитер сам. Его и молнию и лик
Ты в ложном облике вдруг узнаешь смущенно.
Таким сошел он с туч на пастбище Сидона,
Тая под бычьим лбом расчет коварный свой,
И телок чаровал рогатой красотой.

И милая ему Европа, дева Тира,
Незнающей рукой царя ласкает мира,
И в свой черед он к ней ласкается. Она
Желанным бременем ему на рамена
Легла доверчиво. И бог в личине бычьей
В пучину ринулся. Вор красоты девичьей -
Весь в пене моря. Кипр уже он миновал,
И к критским берегам его выносит вал.


***
Наперснице наяд, косматой музе кров
Дриады темные дают в глуши лесов.
Она, держа свирель, из дола в дол стремится,
И воздух веселит певучая цевница.
И криком радостным долины, воздух, луг
На сладостный напев ей отвечают вдруг:
То песен томных звук и музы голос плавный
Узнали нимфы вод, и пастухи, и фавны.
И к ней со всех сторон слетаются толпой
Дриады с белым лбом, увенчанным листвой.
С раздвоенной стопой сатиры, фавн, сильваны,
Пастушки, пастухи… В ладоши бьют, желанный
Приветствуя приход. Бегут, зовут друзей,
Певицу чествуют, толпятся перед ней,
Пеняют на нее за долгую разлуку
И вслед идут - внимать чарующему звуку.


***
Звук, обитающий в долине, тьмой объятой!
Лети, незримое мне эхо, шум крылатый,
Что любит повторять, вдали от света, вслед
За мной стихи мои и мой любовный бред!
Пылают небеса. Лети к ногам Камиллы,
Скажи, что я зову, что в этот сумрак милый
Ее зову я, - пусть в пещеру приведет
Ее платановой аллеи темный свод,
В пещеру, что вчера, в тиши, ее истому
Лелеяла… Сюда, где и лучу дневному
Благоуханную не потревожить ночь
И где, смеясь, бежит вода, утеса дочь…


***
Влеченье ль нежное к семье пермесских дев,
С священной яростью им, юным, овладев,
Его в пустыни те невольно уносило,
Где воздух зыблется стихов певучей силой…
Мечта ли жгучая в душе его жила
Оставить по себе бессмертные дела…
Иль нежный, может быть, и для любви рожденный,
Лишь славы жаждал он, чтоб в день тот отдаленный,
Когда придет она, увидеть, как тогда
Его начнут искать прекрасные уста,
Преследовать, к его склоняться изголовью -
С улыбкой, с лепетом и, может быть, с любовью.


***
Прозрачное дитя долин бургундских, Сена,
Чей влажный, чистый лоб лозой увит священной, -
Покинув колыбель, медлительной стопой
Теки, о дивная, к пещере голубой,
Где Муза Мантуи поет стихом старинным
Струю, воспетую купаньем лебединым.

САКАРИАС ТОПЕЛИУС

(1818-1898)

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

Мы скованы стужей, мы в снежном плену!
Бушует и буйствует вьюга.
Под шум её клонит нас, древних, ко сну,
И давнюю видим во сне старину -
То время, когда мы, два друга,
Две юных сосны, поднялись в вышину
Над зыбкою зеленью луга.

Фиалки у наших подножий цвели,
Белили нам хвою метели,
И тучи летели из мглистой дали,
И бурею рушило ели.
Мы к небу тянулись из мёрзлой земли,
Нас даже столетья согнуть не могли
И вихри сломить не посмели...

Стоим, как бывало, крепки и стройны.
То выпадет снег, то растает...
И смотрим два друга, две старых сосны,
Как снова сменяется зелень весны
Снегами белей горностая,
Как тучи проходят, дождями полны,
И птичьи проносятся стаи.

Сосновая хвоя свежа и густа -
Завидуйте, вязы и клёны!
Зима не оставит на вас ни листа -
Развеет наряд ваш зелёный!
Но вечная соснам дана красота,
В подземные недра ушла их пята,
А в небо - высокая крона.

Пускай непогода бушует кругом -
Сосну не повалит ни буря, ни шторм...