На главную страницу

НИКОЛАЙ МОРШЕН

1917, Киев – 2001, Монтерей, Калифорния

Хотя родился в Киеве, детство провел в захолустной Бирзуле, высшее образование (техническое) вернулся получать в Киев, перед войной его получил, но в 1941 году попал в оккупацию, в 1944 году - в Германию, где, как он писал в письме к составителю, «4 года был румыном»: из природной своей фамилии Марченко поэт сделал национально-неопознаваемое по документам «Моршен», так и стал печататься в эмиграции, работая в Гамбурге чернорабочим на верфи. В 1950 году вместе со всей семьей (отцом поэта был знаменитый прозаик Николай Нароков, автор широко известных поныне «Мнимых величин») перебрался в Калифорнию, где и жил до конца своих дней. Поэтические переводы Моршен чаще всего делал по заказу журнала «Америка» и публиковал их там без подписи (кроме одного случая). В 2000 году в московском издательстве «Советский спорт» вышла итоговая книга стихотворений Моршена, куда вошло всё, что автор хотел видеть опубликованным, в том числе - лучшие поэтические переводы из поэзии США.


ФИЛЛИС МАКГИНЛИ

(1905–1978)

РОЖДЕСТВО БЕЗ САНТА-КЛАУСА

Вы когда-нибудь слышали,
Сколько хлопот
Причинил Санта Клаус
Однажды нам в тот
И изумительный,
И поразительный
Год,
Когда на оленей махнул он рукой
И поклялся устроить себе выходной?

Вы послушать хотите?
Так вот:

Давненько случилось то, дети, -
Вас не было, верно, на свете.
Однажды, когда пожелтела трава,
После школы начала, но до Рождества
(Числа не припомню), раз утром морозным
Наш Санта проснулся
Невиданно поздно.
Он сел на кровати,
Взглянул на часы,
Достал свое платье,
Расправил усы,
Откинулся к спинке, вздохнул и сказал:
«Ох, как я устал!

Ночью красил краской яркой
Я повозки и волчки,
Заворачивал подарки
И натачивал коньки.
Голова болит от краски,
Ноют пальцы от стамески,
И я думаю с опаской
О рождественской поездке!»
И сказавши речь такую,
Он поплелся в мастерскую.
В мастерской
Лежат горой
Разные подарки:
Часовой
И ковбой,
Яхты и байдарки,
Поезда и автобусы,
Шарики и глобусы,
Лошади-качалочки,
Обручи и палочки,
И мячи,
И мечи,
Молоточки и клещи.
Часики и блошки,
Книжки и сапожки,
Печки, чтоб варить обеды,
Куклы и велосипеды.

Санта посмотрел с досадой
На заставленные полки
И сказал: «Ведь это надо
Развозить теперь на елки!
Надо собираться в путь,
А хотелось бы вздохнуть,
Отдохнуть хотя бы раз,
Хоть сейчас!»

И вот едва
Он промолвил слова,
Глаза загорелись его,
И крикнул он: «Ну,
И я отдохну,
Как прочие на Рождество!
Аптекари,
И лекари,
И горняки,
И моряки,
И спортсмены,
И полисмены,
И инженеры-строители,
И диких зверей укротители,
Ирландцы и испанцы,
Голландцы и шотландцы
И турки, и индусы,
И персы, и зулусы -
Все отпуск имеют на Рождество!
Я требую отпуска своего,
Первого отпуска в тысячу лет!»
И он застегнул свой жилет.

Стояли
У стойла
Олени,
Чесали
О стойло
Колени,
Как вдруг - трезвон:
Звонит телефон.
«Кто говорит?» -
«Санта!
Скажите оленям:
Поездку отменим!
Скажите всем гномам:
Останемся дома!
Завесьте все полки -
Быть детям без елки!»
Как заплакали эльфы и гномы:
«Ах, зачем остаемся мы дома!
Ах, зачем пропадают игрушки -
И мячи, и ракетки, и клюшки,
Лошадки-качалки,
Кнуты и скакалки,
Ковбойский пояс,
Электропоезд,
Пистолет
И велосипед!»

А Санта на гномов-то как заорет:
«Подарки оставим на будущий год!
Немедленно всем сообщите людям,
Что в этом году мы к ним не прибудем!
Насморк давно у меня и артрит,
Колет плечо и спина болит,
Ломит все пальцы, ноют все зубы,
Словно тиски
Давят виски,
И не желаю спускаться я в трубы:
В этом году
В отпуск иду!»

Налево, направо,
И криво, и прямо,
В Нью-Йорк и в Варшаву
Летят телеграммы.
В газетах - скандал!
Читают люди:
«САНТА УСТАЛ.
САНТЫ НЕ БУДЕТ».

Про новость про эту
Читая в газете,
По целому свету заплакали дети.
Сначала не очень,
Сперва еле-еле,
Потом что есть мочи
Они заревели.
Намокли ресницы,
Намокли платки,
Подушки,
Игрушки,
Ботинки,
Носки,
Вода поднималась и в Конго, и в Ниле,
Пустыню Сахара они затопили,
И Африку всю затопили б ребята,
Когда не нашлось бы в ту пору Игната.

Был мальчик в первом классе
По имени Игнат.
И жил он в Арканзасе
(А может быть, в Канзасе,
А может быть, в Техасе -
Я не запомнил штат).
Из целого класса
Не плакал один лишь Игнат.
Он встал и молвил басом -
Один из всех ребят:
«Не плачьте, перестаньте,
Утешьтесь как-нибудь.
Поймите: надо ж Санте
Раз в жизни отдохнуть».

Ребята заныли: «Пустые слова!
Без Санты не будет для нас Рождества!»

Игнат прикрикнул на ребят:
«Эй, не ревите все подряд!
К нам Санта ездил каждый год
С подарками на Рождество.
Подарки делать наш черед,
А не его!
Пускай же каждый в этот год
Подарок Санте свой пошлет!»

«Ура! - воскликнули ребята. -
Ура! Он прав! Качать Игната!»

И пролетели
Новости эти
За полнедели
По всей планете.
Дети узнали об этом
В Испании,
В Швеции,
В Греции,
В Кении,
В Дании,
И закричали они с торжеством:
«Санту поздравим мы все с Рождеством!»

Стали готовить они посылки,
С полок достали они копилки
С лирами,
Драхмами,
Кронами,
Иенами,
С леями,
Левами,
Злотыми,
Сенами,
С пенсами,
Центами,
Франками,
Марками,
Чтобы обрадовать Санту подарками.

И вот сквозь горы снегов и льда
Мчатся с подарками поезда.
Мчатся автобусы, мчатся сани,
Везут подарки на гидроплане,
За самолетами по небу полосы,
Надо поспеть долететь им до полюса
К двадцать четвертому декабря,
Чтоб ни за что не пропали зря:
Из Алабамы белье и пижамы,
А из Панамы
Для них монограммы,
Из Аризоны
Четыре вазона
(В вазонах герани
От мальчика Данни).
Из Каролины
Большие картины
(Девочка Салли
С мальчиком Самми
Их рисовали
Карандашами).
Из Занзибара
Кувшинов пара,
Ящик лимонов
Из Барселоны,
От девочки Моники
Губные гармоники,
От мальчика Питера
Три вязаных свитера,
От девочки Варюшки
Теплые варежки,
От мальчика Рольфа
Мячик для гольфа
И белый щенок
По имени Клок.
Кто ж не скопил на подарки ни пенни,
Те посылали свои поздравленья.

И веселился ребячий народ,
Как никогда, в этот памятный год.

На полюсе, стоя в снегу по колено,
Олени в раздумье жевали сено.
Сидя на связках светлой соломы,
Скучали без дела эльфы и гномы.
Санта сидел у камина угрюмо
И озабоченно думал думу.

Как вдруг
Звук
Раздается странный!
Шины шуршат, поют гидропланы,
Сани скрипят, гудят поезда -
Смотрит Полярная с неба Звезда
И изумляется,
И удивляется,
И поражается: «Как? Куда?»
Санта со стула привстал немножко,
Голову высунул он в окошко.

Смотрит налево - что за диво!
Смотрит направо - что за чудо!
Прямо на снег у крыльца торопливо
Сгружают посылки. Зачем? Откуда?
И рокот,
И цокот,
И грохот,
И звон -
Пакеты валятся со всех сторон:
Сто!
Тысяча!
Миллион!
Зеленые, белые, красные, желтые,
Круглые, плоские, тонкие, толстые,
Простые,
Нарядные,
Большие,
ГРОМАДНЫЕ,
Из Рима,
Из Лимы,
Из Осло,
Из Нанта,
И все адресованы просто:
          «ДЛЯ САНТЫ»

А над посылками, над снегами,
Под облаками колышется знамя
С такими словами (работа Игната):
«Тебя с Рождеством поздравляют ребята!»
Но вот, разгрузившись, с гудками-свистками
Исчезли в ворохе снежной пыли
Все поезда и автомобили,
И самолеты за облаками.

Санта взглянул на гору посылок,
Вынул платок, почесал затылок,
Громко сморкнулся и тихо сказал:
«Ай да ребята! Не ожидал!»

И загремел он подобно грому
На растерявшихся эльфов и гномов:
«Тачки везите,
Тащите носилки!
Что вы зеваете,
Рты разеваете!
В дом заносите скорее посылки,
И не разбить,
Не пролить,
И не сломать ничего, понимаете?!»

Гномы возили, носили, таскали
И расставляли посылки в подвале.
Плотно набили они чердаки,
Комнаты,
Кухни,
Мешки,
Сундуки,
В доме и места уже не осталось,
А поместилась самая малость.
Тут увидав неудачу такую,
Эльфы и гномы
Вышли из дома
И очищать принялись мастерскую.

Чтобы всё вместить туда,
Сняли с полок поезда,
Яхты и автобусы,
Шарики и глобусы,
Часики и блошки,
Книжки и сапожки -
И подарки в целлофане
Положили Санте в сани.

Санта посмотрел на всех,
Разобрал тут Санту смех:
«Хо-хо-хо, ха-ха-ха,
Эта шутка не плоха!
Посмотрите, право слово,
Для поездки всё готово!
Что же, тащите шубу и шапку,
И рукавицы, и сена охапку,
Полость медвежью мне на колени
И запрягайте в сани оленей!»

Гномы вскричали: «А как же артрит?
У вас ведь плечо и спина болит,
Словно тиски
Давят виски...»
Санта на это сказал: «Пустяки!
Обе лопатки в полном порядке -
Эх, и помчусь я сейчас без оглядки!»

И тогда без промедлений
Гномы запрягли оленей,
Зазвенели бубенцы,
И олени-молодцы
Полетели что есть мочи,
Не страшась полярной ночи.

Твердила в одно слово
Крылатая молва,
Что не видал такого
Никто-де Рождества.
Носился Санта лихо
По всем домам подряд,
Раскладывал там тихо
Подарки для ребят.
Подъехал он в Канзасе,
А может быть, в Техасе,
Иль даже в Арканзасе
(Я не запомнил штат) -
Туда, где жил Игнат,
И по трубе спустился в дом
С велосипедом и письмом.

Стояло в письме:
«Дорогой Игнат,
Благодари от меня ребят -
И девочку Монику
За губную гармонику,
И мальчика Питера
За три вязаных свитера,
И всем, всем детям
На целом свете
Передай от меня большое спасибо,
И скажи, что клянусь я рогами оленей
На праздник являться без промедлений,
Ибо
Отпуск брать, видно, мне не рука.
          С полярным приветом
                    твой С.К.»

И вот с тех пор, заметьте,
Как помнят Санту дети
И обещание его
Всегда бывать на Рождество:
Пусть задувает вьюга в Сочельник,
Пусть заметает
Ельник и пчельник
Пусть по степям
Мчится буран,
Злые метели
Воют и вьются, -
Дети в постели
Ждут и смеются,
И засыпают,
И твердо знают:
Вьюга в окно
Иль гололед,
Всё равно -
САНТА ПРИДЕТ!

РОБЕРТ ПЕНН УОРРЕН

(1905–1989)

СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ. ДЕНЬ ПОСЛЕ БУРИ

Как радость быстра, как смел,
Буен солнца звон, как
Моря вал бел - о! -
Белее, чем
Ярого снега блеск,
Пена, прянь
Ввысь!

Пусть бьет выше бурун,
В плеск, в синь, в звон, в шум,
Пусть луч солнца поет,
Пусть мир мчит к нам
Пыль, соль, неба туман
В грот и фок, пусть
Парус скрипит белее и
Ярче, чем
Пена солнечных песен - ого! -
Ветр бодр.

Ветер души вплетай,
Как бесконечный трос,
В солнечный - вечный - свет.

Дай мне руку твою.

ДЖЕЙМС ДИККИ

(1923–1997)

ЗВЕРИНЫЙ РАЙ

Они все тут. Их кроткие глаза открыты.
Кто жил в лесу, для тех
Тут лес.
Кто в прериях, для тех
Тут вечно мурава
Под ноги стелется.

И без души, а все-таки попали
Они сюда, не зная сами как.
Здесь расцветают их инстинкты, они
Здесь воскресают.
Их кроткие глаза открыты.

Тут всё для них готово,
Всё растет, стараясь
Любой ценою превзойти себя:
Густейший лес,
Сочнейшая трава.

Есть между ними те, которым
Здесь было бы не по себе
Без крови.
Они охотятся, как делали всю жизнь.
Лишь когти и клыки их стали

Еще убийственней, дойдя до совершенства.
Бесшумней поступь,
Вкрадчивей движенья.
Прыжок с ветвей
На спину трепетной добычи

Годами длится
В радостном паренье.
А жертвы их и здесь живут своей
Привычной жизнью.
Награда им бродить свободно

Под кущами деревьев, зная,
Какой триумф их ждет:
Не страх, не боль,
А только подчиненье
Знакомой участи

В блаженном центре круга.
Они ступают с дрожью
Под дерево
И падают, и истекают кровью,
И воскресают, и бродят вновь свободно.

ДАЙЕНА ДЕР ХОВАНЕССЯН

(р. 1934)

О ПЕРЕВОДАХ

I
У меня было два родных языка, но...

Мой армянский теперь - это
музыка далекого детства,
сладостное воспоминание о том,
что называлось домом.
Это мое полупотерянное, променянное сокровище,
не сон, а только призрак сна,
смущающий мои англоязычные сны.
Это отголосок минувших веков,
тень древнего великана,
не дающаяся в руки, упущенный дар,
уносимый волнами вдаль.

II
Старые слова

Иногда только пять гибких слов
упругого английского языка
способны растолковать одно задубевшее древнее слово.

Старые слова грузно лежат
столетиями, поблескивая под солнцем,
этакие крохкие глыбы.

Армянские же слова истончились, они,
словно старые монеты, разменивались, обменивались,
тускнели, покрываясь патиной, сравнимой по цвету
разве что со старинными монастырями под дождем…

Значения их обретали иронию
с тончайшим резонансом в подсознании.
Взять хотя бы слово право-судие
с его сатирическим подтекстом.

III
Обычай

Слова не безжизненны.
Они живут в домах,
Они растут и кормятся.
По-армянски дада значит
не дэдди, а бабушка,
вторая фигура, склоняющаяся
над головой младенца.

IV
Слова делаются из вдоха и выдоха

гортанью, губами и языком,
а печать и бумага - только безмолвные знаки
того, что должно быть пропето.

Арабы говорят, что каждый новый язык
прибавляет учащемуся новую душу.
Ирландцы говорят, что кельтское молчание
нельзя ни повторить, ни пересказать.

Итальянцы говорят, смеясь, что музыка -
это язык, а музыка, берущая за душу, искусство.
Армяне говорят, что их язык
переводится только сердцем.

УИЛЬЯМ МЕТЬЮЗ

(1942–1997)

ПЕС-ПОВОДЫРЬ СЛЕПЦА ГОМЕРА

Почти всю жизнь он проводил в работе,
напоминавшей целеустремленный сон.
Скажу вам честно, я и сам не знаю,
как он из мрака сна переходил
в мрак бденья; вероятно, сон по краям
сгущался, а в середине шло пробужденье.
Вот и я сквозь сон еще потряхивал ушами,
а он уже опорожнял пузырь
и каламбурами будить меня старался.
Я сразу невзлюбил дурную шутку
про темно-сине-винную мочу.
Я возникал с ним рядом наготове,
как бог в эпической поэме, но, по правде,
дел было у меня не много. Да, конечно,
порой я находил себе занятья -
спасал кого-нибудь от гибельного шага
иль от другой беды. Но ведь мои деянья
не интересны вам. А про поэта могу сказать,
что, жизнь отдав труду, он вместе с нею
весь перешел в него - поэтому и умер.
Он был велик, и я его любил.
О сексуальных склонностях поэта
не пророню для вас я ни полвзвизга,
так мне противно ваше любопытство,
но для литературоведов я добавлю,
что Пенелопу он писал с меня.
Не ухмыляйся ты, кретин бесшерстый, -
как всякий пес, я воплощаю верность!
Двуногие же щеголяют фразой: «Верен
будь самому себе...» Увы, ее концовку
ты увидать не в силах, точно так же,
как собственную тень - слепой. Что ж,
зрячая собака ее тебе откроет, вот:
«...вообразив, что у тебя есть выбор».