Дополнительные материалы

Три образа Симурга

* * *

Взгляни: возникло море из капли неприметной,
Что – море и что – капля, – вот мой вопрос не тщетный.

Таится море в капле, и ты об этой тайне
Спроси себя и вникни в сокрытый смысл ответный.

Ты сам себя изведай, познай свою же сущность –
Взгляни, что в мир явилось из тучи беспросветной.

Свет и завеса мрака – все лишь в тебе сокрыто, –
И ты и я – несметны, мы – жемчуг самоцветный.

Скажи, где путь, ведущий к блаженству Единенья?
Ответь на мое слово – на мой вопрос заветный.

В бессчетные зерцала глядит всегда Единый,
Хоть видимость явлений и кажется несметной.

Возлюбленный, влюбленный, любовь – единой сути,
Хотя и виден взору весь мир тысячецветный.

Зову я всех, кто хочет в глубины погрузиться, –
Один Юнус пока что – ныряльщик беззаветный.

* * *

Нет и счета недугам, что любовью прозвали,
Но зато узы с Другом – дар за скорбь и печали.

В страстных муках недуга, как им ни было туго,
Не из чаши ли Друга хмель страдальцы вкушали?

Кто к любви стал причастным, тот – в бурлении страстном.
Меж дурным и прекрасным его доля легка ли?

Муж, любовью сраженный, пылом страсти спаленный,
Всей душою сожженный – в негасимом запале.

О Юнус, в муке страстной ты – во власти всевластной,
Но к любви непричастный – лишь изгнанник в опале.

* * *

У того лишь совета спроси, кто сумеет подать совет,
Пыл любви лишь тому неси, кто любовью и сам согрет.

Глядь, иной и пригож челом, да внутри в нем – дыра, пролом,
Если совы проникли в дом, значит – в нем стен без дырок нет.

Лишь в гнезде своем коршун тих, ну а жертвы терзать он лих,
Сокол рвется из рук чужих: жить в неволе ему – не след.

Если с соколом муж не схож, он и богу служить не гож –
Муж ли тот, у кого хорош лишь в очах его ясный свет?

Лишь у мудрых праведна суть, всем мужам дан единый путь,
Ты – дервиш, Юнус, – не забудь перед Избранным свой обет!

* * *

Жив я только тобою, и с тобою я слит,
И ничто этой жизни без тебя не живит.

И с тобой безустанно я бок о бок бреду,
Пусть, тобою мне данный, без тебя мне закрыт.

Взор мой светел тобою, ты очей моих свет,
Ты не глянешь – и очи мне в дороге слепит.

Все дано мне тобою, я созданье твое, –
Без творения свыше кто же тварь сотворит?

Все деянья и вещи – все дано от тебя,
И ничей труд сторонний в твое дело не влит.

Если странником стану – ты мне спутником будь,
Мне не жить, если, прогнан, я тобою забыт.

О себе все твержу я, – если вправду я сущ,
Что же мне спесь-гордыню одолеть не велит?

Слаб весь мир этот бренный – он во власти твоей,
Перед волей твоею кто главу не склонит?

Ты в морях Единенья, о Юнус, потонул, –
Не вернуть тебе разум – он в пучине сокрыт.

* * *

Хоть мне лишь слезы принесла та лучшая из роз,
Молю, чтоб Божий гнев над ней смягчался, а не рос.
К чему же слезы? Всё равно огонь такой любви
Не пощадит ни глаз сухих, ни влаги слезных рос.

* * *

Как долги волею судьбы моих скитаний лета!
Зиме разлуки нет конца, и не наступит лето.
Хоть раз бы вспомнила меня с участьем и любовью!
Я всё пишу ей: «Твой, люблю!», но не напрасно ль это?

* * *

Стыдит мою любовь молва, людская сплетня зла,
Но ты одна в моих мечтах, хоть много сил у зла.
Когда б соперник мой хоть раз попался в руки мне,
Я б кожу снял с его спины и свил бы в три узла!

* * *

Вот жизнь прошла, а я – не с ней. Не сбыться светлой доле!
Печаль мне сердце разорвет, терпеть нет силы доле.
Из-за неверности твоей не верю никому я:
В долине скорби я брожу – неверья темном доле!

* * *

Стенать – призванье соловья: знай щелкай и свисти
И розу о любви своей тем свистом извести.
Но если наглый горлопан петь тщится соловьем,
За это надо б наглеца до смерти извести!

* * *

О, сколько долгих-долгих лет я отдал горю и досадам,
Когда и праздник – горше бед, а радость в кубок льется ядом!

Я, сломленный, почти без сил, из чаши рока пил отраву,
И кубок Джама горек был, безрадостен и чужд усладам.

О друге в милой стороне не надо говорить, о други,
Что целый мир, что люди мне, – от них отторгнут я разладом.

Мне радость пиршеств не нужна, когда с тобою разлучен я,
Благословенны времена, когда с тобой я буду рядом!

Пока, Бабур, ты стонешь тут, стеная в горестной разлуке,
Пусть на пиру певцы поют и горестным, и тихим ладом.

* * *

Снискал я тягостный позор моей любовью сумасброда –
Никто не ведал до сих пор в любви столь горького исхода!

И сколько раз, сдержав порыв, себя я связывал зароком
И вновь, посмешищем прослыв, был притчей на устах у сброда!

Какая участь мне дана – в разлуке кровью захлебнуться.
Мужам веселья и вина навек чужда моя невзгода!

Нет, шейху звук стихов не люб: меня корит он за напевы –
А что поделать, если глуп, – уж такова его порода!

Не диво, что уже давно любовь измучила Бабура:
Известно, что любовь – одно, а разум – дар иного рода!

* * *

Смертельным сном забылся я и стал от мира отрешен,
Свести со мною вас, друзья, отныне может только сон!

Когда назначена судьба, ее никто не обойдет,
И не помогут ни борьба, ни боль терпения, ни стон.

Весельем одолей недуг и скорбью мира не томись –
Единого мгновенья мук, поверь, совсем не стоит он!

О сердце, сыщется ли где на этом свете хоть один,
Как ты, влачившийся в беде, как я, познавший гнет времен?

Увы, от тягот бытия покоя я, Бабур, не знал,
И только смертью буду я от козней мира отрешен!

* * *

Весна мне – преисподний ад, когда ты не со мной:
Цвет красных роз огнем объят, цвет белых – ледяной.

С тобою врозь весна – что ад, и станет адом рай:
Ведь без тебя и райский сад не расцветет весной.

Твой лик мне видится стократ и застилает взор,
И слезы облекают взгляд сплошною пеленой.

Мне из твоих медвяных уст горька любая речь:
Хоть сладок плод, а горький вкус в нем чувствует больной.

И сердце просит забытья у сил небытия:
Жестокой дланью бытия гнетет мой путь земной.

Не говори, что наг-раздет несчастный Навои:
И в холод одеянья бед его хранят и в зной.

Несет нам вести небосклон, что шах уж на коне,
Секирою вооружен – недельною луной.

* * *

"Брось пить вино!" – мне что ни год советчики твердят,
Но льет рука, а пьет-то рот, а я в чем виноват?

Не своевольной силой я, поверь, к вину влеком:
Порукой в том – спина моя, я в немощи горбат.

Меня святоша-пустослов корит за страсть к вину, –
Он не сказал таких бы слов, будь он не глуповат!

Пусть, виночерпий, твой фиал, как факел, светит мне:
Среди святош я заплутал, кромешной тьмой объят.

И от ханжей в притон хмельной ты освети мне путь:
Мне их притворства мрак ночной погибелью чреват.

Паду я головой во прах к порогу погребка, –
Богач и бедный, раб и шах – все в тот притон спешат.

В заветном имени тайком суть ищет Навои:
Кто этим именем влеком – благословен стократ.

* * *

Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед:
Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нем участья нет.

Льнущий к миру беззаботен: ждет удачи, а она
К одному из многих сотен не придет и за сто лет.

Все вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки,
Думаешь – удача рядом, а глядишь – пропал и след.

В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей:
Блеск его – как бы услада, но опасен тот шербет.

Ты оставь эту невесту, в этом мире ты – лишь гость:
Страннику при ней – не место, он – иным местам сосед.

Даже ежели вы двое меж собой недалеки,
Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет.

Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един,
Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет.

* * *

Пока любимая вдали, грустить не перестану.
Когда ж сравнения искать для милой пери стану,
Я в сад пойду: в цветенье роз увижу лик прекрасный,
А рядом – стройный кипарис, ее подобный стану.

* * *

Кинжал разлуки в эту ночь затеял пир и справил,
Но рок, мне сердце истерзав, недуг мой не исправил.
Тогда он в Тун меня послал и пыткой мучил втуне,
Как нужно мучить – не забыв ни одного из правил!

* * *

Бальзам для ран я не нашел, страницы книг листая.
Что тело мне терзает в кровь – не хищных птиц ли стая?
Огонь любви мне душу сжег, и в горькой той пустыне
Не отыскал ни одного целебного листа я!

* * *

Мой взор состарила слеза, в мученья пролитая,
Но ты, как прежде, – лишь мечта, что дразнит, пролетая.
Один – в тоске я слезы лью, но если ты со мною,
Мой, как у Хызра, долог век, – что ж вспомнил про лета я?

* * *

Чтоб ей сказать: «Не уходи!», уста я растворил,
Но замер зов мой на устах и льда не растворил,
Ее лукавству нет конца, упорству – нет границ,
Мир удивлен: такое зло ну кто хоть раз творил?

* * *

Нет, ты – не роза, я правдив в сравненье этом смелом:
По бледности твое лицо соперничает с мелом!
Затворница! Румянец щек тому лишь дан в награду,
Кто не гнушается вином и в страсти будет смелым!

* * *

Томлюсь я, с любимой моей разлучен,
Горю я, горюя, любовью сожжен,
Расплавит и камни мой огненный стон –
О ветер, любимой привет передай.

В разлуке с любимой я стал одержим,
Безумец, я стал всему миру чужим,
Друг бедствий, я вихрем несчастий кружим –
О ветер, любимой привет передай.

С тобой разлучен в моей горькой судьбе,
Слезами кровавыми плачу в мольбе,
Клянусь, я умру, истомясь по тебе, –
О ветер, любимой привет передай.

Грущу я от милой моей вдалеке,
Меч бедствий обрек меня гибнуть в тоске.
Душа унеслась, птица сердца – в силке.
О ветер, любимой привет передай.

Моей чернобровой письмо я пишу,
Потоками слез я письмо орошу,
Каменьями бед я себя сокрушу –
О ветер, любимой привет передай.

На камне я высеку муку мою,
Оставлю сей дол, реки слез изолью,
Предел ты кладешь моему бытию –
О ветер, любимой привет передай.

О, где обрести мне мой светоч любви?
От мук и страданий все сердце в крови,
Молю, луноликая, свет мне яви –
О ветер, любимой привет передай.

Лохмотьями стал мой убогий наряд,
Испил я до дна моих горестей яд,
Хмелен я от бед моей доли утрат –
О ветер, любимой привет передай.

Любимую мне повидать бы хоть раз –
Красу неземную ее черных глаз,
И слов моих горечь – об этом рассказ,
О ветер, любимой привет передай.

Брожу, неприкаянный, я день и ночь,
Бездомной собакою жить мне невмочь.
Не видеть ее мне – я, сир, бреду прочь.
О ветер, любимой привет передай.

Любовью терзаясь, стенает Машраб,
Сжигаем страданьем, измучен и слаб,
Он – слез своих горьких отверженный раб.
О ветер, любимой привет передай.

* * *

О, побудь только миг! Не останешься – что ж, не обижусь.
Вот тебе пиала, до конца не допьешь – не обижусь.
Не сержусь я совсем, укоришь, что негож, – не обижусь,
Хоть какою виной сироту попрекнешь – не обижусь,
Даже имя мое хоть сто лет не тревожь – не обижусь.

День и ночь ты со мной, ты – судьба моей горестной доли, –
Кто ж еще, как не ты, исцелит мое сердце от боли?
О, прости мне грехи, умираю, и силы нет боле!
Мой соперник с тобой, а презренье сносить мне доколе?
Мне бы видеть тебя, а не глянув, пройдешь – не обижусь.

Не придешь, но живи! Жив ли я или сломлен напастью,
Даже ядом измен лечишь ты, как живительной сластью!
Навестишь или нет – не взыщу, не привык я к участью.
Если ты весела – мне ль томиться по большему счастью?
Хоть измучен тобой, а не спросишь – я все ж не обижусь.

Все скажу я тебе, о Юсуф в одеянье пунцовом,
Пусть шалаш Зулейхи на пути твоем станет мне кровом!
Лишь с мечтой о тебе буду я и живым и здоровым,
Ты ведь шах красоты, я же нищ – о, внемли моим зовам,
Ни слугой, ни рабом ты меня не возьмешь – не обижусь.

Здесь в Коканде, не видя тебя, не встречая, не жить мне,
Не обняв тебя ночью – не спать, дорогая, не жить мне!
Ведь измучен совсем я, в разлуке блуждая, – не жить мне.
Грудь ножом рассеки, не почую ножа я – не жить мне!
А и мертвым не вспомнишь – и то ни на грош не обижусь.

О луна моя, сжалься, порадуй отверженных новью –
Разве трудно тебе снизойти, расспросив о здоровье?
Дух и тело темны, взор мой застят мучения кровью,
Исцеленьем от мук хоть на миг подступи к изголовью,
А не вспомнишь Фурката, к нему не придешь – не обижусь.

* * *

Трое нас – гуляк бездомных, кабачок нам – целый свет,
У кувшинов мотыльками вьемся, трое непосед,
Одержимы и хмельны мы, от вина впадаем в бред,
Мы забыли кров родимый и мирских не знаем бед!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое горемык, мы бродим за любимою вослед,
Мы за ней идем до дома – от людей на нас навет!
Опьянеем, захмелеем – от ума пропал и след,
Не боимся мы ловушек, и приманка – нам не вред!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое нас, мы – каландары, нас связал один обет,
А к другим, увы, не вхожи, дом чужой для нас – запрет!
Где вино, где наши чаши? Не осталось и примет.
В кабачке хозяин гневен, к нам участьем не согрет.
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое братьев, всех зовем мы с нами обрести покой,
По земле бродя-скитаясь, обойти весь мир мирской,
Перед старшим мы склонимся со смиренностью такой,
Что претерпим все невзгоды под высокою рукой.
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое странников, мы просим всех поведать, кто – какой,
На врагов излить обиду, поделясь своей тоской, –
С нами жить в уединенье, двери подперев доской,
Или в кабачке укрыться – в его смуте колдовской!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое бедняков, зовем мы с нами плакать день-деньской,
Кто печален, кто обижен – с нами сердце успокой!
Мы мирским пренебрегаем, не блюдем закон людской,
Воспарим мы соловьями – нам заботы никакой!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое скорбных, в сад с собою – кто не горд, того зовем,
С соловьями порезвиться на простор того зовем,
Мы из листьев, роз и веток жечь костер того зовем,
Сорок присных нам не надо, мы четвертого зовем!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!

Трое нас – скитальцев, всех мы выйти в сад гурьбой зовем,
С соловьями потягаться всех, кто смел, с собой зовем,
С кипарисами повздорить – "Выходи любой!" – зовем,
Горлинок стыдить стенаньем – всех наперебой зовем!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!

Трое верных, всех, кто хочет, выйти в сад гулять зовем,
Разделить в саду любимой с нами благодать зовем,
Спать любимой не давая, "Время зря не трать!" – зовем,
То мы сами засыпаем, то ее вставать зовем.
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое горемык, мы вместе чудной девой пленены,
День и ночь в мечтах мы с тою, чьи слова как мед вкусны,
Как-то раз мы к ней приходим, смотрим – спит и видит сны,
Видим: с нею врач-целитель – в изголовье той луны!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое грустных, мы приходим – с ней соперники-лгуны,
Не от этой ли причины пери спит и видит сны?
Мускусом благоухая, пряди кос расплетены,
Блеск испарины подернул щеки томной белизны.
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Трое нас – кутил, пришли мы – видим: спит и видит сны, –
Знать, от муки и страданий плотно очи смежены,
На постели распростерта, и все члены холодны –
Видно, мы пришли напрасно из далекой стороны!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет!

Ах, зачем пришел к любимой ты, неумный, вдорный врач?
Ты – наш недруг и соперник, в глупостях упорный врач!
Отойди, ты здесь не нужен, лживый и притворный врач!
Лишь вздохнем мы – ты погибнешь, кончишь смертью черной, врач!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Ах, зачем же сел ты рядом с ней, такой красивой, врач?
Мало сделал, а желаешь быть с большой поживой, врач!
Не подмешивай подруге зелье в пищу, лживый врач!
Лишь застонем мы – сгоришь ты, отойди, спесивый врач!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

Ах, зачем сюда пришел ты – по какой причине, врач?
Сам ты всех погубишь жаром, в самозванном чине врач!
Отойди, ты здесь не нужен, в сладостной личине врач!
Эй, остерегись Фурката, ты – как ни лечи – не врач!
Кто любим – тот будет с нами, кто красив – тот наш сосед,
Если так прожить удастся, то иных желаний нет.

* * *

У Низами и Физули произведений много –
На тех, что вслед за ними шли, влиял их гений много.

В газелях слог их был медов, искусность их отменна,
У них, как на ветвях – плодов, стихотворений много.

На состязаньях их успех – под стать победам шахов:
Стихи их были лучше всех и совершенней много.

Все земли тюрок – до одной – и ценят их и любят –
Звучит в Коканде с Ферганой им восхвалений много.

Дар их высок, как небосвод, им нет обоим равных,
А жаждущих достичь высот таких ступеней много.

Их свет могуч, словно раскат неотразимых молний,
И тех, что отблеском горят их отражений, – много.

Дильшод, любой признать готов, читая стих твой мерный,
В твоих стихах – тень их стихов, и полутеней – много.

* * *

Мне говорят: "Ведь ты – Дильшод, – зачем зовешься ты Барно?"
О, в этом имени красот немало соединено.

Когда иду я, за спиной пушатся пряди моих кос –
О, ими мне мой край родной от скверны обметать дано.

Когда изгиб бровей моих любимый принял за михраб,
Ему ответила я: "В них два мира слиты заодно".

Кто в зеркало очей моих вглядится хоть единый раз,
Боль за страду людскую в них ему увидеть суждено.

Кто алый цвет моих ланит увидит, да поверит он:
Кровь мучеников в них горит, багрянцем рдея, как вино.

В рубине губ моих, мой друг, вся боль души отражена:
Я прикусила их от мук – все сердце болью сведено.

Мне говорят: "Зубов твоих алмазно-тверд блестящий ряд", –
Как стрелы, в недругов людских готова их метнуть Барно.

* * *

В чашу вечности хмель мне наставник влил –
Где михраб, где мечеть – не могу понять!
А желанной красе лишь отдал свой пыл –
Жизни зреть или тлеть – не могу понять.

Одолеть я не смог тяжких дум-тревог,
Прахом-тленом я стал, меня пламень сжег,
Я – спаленный кебаб, мой ожог жесток,
Вертел где и где снедь – не могу понять.

В небывалую быль вел бесследный след,
Там узрел я простор, где простора нет,
Вверг в смятенье меня несусветный свет:
Дом и дверь – где? – Ответь, не могу понять.

Я корысти служил, о себе радел,
А потом разглядел суть разумных дел,
Вместо книг в милый лик я, учась, глядел,
Мне Коран чтить ли впредь – не могу понять.

Вот в чертоге каком был Махтумкули:
Там при шейхах юнцы пляс-обряд вели,
Отблеск милых мне чар лишь узрел вдали –
Как хмелеть, как трезветь – не могу понять.

* * *

Человек! Себя не познав,
В глупой спеси всю жизнь живешь ты,
К зову времени глух твой нрав,
Лишь любовью к себе хорош ты!

Мнишь весь мир ты поймать в силок,
Скуп и глуп, копишь деньги впрок,
Но какой ни урви кусок –
Всё напрасно: глаза сомкнешь ты!

Вспомни, чем ты на свете жив!
Сеешь зло ты, Бога забыв:
Каждой прихоти злой порыв
Чтить готов без разбора сплошь ты!

Ты бы суть свою разглядел,
Устрашился б свершенных дел!
Глядь, придет твой земной предел –
Чем сочтешься? Ответствуй, что ж ты?

Спесью попусту мир не зли,
Дело знай, трудись, не юли, –
Не забудь же, Махтумкули:
Отойдешь и ты, отойдешь ты!

* * *

Поиссохли ручьи, пали кряжи гор,
Реки слез потекли из очей сирот.
Беков точит разврат, каждый грабить скор,
Рушит стены страны этот жадный сброд.

На безлюдье азан – зря вопящий глас,
Вся премудрость у мулл – напоказ, для глаз,
Судьям лишь бы чаи пить за часом час,
Крепко держатся все за запретный плод.

А ишаны, как рой, у дверей кружат,
Им доносы на мулл – слаще всех услад,
Ловко суфии врут: я, мол, чист и свят! –
Гогоча да скача, мнут небесный свод.

Волоса распустив, свою честь презрев,
В степь порока бредут толпы юных дев!
Тьму добытых монет на себя надев,
За достоинство чтут свой лихой доход!

Копит куш ростовщик, нажил тьму монет,
А на байский доход и побора нет!
Да покайтесь же вы! Сколько горьких бед:
Друг чинит другу вред, все бредут вразброд.

Ты на скаредных мулл глянь, Махтумкули:
Жертв, как волки, дерут – налетай, вали!
Злом, добром ли собрав хлеб со всей земли,
Торопясь, жрут взахлеб – каждый вволю жрет!