* * *

Утром стелется дымкой вздох отягченный мой,
Кровью заря омывает взор истомленный мой.

Горе пир затевает, вино на пиру этом – слезы,
Цедит вино сквозь ресницы глаз помраченный мой.

Утром желтеет небо. Что желтизна? – Пустое!
Желчь кипит, наполняя мозг воспаленный мой.

Вздохи летят, как стрелы; что же щита не опустит
Злая судьба-волчица, враг разъяренный мой?

Яростно горя горнило плавит меня, как железо,
Точно как сажа в горниле – дух уязвленный мой.

Слезы с прахом смешались – вот она, глина скорби,
Слеплен из глины лик изможденный мой.

Змея в степи видал ты? Здесь, в обители горя,
Змеи иные обвили стан истощенный мой.

Вот они, эти змеи, скрытые в складках одежды,
Призван быть вечно со мною страж непреклонный мой.

Цепи склепаны прочно – они словно змеи Зохака.
Клад стерегут Фаридунов – ум просвещенный мой.

Льется ручей кровавый, мои омывая ноги,
Мельничный жернов стесняет шаг окрыленный мой.

Ноги мои согнулись, точно старый светильник,
Их судьба изогнула – рок озлобленный мой.

Место мне неизменно, как у звезды на небе,
Маррих и Денеб сокрыли Зухаль омраченный мой.

Долгие годы сижу я, закованный в тяжкие цепи,
Своды небес потрясает крик меднозвонный мой.

Я готов поклониться оковам, что многому учат,
Хоть они и согнули стан угнетенный мой.

В черном, как ночь, несчастье, верю, рассвет настанет,
Счастье тогда не минует дом возрожденный мой.

В стену спиною упершись, к небу лик обращаю.
Звезды небес отражает взор увлажненный мой.

Горе и я повстречались, словно ядро и скорлупка,
Словно орешек, замкнут склеп потаенный мой.

День приносит невзгоды, ночью кричу я: "Боже!"
Пользы, увы, не приносит зов исступленный мой.

* * *

В квартале бедном укромный угол мечтай обрести,
На ниве жизни один только колос тебе бы найти.
Но лень отринь в караван-сарае юдоли сей:
Дорога ждет, и припас дорожный потребен в пути.

* * *

Участь моя в этой жизни – страданье одно,
Доля моя у судьбы – испытанье одно.

Знатности хочешь достигнуть, богатства и славы,
Честность свою сохранив? – Лишь мечтанье одно.

Мудрый не ищет почета, зачем ему слава?
Истины свет обрести – упованье одно!

Тщетно просить у скупца в этом мире подмоги,
Праведный скажет: ломоть – подаянье одно!

Взором окинь этот мир и не спрашивай много –
Будет ответом тебе лишь молчанье одно.

Зло и добро сплетены, как красавицы локон,
Встретишь ты в мире повсюду терзанье одно.

Так переполнено сердце тоской и печалью,
Радостей жизни бежать – вот желанье одно!

Душу отдам за слова благородного: "Знай же,
Нету в Ширазе достойных, названье одно!"

Бедность, печаль, одиночество, горе без меры...
Долго ль, Убайд, всюду видеть страданье одно?!

* * *

От тоски и печали избавления нет,
Позабыто веселье, утешения нет.

И давно поблекла птица надежды,
Уж былого яркого оперения нет.

А печали волны захлестнули душу,
Затопили сердце – и терпения нет.

Обрету ли отдых? Где, когда? Не знаю...
Не в юдоли этой, к сожалению, нет!

А покой потерян средь бурь житейских,
Не ищи его – нынче и отражения нет.

Не мечтаю больше о казне и довольстве,
Бедняком помру я – в том сомнения нет.

А судьба-злодейка западни мне ставит,
И от лютой злобы избавления нет.

Благородство попрано, честь навек забыта,
А делам злодейским осуждения нет.

И глупец в почете, он теперь считает,
Что меж ним и мудрым расхождения нет.

О Убайд, где же выход? Как его сыскать мне?
Неужели несчастен я и решения нет?

* * *

Горько, что горе теперь конца не знает,
Сердцу вовек отдыха нет: сердце пылает.

В мире счастье, покой исчезли давно,
Даже слов этих след, увы, исчезает.

В тяжкой неволе жизнь влачит человек,
Что ж он молчит и голоса не поднимает?!

Мудрым приносит беду высокий ум,
Каждый поступок их злоба подстерегает.

Миром правят порок и лихая напасть,
Хлеб достается тому, кто честь теряет.

Каждый в юдоли сей чем-нибудь одарен,
Лишь от Убайда вздох один долетает!

* * *

Коль примет сердце и любовь красавица Шираза – сам
Ей Самарканд и Бухару за родинки красу отдам.

Слуга, скорей вина долей! Нам равных не найти в раю
Ни струям рокнабадских вод, ни мосаллинским цветникам!

Увы, цыганок этих смех, шум шаловливых шуток их
Воруют стойкость из сердец, как слуги яства по столам.

Нужна ли Друга красоте моя ничтожная любовь,
Румяна, мушки и сурьма нужны ль прекраснейшим чертам?

Узнал я, сколь хорош Юсуф, и я постиг, что Зулейху
Нельзя упрятать от любви всем целомудренным чадрам.

Ты бранью жалуешь меня – мне лишь молиться за тебя:
Пристала горечь резких слов сладчайшим лаловым губам.

Ученью внемли, о душа! И жизнь сама не так нужна,
Как Старца мудрого совет счастливых юношей сердцам:

Пой про любовь и про вино, постичь суть мира не дано –
Она для разума темна и не подвластна мудрецам!

Газель, Хафиз, ты сочинил, стихи, как жемчуг, просверлил –
Так спой, чтоб звездами с небес награды сыпались стихам.