ОТ ЖАННЫ Я УШЕЛ

От Жанны я ушел в час поздний, как обычно.
Я под дождем шагал, и вдруг из-за угла
Навстречу мне патруль. Ночь темная была,
И в этой темноте я крик услышал зычный:

"Стой! Кто идет?" Стою. Тогда, рукой привычной
Мне обыск учинив, сказали: "Ну, дела!
Он мокрый, он продрог, еще спалит со зла
И королевский двор, и город наш столичный".

Сказал я: "Господа, в чем дело, не пойму.
Школяр я..." – "Черт возьми, в тюрьму его, в тюрьму!
Как! Ночью... под дождем... слоняться? Очень странно!"

И тут я, вырвавшись, пустился наутек.
Что это? Бунт? О нет! Но я насквозь промок,
И ведь меня в плену и так уж держит Жанна.

ЭПИГРАММА

В сапожном деле отличиться
Пьер в годы юности сумел;
Хотя он прошлого стыдится,
Зато изрядно преуспел.

Теперь, торговец сапогами,
Завел он в парке у себя
Фонтаны, гроты, пруд с мостами –
Не хуже, чем у короля.

И, продолжая в том же роде,
Он приказал прорыть канал,
Чьей ширине и многоводью
Мог удивиться б кардинал.

Не ограниченный запретом,
Опустошить он мир готов,
Чтоб стол его зимой и летом
Был полон лакомых кусков.

И дом его похож на чудо,
В лепных узорах потолок,
Из золота его посуда,
Из серебра ночной горшок.

Что я глупец, мне ясно ныне:
Ведь столько я потратил дней,
Чтобы устроить склад латыни
В несчастной голове моей!

Отец мой шел не в ногу с веком,
И, не предвидя мой провал,
Он к древним римлянам и грекам
Меня на выучку послал.

О Музы! Что мне делать с вами?
Простите, но пора кончать:
В наш век нельзя прожить стихами,
Уж лучше сапоги тачать.

СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ МАЛЕРБУ

Писатель редкий, ты бы мог
Обогатить свое семейство
Не хуже, чем любой налог
Обогащает казначейство.

Но только не в цене теперь
Стихи у нас: закрыта дверь
У власть имущих для поэта.

И вот я думаю подчас:
В наш век куда нас мчит Пегас?
Увы! К воротам лазарета.

СУЩЕСТВА В ОБЛИЧЬЕ СТРАННОМ

Существа в обличье странном
У природы не в чести:
Редки встречи с великаном,
Трудно карлика найти.

Мало женщин как Елена,
Нет как Нестор мудрецов,
Крепче пьяницы Силена
Мало в мире молодцов.

Мало псов, как Цербер, грозных,
Нет реки как Ахерон,
Нет ночей совсем беззвездных,
Не всегда в ладье Харон.

Нет синей небесной сини,
Лучше нет, когда весна,
Горче нет, чем сок полыни,
Ничего нет слаще сна.

Громче грома редки крики,
Мало гор как Пелион,
Редкий зверь, ручной иль дикий,
Львиной силой наделен.

Редко высшее блаженство,
Редок час великих мук,
И так мало совершенства
В том, что видим мы вокруг.

ОСМЕЯННЫЕ МУЗЫ

Какой изъян в мозгах быть должен с юных лет,
Чтоб с Музами водить знакомство год от году!
Посадят, подлые, они на хлеб и воду
Того, кто разгадать надумал их секрет.

С тех пор как я пишу, мне всё идет во вред,
Фортуна прочь бежит, а я терплю невзгоду,
Забрался на Парнас – и в скверную погоду
Там пью из родника и в рубище одет.

О Музы, это вы причина невезенья!
Однако с возрастом пришло ко мне прозренье,
И больше вам в игру не заманить меня.

Я буду пить вино, а воду пейте сами,
Замечу щель в окне – заткну ее стихами,
И брошу лавры в печь, чтоб греться у огня.

ПАРИЖ

Везде на улицах навоз,
Везде прохожих вереницы,
Прилавки, грязь из-под колес,
Монастыри, дворцы, темницы.

Брюнеты, старцы без волос,
Ханжи, продажные девицы,
Кого-то тащат на допрос,
Измены, драки, злые лица,

Лакеи, франты без гроша,
Писак продажная душа,
Пажи, карманники, вельможи,

Нагромождение домов,
Кареты, кони, стук подков:
Вот вам Париж. Ну как, похоже?

ОСЕННИЕ МЕЧТЫ

Шапокляк у господина профессора гладкий
И при этом совсем не радует взгляда,
А на черном рединготе морщатся складки,
От низа до тощего зада.

Господин профессор в парке сидит
На скамье, окрашенной в цвет неприятный,
У его жилета поношенный вид,
А на пальцах чернильные пятна.

Меланхоличная осень, чей вечер тих,
Пожелтевшие листья на землю роняет.
Господин профессор смотрит на них
И о чем-то мечтает.

У господина профессора на длинный нос
Надеты очки в оправе старинной,
И копну его желтых потускневших волос
Прорезывают седины.

А когда-то господин профессор был молодым
И, по всей вероятности, был франтоват и беспечен...
Но теперь он мечтам предается своим,
Созерцая осенний вечер.

Господин профессор размышляет о Розе,
О мадам Розе, розовощекой своей экономке.
Господин профессор в задумчивой позе
Всё мечтает о чем-то, сидя в сторонке.

Мальчишка стащил платок у него из кармана,
Издалека забытый мотив долетает,
В старом парке фонтан журчит неустанно,
Господин профессор мечтает.

НОЧИ ЗИМНИЕ

Ночи зимние... Зажегся
Свет над дверью кабачка.
С потолка свисает лампа...
До чего ж любовь горька!

Эти губы и помада,
Этот сладенький мотив...
Сам не знаю, что мне надо,
Что ищу я, загрустив?

Вы танцуете, но счастья
Вам не встретить на пути...
Словно тех, кто мной потерян,
Я пытаюсь вас найти.

О погибшие созданья,
Веселиться б вам всегда!
Звуки вальса, бал в предместье,
А за дверью ждет беда.

Смотрит смерть с кривой ухмылкой,
Смерть кривляется в ночи...
Та, которую прирежут,
"Не виновна я", – кричит.

Не прислушивайтесь к стону
Крови, пролитой на грязь.
Ничего вы не слыхали,
В танце весело кружась.

Ночи зимние... Под ветром
Фонаря трепещет свет.
Сумасшедшие девчонки,
Для которых счастья нет,

Всё вам сердце здесь пленяет;
Звуки льются через край,
Вальс вас кружит... И сливает
Воедино грязь и рай.

ПОХИТИТЕЛИ ДЕТЕЙ

Там, где грязь и крапива вокруг,
Из засады выскочив вдруг,
Для цирка украла цыганка
Графского сына из замка.

В то время как скорбно и пылко,
Обезумев, звала его мать,
Под самым куполом цирка
Ребенок учился летать.

Взлететь может каждый, кто хочет,
Цирк – огромный бумажный змей,
И летают под куполом ночи
Циркачи, что крадут детей.

Эти воры имеют крылья,
Эти воры научат вмиг
Улететь за холмы, что скрыли
Материнский тоскующий крик.

"О дитя, мое сердце разбито!
О, вернись под родительский кров!"
Он не слышит. Он с аппетитом
Уплетает похлебку воров.

Сон подполз с воровской сноровкой,
Оглушил, словно горечь вина,
Голова рядом с миской похлебки
Катится в море сна.

Сон летать приучает его,
Он не видит во сне ничего,
Только статуи видит, что сами
Ввысь взлетают, взмахнув руками.

АПОСТОЛЫ

Матфей сказал: "Скрывать от вас не стану,
Вам обратиться лучше к Иоанну".

"К Луке идите, – молвил Иоанн, –
Лука – мудрец. Ответ вам будет дан!"

"Нет, лучше к Марку вам адресоваться, –
Лука сказал, – Марк сможет разобраться

В проблеме этой. Для меня ж она,
Как грамота китайская, темна".

Недолго Марк заставил их томиться
И дал совет... к Матфею обратиться.

Так шли они, уйдя с зарей из дому,
От одного апостола к другому,

Которые ответить не могли,
В чем суть законов неба и земли.

ПЕЙЗАЖ

Мне грезилась любовь. Люблю я до сих пор.
Но больше нет в любви тех запахов букета,
Что наполняют лес, где расцветает лето
И где у входа спит невидимый костер.

Мне грезилась любовь. Люблю я до сих пор.
Но больше нет в любви тех молний до рассвета,
Когда всё рушится, пылают замки где-то,
Когда утерян путь и смотрит мрак в упор.

Нет! К слову этому не подобрать ключи.
То под моей ногой горит кремень в ночи,
Волна вздымается, громада туч на страже...

С приходом старости ты замечаешь вдруг,
Как стало четким всё, как ясно всё вокруг,
Как ты становишься подобием пейзажа.

ЗАВТРА

Я и в сто тысяч лет еще имел бы силы
Тебя, день завтрашний, предчувствовать и ждать.
Пусть время тащится, кряхтя, как старец хилый,
Я знаю, что оно идти не может вспять.

День завтрашний придет. Но ждем мы год из года.
Храня огонь и свет, мы бодрствуем и ждем,
И наша речь тиха – бушует непогода,
И отдаленный гул чуть слышен за дождем.

Из глубины ночной, во мраке леденящем
Свидетельствуем мы: прекрасен дня расцвет...
Мы жить не в будущем хотим, а в настоящем,
И потому не спим, чтоб не проспать рассвет.

ВСЁ МЕНЬШЕ И МЕНЬШЕ

Всё меньше и меньше остается лесов:
Их истребляют,
Их убивают,
Их сортируют
И в дело пускают,
Их превращают
В бумажную массу,
Из которой получают миллиарды газетных листов,
Настойчиво обращающих внимание публики
На крайнюю опасность истребленья лесов.

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

Возьмите слово за основу
И на огонь поставьте слово,
Возьмите мудрости щепоть,
Наивности большой ломоть,
Немного звезд, немножко перца,
Кусок трепещущего сердца
И на конфорке мастерства
Прокипятите раз, и два,
И много-много раз всё это.

Теперь пишите! Но сперва
Родитесь все-таки поэтом.

ДЕТИ СЕНТЯБРЯ

Был опустевший лес, окутанный туманом,
Насыщен сыростью, наполнен тишиной;
Дул ветер северный с упорством неустанным,
И Дети Сентября, кружа во тьме ночной,
Сквозь ветер и туман летели к дальним странам.

В ночи почувствовал я шорох крыльев их,
Когда, снижаясь вдруг, они во мгле искали
Себе пристанища, чтобы в местах глухих
Передохнуть в пути… Я слышал крик печали
Над топями болот, лишенных птиц своих.

Из комнаты моей, где духота густая
Нависла, я ушел к таинственным лесам,
И вот, заглохшие тропинки их листая,
Я отыскал следы, оставленные там,
О Дети Сентября, одним из вашей стаи.

Был легким шаг его, но спутаны следы.
Сперва я видел их близ рытвины глубокой,
Где, в сумраке таясь, он мог испить воды,
Чтоб утешаться вновь игрою одинокой,
Когда забрезжит свет из облачной гряды.

Затем его следы, петляя осторожно,
Терялись вдалеке средь буковых стволов,
И мне подумалось, что на заре, возможно,
Сюда вернется он и, к странствию готов,
Крылатых спутников здесь будет ждать тревожно.

Да, без сомнения, он вскоре возвратится
С лучами тусклыми, что предвещают день,
И перелетных птиц увидит вереницы,
Увидит, как бредет средь зарослей олень,
Ноздрями шевеля и перестав таиться.

Плыл над болотами зари холодной свет.
И, ожиданием охвачен иллюзорным,
Я за косулями следил, смотря им вслед,
Следил за бегом из испуганно-проворным
Под крики воронов, встречающих рассвет.

И я сказал тогда: один из вас я тоже,
О Дети Сентября, по сердцу и уму,
По обжигающим страстям и тайной дрожи,
И жажде вырваться, бежать в ночную тьму
Из душного жилья в ночное бездорожье.

И тот, кого я жду, меня как брата встретит,
Свое мне имя даст и сам, без всяких слов,
Жар дружелюбия в глазах моих заметит,
Коль не вспугну его, когда из-за кустов
Я устремлюсь к нему, забыв про все на свете.

Как птица раненая, прочь отпрянет он,
И буду гнаться я за ним, пока в бессилье
Не остановится он, бегством истомлен,
Покорный, загнанный, к земле прижавший крылья,
Готовый встретить смерть и погрузиться в сон.

Тогда я на руки возьму его скорей,
Изгиб его крыла поглажу осторожно
И тело хрупкое прижму к груди своей,
Даря мое тепло душе его тревожной
И уносясь мечтой в мир призрачных теней.

Но было все не так: туманы лес покрыли,
И ветер северный покинуть обещал
Всех, кто не мог лететь, чьи ослабели крылья,
Всех, кто иных путей в скитаниях искал,
И всех, кому глаза угасшие закрыли.

И я сказал себе: не в этом нашем крае
Прервали свой полет вы, Дети Сентября,
И если бы отстал один из вашей стаи,
То он увидел бы, как немощна заря
В краю, где нет легенд и мгла царит густая.