* * *

Ты, созерцающий былую гордость Рима,
Грозившую самим, казалось, небесам,
Дворцы, что высились по дерзостным холмам,
Сих арок, терм и стен собор необозримый,

Ты видишь, время здесь прошлось неумолимо,
Но все развалины, будь это мост иль храм,
Еще и в наши дни искусным мастерам
Являют творчества пример неповторимый.

Взгляни, как день за днем, на прежнем месте Рим,
Поныне упоен величием своим,
Свой облик воссоздать пытается старинный:

Попробуй же сказать, что римский демон вновь
Не захотел облечь в былую плоть и кровь
Во прахе вековом лежащие руины.

ГИППОКРЕНА

Муза, Мнемозины дочь, покровительница поэтам,
Дерзновенье встреть мое, о богиня Пинда, приветом.
Дай мне стих создать такой, что привольною бы дорогой
Он за лютнею ступал в размеренности менее строгой.
Дай, чтоб неприметно слух он разнеживал непокорный,
Тихо каплями цедя в него музыки мед отборный.
Я хочу пробить тропу по еще не топтанным склонам,
Чтоб, на холм поднявшись твой, затеряться в лесу зеленом
И чтоб жажду утолить влагой, милостями богатой,
Что из камня бьет с тех пор, как иссек ее конь крылатый.

* * *

Желанью я сказал: дай управлять тобой!
Не падай робко ниц, не заносись напрасно!
Не вняв моим словам, младое самовластно
Дотоле девственной ушло вперед тропой.

Его разила твердь всей мощью грозовой,
И пламень прожигал его насквозь ужасный.
Оно мне плакалось на свой полет опасный
И поздно вспомнило совет разумный мой.

Когда погибло ты, несчастное желанье,
Я схоронил тебя под громкие рыданья
В пучине слез моих, не сякнущих года

И скорбная твоя сестра - надежда, тенью
Немало пробродив, в зеленое растенье
Превращена, вовек не принесет плода.

ПЕСНЯ

Блажен стократ, кто скромный век свой прожил,
Ни завистью, ни злобой не тревожим,
В кругу своих, среди родных полей,
Толпе - чужой, неведомый невеждам;
Кто не сменил свободу на надежды
Польстить страстям князей и королей.

Не окрылит его посул притворный,
Он не живет надеждою упорной
На милости, что обойдут его;
Не для него терзанья и невзгоды,
Не он клянет обманутые годы,
Когда, как дым, растает волшебство.

Он не дрожит, когда, пришпорив море,
Ветр гонит вал на вал в седом просторе
И хлещет хлябь безжалостен и слеп;
И в час ночной, когда нас сон объемлет:
Трубе войны он в трепете не внемлет,
Что с ложа сна его угонит в склеп.

Тщеславный зуд в нем мужества не гложет,
Он ложь румян на душу не наложит
И не предаст того, чем жил он встарь;
Вельможи он не утруждает слуха
И, тихо жизнь ведя в довольстве духа,
Себе он двор, и милости, и царь.

Вам, божества полей, кудрявой сени
И гор, несу свое благодаренье,
И вам, толпа привольная наяд,
Что грусть мою рассеять вы сумели,
Изгнав тоску по недоступной цели
И помыслов честолюбивых яд.

Мечте моей поля теперь границей.
Ложусь в постель - мне безмятежно спится, -
Не возмутит забота сельских нег.
Денницы луч встречаю силой новой;
Коль тяжек зной - в тени приют готовый,
А холодно - согреет быстрый бег.

Что я палат не вижу позлащенных
И сводов ряд, лазурью уснащенных
И росписью иных каких цветов, -
Я не тужу: ведь волен взор упиться
Гвоздиками, лилеями, душицей
И свежестью стокрасочных лугов.

Пусть во дворцах надменных и чванливых
Тщеславье, спесь, надутая на диво,
Обман и стыд находят свой приют, -
В моих полях резвятся хором феи,
Власы развив и обнажая шеи,
А в доме - смех, и радость, и уют.

Мне эта жизнь мила во всех явленьях:
Как радостно мне слушать птичек пенье,
Что на заре благодарят творца,
И сладкий плеск и голос струй шумливых,
С надменных скал стремящихся на ниву,
Чтоб сочный злак возрадовал сердца.

Как я люблю следить за голубками,
Что, к клюву клюв прижав, дрожа крылами,
Целуются себе тысячекрат,
И, лаской их невинной восхищенный,
Уснуть затем под шепот вод студеных,
Что о любви и неге говорят.

Как я люблю следить, едва ночною
Светило дня сменилося луною,
Как хоры нимф сбираются в лесу,
Как персей снег на ветер выставляют,
Как пляшут вкруг, резвятся и играют,
Вечернюю сбивая с трав росу.

Унялся пляс; и вверх я взор подъемлю
Желая знать, какой на нашу землю
Дианин серп бросает нынче свет.
Как счастлива судьба Эндимиона!
Но я б хотел - не как во время oно -
Богине дать свой поцелуй в ответ.

Так в час ночной душой я отдыхаю;
Когда же Феб лучами засверкает,
Я новых игр без счета нахожу;
Ввожу я в них всегда порядок новый:
То птиц ловлю петлею я шелковой,
То в лес по дичь иду, а то ужу.

Мне не чужды любовные утехи, -
И я люблю, - но так, чтобы помехи
Мне не было для вольности моей:
Какие б Лель ни ставил мне тенета,
Едва любви пройдет во мне охота,
Красой меня не удержать ничьей.

Вам ведомо, о верные овечки,
И вам, кусты, леса, поля и речки,
Как эта жизнь пришлася мне под стать.
Вас, божества, я ныне призываю,
Чтоб мне, пока я век свой доживаю,
Иной судьбы не довелось узнать.

ПРОЩАНИЕ С ПОЛЬШЕЙ

Прощай, о Польша, край равнин безлюдный,
Под льдом и снегом спящий беспробудно!
С тобою я прощаюсь навсегда:
Твой воздух, нравы – все мне так постыло,
Что возвратиться разве только силой
Меня заставит что-нибудь сюда.

Прощайте вы, о странные хоромы,
Курные избы с крышей из соломы,
Внутри которых люди и скоты
Нашли приют – одна семья большая, –
Златого века прелести вкушая,
Исполненные дикой простоты.

Всему, что я о вас проведал прежде,
О ваших городишках, об одежде,
О глупости излюбленных забав,
Сарматы, мог ли этому я верить
И ваше пьянство мог ли я измерить,
Воочию всего не увидав?

О варварский народ, пустой, кичливый,
Высокомерный, ветреный, болтливый,
Лишь на словах ты проявляешь прыть,
Но завершаешь только храпом пьяным
Свое единоборство со стаканом,
А Марсом хочешь между тем прослыть!

Не длинные бороздчатые пики,
Не волчьи шкуры, не оружья дикий
Набор, не перья шлема и щита,
Не ваши устрашающие лица,
Поляки, ваши берегут границы, –
Спасает вас одна лишь нищета!

Будь ваши земли лучше, плодородней,
Будь ваши реки глубже, судоходней,
Будь больше городов внутри страны,
Будь рудников, вина, товаров больше,
Чем есть сейчас у вашей жалкой Польши, –
Вы были бы давно покорены!

И оттоман, солдат душой и телом,
Пустыням вашим, сплошь обледенелым,
Предпочитает Кандию иль Крит;
И немец, что войны всегда взыскует,
Презревши вас, во Фландрии воюет,
Где он себя щедрей вознаградит.

Лишь Генриху великому в угоду,
Который человеческому роду
Ниспослан как прекрасная звезда,
Я в Польше жил и, с Францией в разлуке,
Все девять месяцев страдал от скуки,
Уюта же не видел и следа.

Дай бог, чтоб этот государь достойный
Другой провинцией владел спокойно,
Где есть богатства, люди, города,
Чтоб в ней он на престоле утвердился
Чтоб никогда я здесь не очутился,
Хотя бы сердце и рвалось сюда!

НА МОЩИ СВ. КЛОДА

То в шестьдесят четвертом было:
Однажды гугенотов сила
Походом вышла на Сен-Клод.
Был бой - и так друг дружку били,
Что мощи в церкви запалили,
А вместе - церковь и приход.

Чтоб вере не остыть доходной,
Монах - по слухам, благородный,
Хоть с многими шаталась мать, -
Придумал способ очень гладкий, -
И в раку заключен украдкой
Из петли извлеченный тать.

Паломник, что в невинном рвенье
Идешь на идолослуженье,
Совета честного не хай:
Попу, что вас морочит гнилью,
Накинь петлю епитрахилью
И в руки виселицу дай.

ВСЯ ЦЕЛИКОМ

В мою высокую обитель,
Меня желая испытать,
Явился нынче Искуситель,
Сказав: "Хотел бы я узнать,

Из тысячи красот бесспорных,
Из всех ее хваленых чар,
Сокровищ розовых и черных,
Будящих в чувствах сладкий жар,

Что краше?" Демону сомненья,
Душа, ты молвила в ответ:
"Где в целом дышит упоенье,
Там прелестей отдельных нет.

Когда в ней равно все пленяет,
Сравненья отступают прочь,
Она, как утро, озаряет,
И утешительна, как ночь.

И слишком стройно сочетались
В ней все телесные черты,
Чтоб мог беспомощный анализ
Разъять созвучья красоты.

Магическое претворенье
Всех чувств моих в единый лад!
В ее дыханье слышно пенье,
А голос дарит аромат".

ГЭАУТОНТИМОРУМЕНОС*

Ж. Ж. Ф.

Без гнева я тебя ударю,
Без ненависти - как мясник,
Как Моисей иссек родник,
Да прянет и в моей Сахаре

Потоком животворных под
Вся горечь твоего страданья.
Надеждой вздутое желанье
По слезной хляби поплывет,

Как парус, в море штормовое,
И сладко сердце опьянит
Твой исступленный плач навзрыд,
Как барабан, зовущий к бою.

- Не мой ли голос режет слух
Среди божественных созвучий
Из-за Иронии скрипучей,
Терзающей бессильный дух?

Она сидит во мне, крикунья,
Кровь превращая в черный яд,
В меня, как в зеркало, свой взгляд
Вверяет злобная колдунья.

Я оплеуха - и щека.
Я рана - и удар булатом,
Рука, раздробленная катом,
И я же - катова рука!

Мне к людям больше не вернуться,
Я - сердца своего вампир,
Глядящий с хохотом на мир
И сам бессильный улыбнуться.

* Сам себя истязающий (греч.)

ОДА МЕЛАНХОЛИИ

I

Нет, нет, не жаждай Леты, и корней,
          Точащих яд, не выжимай на вина,
И белладонне к бледности твоей
          Не дай прильнуть лозою Прозерпины.
Из ягод тисса четок не нижи,
          И пусть ни хрущ, ни бабочка ночная
                    Твоей Психеи места не займет,
Ни филин – собеседника души!
          Лишь тень на тень наложишь, сам не зная,
                    И жар тоски в душе твоей замрет.

II

Коль Меланхолию почуешь ты,
          Нахлынувшую с неба черной тучей,
Что напояет блеклые цветы
          И лес скрывает в пелене летучей, –
Насыть печаль, на розу посмотрев,
          На то, как соль в морском песке искрится,
                    На пышные округлые пионы;
А если в милой вспыхнет славный гнев, –
          Сожми ей руки, дай ей всласть беситься
                    И взор ее впивай непревзойденный.

III

С Красой – но тленною – она живет;
          С Веселостью – прижавшей на прощанье
Персты к устам; и с Радостью, чей мед
          Едва пригубишь – и найдешь страданье.
Да, Меланхолии алтарь стоит
          Во храме, Наслажденью посвященном;
                    Он зрим тому, кто раздавить сумеет
Плод Радости на нёбе утонченном:
          Ее печали власть душа вкусит
                    И перейдет навек в ее трофеи.