ЯКОВ ХРОМЧЕНКО
1924-2005
Воевал; с 1944 по 1956 год отбывал срок под Норильском, был реабилитирован, занимался документальным кино, в 1973 году уехал в Израиль. С этого времени, пожалуй, только и начинается творческая деятельность Хромченко, в том числе в области кино. Далеко уступая в известности своей жене (поэтессе Лии Владимировой), Хромченко сохранил связи с Россией и довольно хорошо известен именно как поэт. Отдал дань и поэтическому переводу с иврита, что для русскоязычного поэта в Израиле занятие вполне добровольное и не доходное.
ЭЛИШЕВА
(1888-1949)
* * *
Эти малые цветики скромно цвели –
Светло-синее и голубое, –
И росли под ногами, в песке и пыли,
Под сиянием летнего зноя.
Подойти мы не смели, сорвать не смогли,
И под неба полдневного чашей
И поныне цветы расцветают в пыли
И молчат про молчание наше.
ЛИСТОПАД
Золотым дождем струит листопад
Сквозь осеннюю синеву.
Опадают листья, летят, летят,
Тихо падают на траву.
Почему листва, что так хороша,
Отмирает, как жизнь, легко?
Почему ко многим лежит душа,
А они далеко, далеко?
Глаза и голоса судьбою правили,
Еще чуть – и кругом голова!
С порывом ветра все меня оставили,
Как осенью дерево листва.
Не мне идти дорогой дальнею.
Душа разлукою больна.
Средь листопада, осенью печальною,
Осталась я совсем одна.
* * *
Весь день-деньской я грежу, как во сне,
А ночью сердце, бодрствуя, стучит.
Когда молчу – поют стихи во мне,
Когда пою – душа моя молчит.
С тех пор, как услыхала в песне я
Тот голос с той, нездешней стороны,
Клянусь, ему покорна жизнь моя,
Им песни и мечты мои полны.
И если дух в дороге изнемог,
Дано мне счастье тихое найти –
Перед Тобою, безымянный Бог,
Склонить свои колени на пути.
У чуда сердце и душа в плену,
Для сердца песня тихая моя.
Из смертных назовите хоть одну,
Кто так же счастлив на земле, как я.
* * *
Навсегда рассталась, навсегда я!
Кто печаль мою понять бы смог?
...Только море ропщет, не смолкая,
Только вечер грустно одинок.
Стерся горизонт, померкли тени,
Серебрятся облаков стада.
Не видна средь их нагромождений
Там, в вечерних сумерках, звезда.
Звездочка, которую желала,
Не осветит сумрачную даль.
Нашу связь сама я разорвала,
Получила – новую печаль.
Счастья погребенные минуты
Там, в песке забвенья моего...
Ложь! – кричу я им в порыве смуты
Не хотело сердце ничего!
Только грусти тайное уменье...
Ждать часы и годы – все больней.
Кто познает горечь утешенья,
Что взойдет из дальней дали дней.
* * *
Как тень крыла над гладью вод широкой,
Как отзвучавшей песни отзвук, след,
Как знак печали в бездне глаз глубокой –
Во мне хранится прошлого секрет.
И иногда внезапно, пред чужим,
Он вдруг возникнет, будто тень былого,
И до того, как я пойму, люблю ли снова,
Мгновение ушло, прошло, как дым.
ЛЕХАИМ!
За жизнь! Лехаим! Вновь нальем!
Вина янтарен цвет,
Мы снова вместе, мы вдвоем,
А мне уж сорок лет.
Былого не было у нас,
Дорога далека...
Не потому ли свет из глаз,
Беседа так легка!
Ты можешь тем счастливым быть,
Что тень стирает тень,
Что для того, чтоб все забыть,
Подходит этот день.
Пропетых песен зов вдали,
И легок бег минут.
За жизнь! За годы, что прошли,
За годы, что придут!
РАХЕЛ
(1890-1931)
* * *
Рукою доброю погладь мою, –
Пусть как сестре – назад не оглянуться.
Мы знаем: после бури кораблю
В родную гавань больше не вернуться.
Утри мне слезы. Только ты один
Найти сумеешь ласковое слово.
Мы оба точно знаем: блудный сын
Родного неба не увидит снова.
* * *
Напрасен мой испуг на этот раз:
То был лишь сон, и явь тому порука.
Лишь встретить взгляд твоих вчерашних глаз
И удержать в руке дневную руку.
Мы не забыли молодость, о нет –
В такой измене мы не виноваты.
Кинерет тих, и ясен солнца свет –
Пред ним отступят беды и утраты.
Незримой нитью связан ты со мной.
Она тонка, она хрупка, и всё же
И всё же мой испуг – кошмар ночной:
Открыть глаза – и сгинет. Боже, Боже!
ЛЕА ГОЛЬДБЕРГ
(1911-1970)
ЭЛУЛ В ГАЛИЛЕЕ
I
На сто молчаний слез мне недостало.
Вершины гор. Безмолвие вокруг...
Среди колючек мы брели устало
Под ветром, устремившимся на юг.
Лишь на распутье – старая маслина,
С корней до серебрящейся вершины
Печально-одинокая, как ты.
Трепещут на ветру ее седины...
Среди шипов спускался путь наш длинный –
До полной темноты.
II
Средь желтых гор осенней Галилеи,
Сухой элул еще не перейдя,
Когда из трещин выползают змеи
И, извиваясь немо, ждут дождя, –
Как жажду доброты твоей в печали,
Как дорожу сочувствием твоим!
Смотри: деревья от плодов устали,
И мы, усталые, подобны им.
ПОСЛЕДНЕЕ СИЯНИЕ
Последнее сияние заката –
Как золото безмерной чистоты.
Стеклом, уже оплавленным, объяты
Вершины гор и дальние хребты.
Стоят неслышно голые деревья
Под светом чередующихся лун,
Как инструмент загадочный и древний
С безмолвным строем онемевших струн.
Остудит утро камня гладь литая,
И птица, огибая дальний лес,
Махнет крылом, в изгнанье улетая,
И крикнет с остывающих небес.
ВЫХОДНОЙ
Я сегодня беру выходной у тоски,
У усталости, взрослости, у фолиантов,
Что готовы словами ученых педантов
Поучать, что иные слова – пустяки.
Хорошо мне ответа не ждать на вопрос,
Как цветущее дерево это зовется?
Как молчание птиц в тишине отзовется?
И откуда звезду эту ветер унес?
Может, я потерялась в словах, что близки,
И прекрасного больше в прекрасном не вижу?
Или, может, мне самое дальнее – ближе?
Я сегодня беру выходной у тоски.