На главную страницу

ЛЕОНИД ПАВЛОНСКИЙ

1909, Херсон – 1994

Инженер-конструктор, выпускник Московского авиационного института. Всю жизнь работал в конструкторских бюро, стихи писал “в стол”; так же и переводил – хорошо знал английский, французский, итальянский. На старости лет собрал из своих переводов книгу избранного “Из английской поэзии 17-19 веков” и сдал ее в производство, однако умер прежде, чем она вышла в московском издательстве “Радикс” – почти “эмигрантским” тиражом в 500 экземпляров. Книга распродалась, хотя переводчик был совершенно безвестен. Продавцы говорили: “Там такие поэты есть, которых никогда не переводили!” – и кивали уважительно. Лучшая заслуга Павлонского действительно в том, что он переводил забытых поэтов, а не создал сотый вариант сонетов Шекспира. Шекспира Павлонский, впрочем, тоже переводил, но только ради того, чтобы представить в антологии. Дилетант, идущий нехоженой тропой, вернее обретет бессмертие, чем средний мастер, топчущийся на заезженной дороге.


ГЕНРИ КЭРИ

(1687 - 1743)

ЖИВЕТ В МОЕМ КВАРТАЛЕ САЛЛИ

Из всех девчонок нет скромней, 
    Приветливей, чем Салли. 
Она царит в душе моей,
    Как и во всем квартале. 
Какая леди на земле
    С моей сравнится Салли! 
Она – нет краше и милей –     
Живет в моем квартале.

Ее папаша – зеленщик,
    Прохожих зазывает; 
Мать кружева плетет, и их 
    Бывает, что сбывает. 
Как удалось им породить 
    Такое чудо – Салли! 
Она – я счастлив повторить –     
Живет в моем квартале.

Работа валится из рук,
    О Салли вспомню только; 
Хозяин-мастер очень груб –
    Бранит меня жестоко;
Пусть отхлестал бы побольней – 
    Стерплю я ради Салли: 
Она – мечта души моей – 
    Живет в моем квартале.

Среди всех дней есть день один – 
    Веселый, беззаботный;
В неделе он не посреди,
    А сразу за субботой.
В тот день, одет как баронет     
Я направляюсь к Салли. 
Она – милей и краше нет – 
    Живет в моем квартале.

Меня хозяин водит в храм,
    И он ужасно злится,
Что усидеть мне трудно там
    Весь срок, что служба длится. 
Я улизнуть стараюсь к ней,
    К моей любимой Салли; 
Она – нет краше и милей – 
    Живет в моем квартале.

Вот наступило Рождество,
    Мне деньги перепали, 
Но я не трачу ничего,
    Я их коплю для Салли. 
Будь там хоть тысяча гиней, 
    Я все бы отдал Салли; 
Она – нет краше и милей – 
    Живет в моем квартале.

Посмеиваются кругом
    Все надо мной наверно.
Пускай! Для Салли я рабом
    Готов бы стать галерным. 
Семь лет ученья промелькнет, 
    И я женюсь на Салли.
Нас счастье ждет. Оно войдет 
    В наш дом... в другом квартале.

АННА ЛИНДСЕЙ

(1750-1825)

СТАРЫЙ РОБИН ГРЭЙ

Коровы, овцы ввечеру пришли в родной загон.
Ночь за окном, и погружен весь мир в спокойный сон.
Лишь я... Я тихо слезы лью. Тоска меня томит.
А у меня под боком муж сном праведника спит.

Был Джеми молод, и меня своей невестой звал.
Имел лишь крону – покрупней монет он не знавал.
Хотел из кроны сделать фунт и, нищету кляня,
Надумал в море выйти он, и все ради меня.

Был Джеми молод, и меня своей невестой звал.
Имел лишь крону – покрупней монет он не знавал.
Хотел из кроны сделать фунт и, нищету кляня,
Надумал в море выйти он, и все ради меня.

С тех пор как он ушел на лов, недели две прошли,
А тут: отец сломал ребро, корову увели,
И матушка занемогла, от Джеми нет вестей...
Тогда обхаживать меня явился Робин Грэй.

Уж не работник мой отец, и мать не в силах прясть.
Работай я хоть день и ночь – нам с голоду пропасть.
А Робин робко мне сказал и головой поник:
“О, Дженни, выйди за меня хотя бы ради них!”

Мне сердце говорило: нет! Я Джеми все ждала.
Но крут был ветер, и волна высокая была.
Корабль – тот самый – потонул, и Джеми мой на дне.
Зачем мне жить – рыдала я – о горе, горе мне!

На брак склонял меня отец, а мать... молчала мать,
Но взгляд ее способен был мне сердце разорвать.
Так руку отдали мою, а сердце... легче в гроб!
Хотя, по правде вам сказать, был добрым старый Роб.

Когда с венчанья не прошло, считай, десятка дней,
В тоске присела как-то я на камне у дверей.
Вдруг призрак Джеми предо мной. В испуге я молчу...
А он: “Я жив, и на тебе жениться я хочу!”

Мы говорили долго с ним, поцеловались раз,
И я сказала: уходи, не мучь меня сейчас.
Как я хотела умереть! Но нет мне смерти, нет.
О горе, горе, горе мне! Не мил мне белый свет.

Брожу по дому я, как тень, скрываясь ото всех.
О Джеми думать мне нельзя – тяжелый это грех.
Я постараюсь быть такой, как должно быть жене.
Ведь он – мой старый Робин Грэй – всегда был добр ко мне.

АННА РЭДКЛИФФ

(1764-1823)

НОЧЬ

День угасает. Догорел закат,
И Ночь спешит со свитою теней
Величественный развернуть парад
       Всей мощью фантастических огней.

Она дарит и прелесть легких снов,
И иллюзорный сладостный покой,
И потрясает душу до основ
       Холодной и безжалостной рукой.

Принцесса Ночь, Властительница дум!
Твой мрачен шаг и страшен голос твой!
Сквозь Тьму, сквозь урагана грозный шум
       Стремлюсь к тебе смятенною душой.

Люблю, о Ночь, следить с крутой скалы
Как ты на спинах яростных штормов
Летишь и гонишь пред собой валы
       Под грохот обезумевших громов.

И вижу я – распарывают тьму
Кинжалы молний и мечи комет,
Огней полярных вижу бахрому,
       И звезд, внезапно падающих, след.

Но мне всего милей, когда с небес
Луны неверный свет сквозь облака
Вдруг высветит то озеро, то лес,
       То силуэт горы из далека.

Пейзажи, неприметные пока,
По ним рассеянный блуждает взгляд,
Фантазии волшебная рука
       Оденет в романтический наряд.

Позволь мне, Ночь, наедине с тобой
Возвышенную пережить печаль,
Что в вое ветра – флейта и гобой! –
       Звучит и тает, улетая в даль.

И чудо входит в душу, словно в храм,
И слезы выступают на глазах,
Когда видения приходят к нам
       Развеять одиночество и страх.

Так кто ж ночных видений благодать –
Иллюзий и фантазии настой –
Захочет на реальность променять,
       На день, с его крикливой пестротой?

ДЖОН КЛЭР

(1793-1864)

НАПИСАНО В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ ГРАФСТВА НОРТХЕМПТОН

Я есмь! На мне страдания венец.
Друзья меня считают сумасшедшим;
Я сам своих невзгод и бед творец,
Но я не сожалею о прошедшем.
Хоть память о былом уже слабее,
Я все же есть, – я жив, – хоть не в себе я.

В водовороте светской суеты,
В житейском море, в пустяков круженьи
Нет смысла. Брошу праздные мечты
Собрать обломки полного крушенья
Надежд и славы. Те кого любил –
Покинули. Я больше им не мил.

Мечтаю о местах, где нет дорог,
Где ни одна из женщин не рыдала.
Стремлюсь туда, где рядом только Бог,
Где сладко спать, как в детстве лишь бывало.
Покойно будет мне в могиле тесной:
На ней трава, над нею – свод небесный.