УЛОВ

Рыбак вытряхивает сеть.
Щедра подарками Луара,
Улов горит светло и яро,
Трепещет злато, льется медь.

На чешуе спешат дотлеть
Огни небесного пожара.
Рыбак вытряхивает сеть.
Щедра подарками Луара!

И полоненной рыбе млеть
У кромки зыбкого муара
И красками речного дара
В костре заката пламенеть.
Рыбак вытряхивает сеть.

ИТОГ

Мне грезилось, помню, – в саду на заре
Мы тешимся с милой в любовной игре,
И замок волшебный горит в серебре...

Ей было шестнадцать и столько же мне,
От счастья хмелея, в лесу по весне
Я ехал с ней рядом на рыжем коне...

Прошла-пролетела мечтаний пора,
Душа одряхлела. В кармане дыра.
Зато в шевелюре полно серебра.

Ушедших друзей вспоминаю в тоске.
А грезы, как звезды, – дрожат вдалеке,
А смерть караулит меня в кабаке.

МОРСКОЕ

В полусумраке мглистом
Под унылой луной,
Океан, как больной,
Дышит тяжко, со свистом,

И, сплетенные в жгут
Ослепительно жгучий,
Злые молнии тучу
Разъяренно секут.

И со стоном усталым,
В исступленье тупом,
Волны стынущим лбом
Прижимаются к скалам,

И ночной небосвод
Удрученно и злобно
Содрогается, словно
Зверь в капкане ревет.

* * *

Иные города, старинные посады,
Где высятся церквей замшелые громады, –
Кольцом высоких стен они обведены,
Кольцом былых валов и рвов, заросших ныне,
Седых ровесников дряхлеющей твердыни.
И медный зов трубы слетает со стены
Унылой жалобой на долгую разлуку,
А рядом, на лугу, военную науку
Десяток рекрутов пытается постичь
Под монотонные рулады барабана –
По крепостным валам оживший бродит клич
Времен воинственных и гаснет средь бурьяна...
И старой крепости тосклив угрюмый вид,
И молодых солдат невесел шаг тяжелый.
И гулкий барабан встревожено гудит,
Как улей, где в тоске больные бьются пчелы.

* * *

О сердце я познал чудовищную боль
Магнит златых волос манит меня и губит
О сердце гордое я знаю где король
Которого увы любовь его не любит

Никто мне просеку к ней спящей не прорубит
О сердце ты мое горька твоя юдоль
Пускай же хоть тебя фортуна приголубит
А я уж до конца свою сыграю роль

Король я но умру бродягой под забором
Сжав зубы я гляжу как вспять бегут мечты
Мои наивные с печальным детским взором

Но Смело в путь кричит мне ветер с высоты
И указующе топорщатся персты
Еловых тощих рук над неподвижным бором

ПАРИЖ

Париж, открытый город,
Твоя душа живая,
Томясь, исходит кровью,
Как рана ножевая.

И стук чужих шагов
Тревожит наши стены,
И на мерцанье Сены
Глядят глаза врагов.

Как будто в яме черной,
Под окрики штыка,
Струится удрученно
Французская река.

Века французской славы,
Отлитые в гранит,
Ваш облик величавый
Великий гнев таит.

Нависшая над вами
Невыносима тень –
И гаснет ваше пламя,
И меркнет ясный день,

И льется с неба мрак.
Ведь было бы изменой
Струить лазурь над Сеной,
Когда в Париже враг.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Ну что поделаешь мы жили как в могиле

Ну что поделаешь нас немцы сторожили

Ну что поделаешь в тоске бульвары стыли

Ну что поделаешь сердца от горя ныли

Ну что поделаешь нас голодом морили

Ну что поделаешь мы безоружны были

Ну что поделаешь ночные тени плыли

Ну что поделаешь друг друга мы любили.

ПАБЛО ПИКАССО

Клинками сна в ночи проведена
Волшебная черта, и мы опять чужие.
Любой медали фальшь пасует пред алмазом.
Под небом яростным невидима земля.

Лик сердца потерял живые краски,
Снега ослеплены, и солнце ищет нас,
Но горизонт распахивает крылья,
И пелена спадает с наших глаз.

ИХ ЧИСТЫЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ ГЛАЗА

Дождливые, медлительные дни,
Дни треснувших зеркал, потерянных иголок,
Дни тяжких век в ограде горизонта,
Часов безликих дни, глухого плена дни.

Мой дух, еще вчера сверкавший
В густой листве, – сегодня гол, как чувство,
И позабыл зарю, и головой поник,
Глядит на плоть свою, послушную, чужую.

Однако видел я прекрасные глаза
Серебряных богов, в руках сапфир державших,
Да, истинных богов, крылатых птиц Земли
И ясных вод, я видел их, я видел.

И крылья их – мои. Ничто во всей Вселенной
Не существует, только их полет,
И он мои печали прочь несет,
Полет планет, Земли, и звезд полет, и камня,
И мысль моя на жизни и на смерти –

На двух крылах, на двух волнах плывет.

ОГНИ ПАРИЖА

Когда меж ног недвижной Сены
Всплывает Сен-Луи из пены
Не открывая сонных глаз
И дымкой вашего сонета
Окутан он в часы рассвета
Бодлер я думаю о вас

Промчались годы словно грозы
О длительность метаморфозы
Я ваш Париж еще застал
Он с той поры преобразился
И век в нем новый отразился
И я давно уж старым стал

А он спешил подобно даме
Пренебрегающей годами
Своих любовников сменить
Как брови выщипать газоны
И сбросить плащ зеленой зоны
И модной стрижкой мир пленить

Афиши блекли и линяли
Свою мелодию меняли
Парижских улиц шум и гам
И гасли в сумрачных гостиных
Под взорами гербов старинных
Рулады фортепьянных гамм

Где грохот конного фургона
Где ресторан "У Робинзона"
Отрада праздных парижан
Где шумной свадьбы смех и шутки
И переливы детской дудки
И туфельки а-ля Режан

Кто помнит стародавний случай
Когда аэростат под тучи
Взмыл бросив путы в небеса
Давно те шлягеры забыты
И кабаре тех лет закрыты
И нет Большого Колеса

Лантельм давно лежит в могиле
Кто помнит что похоронили
Ее в брильянтах и она
В гробу усыпана живыми
Была цветами полевыми
И кружевами убрана

А он дрожал ужель от страха
Тот жалкий осквернитель праха
Когда он гроб ее вскрывал
А может быть в восторге замер
Когда возник перед глазами
Лица пленительный овал

Но вора осуждать сурово
Негоже нам и право слово
Не будем искушать судьбу
Как часто мы манером схожим
Свою же молодость тревожим
Давно лежащую в гробу

О прошлом сожалеть не надо
Себе не выбирают ада
К чему былое ворошить
Отрады нет в ушедшем часе
Не с прошлым с будущим в согласье
Судьба нам будет ворожить

Скинь с ночи черноту перчаток
И память плотно запечатав
Забудь мерцанье мертвых лиц
И оборви свой сон до срока
И лампу подними высоко
И разбуди в деревьях птиц

И выйди в ночь где над тобою
Метутся облака толпою
Багрово мир кровоточит
И ты пойди вдоль улиц старых
Где новый день горит в снак-барах
В огнях реклам заря кричит

Кораллом и аквамарином
Велит бульварам и витринам
Пылать гармония огней
И окна жечь с ухмылкой хитрой
И рты подкрашивать селитрой
Рекою быть и плыть по ней

И ночь становится стриптизом
Сплошным бельем прозрачно-сизым
Порхающим над грудой ню
И в пятнах света как в рубашке
Бесстыдных стен белеют ляжки
Воспламеняя авеню

И льется отсвет желтоватый
Над наготою женских статуй
И смотрят на воду они
Туда где плавно проплывая
Речного светятся трамвая
Неугомонные огни

Долой же тленье ночи хилой
Долой столетий мрак постылый
Пусть Елисейские поля
Затопит радость карнавала
Чтоб тьма огнями запылала
Дома и души веселя

Пусть полный свет вокруг струится
Пусть полный свет ласкает лица
И Нотр-Дам и Пантеон
Пусть полный свет на город ляжет
Пусть полный свет над всем расскажет
Как нашим душам нужен он

Свет полный на обманы зренья
На фальшь на ложь на подозренье
О лето вечное гори
Гори полночными огнями
И в синеве пылай над нами
И светом истины дари

IMPRESSION DU MATIN

Пейзаж был Темзы сине-золотой,
Но утром Темза серой стала;
Две баржи с сеном от причала,
Отплыли; желтый и густой

Туман с мостов стекал, как с гор,
И вдоль фасадов расползался;
Огромным пузырем казался
Повисший в воздухе собор.

Потом, стряхнув ночную тишь,
Вдруг стало утро шевелиться;
Жизнь пробуждалась; даже птица
Запела на одной из крыш.

А женщина, бледна, тускла,
Медлительными шла ногами
Под газовыми фонарями
И в сердце боль свою несла.

АПФЕЛЬБЕК, или ЛИЛИЯ В ДОЛИНЕ

1

С лицом невинным Якоб Апфельбек
Убил отца и мать в родном дому
И затолкал обоих в гардероб,
И очень скучно сделалось ему.

2

Над крышей ветер тихо шелестел,
Белели тучки, в дальний край летя.
А он один в пустом дому сидел,
А он ведь был совсем еще дитя.

3

Шел день за днем, и ночи тоже шли,
И в тишине, не ведая забот,
У гардероба Якоб Апфельбек
Сидел и ждал, как дальше все пойдет.

4

Молочница приходит утром в дом
И ставит молоко ему под дверь,
Но Якоб выливает весь бидон,
Поскольку он почти не пьет теперь.

5

Дневной тихонько угасает свет,
Газеты в дом приносит почтальон,
Но Якобу не нужно и газет,
Читать газеты не умеет он.

6

Когда от трупов тяжкий дух пошел,
Был Апфельбек сдержать не в силах слез.
Заплакал горько Якоб Апфельбек
И на балкон постель свою унес.

7

И вот спросил однажды почтальон:
“Чем так разит? Нет, что-то здесь не то!”
Сказал невинно Якоб Апфельбек:
“То в гардеробе папино пальто”.

8

Молочница спросила как-то раз:
“Чем так разит? Неужто мертвецом?”
“Телятина испортилась в шкафу”, –
С невинным он ответствовал лицом.

9

Когда ж они открыли гардероб,
С лицом невинным Апфельбек молчал.
“Зачем ты это сделал, говори!” –
“Я сам не знаю”, – он им отвечал.

10

Молочница вздохнула через день,
Когда весь этот шум слегка утих:
“Ах, навестит ли Якоб Апфельбек
Могилку бедных родичей своих?”