На главную страницу

РУВИМ МОРАН

1908, пос. Березовка близ Одессы – 1986, Москва

В юности жил в Одессе и входил в круг младших друзей Багрицкого. В 1924 году в альманахе «Потомки Октября» были впервые опубликованы два стихотворения Морана. В 1928 году переехал в Николаев, где работал на судоремонтном заводе, печатался в местном журнале «Стапеля». Позже перебрался в Москву, с первых дней войны был корреспондентом «Красной звезды» на передовой; в сентябре 1941 года был ранен. Илья Эренбург в книге «Люди, годы, жизнь» вспоминает о том, как заходил к Морану в госпиталь на Брянском фронте. После войны писал передовые для центральных газет, что плохо кончилось: осенью 1948 года Моран был арестован и отбыл пять лет в заполярных лагерях. Выйдя, еще до реабилитации, жил в черте «разрешенных городов», пробираясь к друзьям в Подмосковье. Устраивался у них в сарае, где повесил плакат: «Дурак! Забудь мечтать о рае! Живи, дыши, пиши в сарае!» В эти же годы Моран занялся поэтическими переводами, причем начал печатать их просто под фамилией друга, пока не пришла справка о реабилитации. Моран выучил татарский язык, много переводил татарских классиков и современных поэтов (Мусу Джалиля в том числе), чем очень удивил Веру Звягинцеву, рассматривавшую его дело при приеме в Союз писателей, – переводить татар с оригинала было... необычно. В 1968 году в Казани вышла единственная прижизненная книга Морана «Выбор» – десяток оригинальных стихотворений плюс избранные переводы с татарского. Переводил также с английского (Бернс, Лонгфелло) и, как многие одесситы, с румынского. Посмертная книга стихотворений Морана «В поздний час» вышла в 1990 году с предисловием друга юности – Марка Лисянского.


АЛЕКСАНДРУ МАЧЕДОНСКИЙ

(1854–1920)

МАЙСКИЙ СОН

Мечта влечет
Меня в полет
Орлиный.
В горах брожу,
Перехожу
Долины.

Где реже бор,
Где склоны гор
Покаты,
На месте сёл
Я вмиг возвел
Палаты!

Их рушу вмиг, -
Скитальцу их
Не надо!
Как Стан иль Бран,
И я - чабан
У стада.

Войду в лесок,
В пастуший рог
Задую,
Чтоб трубный глас
Скалу потряс
Крутую.

Я полонен,
Вконец влюблен!
С левады
Цветы несу,
Лесов красу,
Для Рады.

Я воду пью,
Гляжу в бадью -
Вот чудо:
Я свеж лицом,
Смотрю юнцом
Оттуда!

Вот скакуна
Из табуна
Беру я.
Он тихо ржет,
Он повод рвет,
Гарцуя.

В выси ночной
Рубинов рой
Маячит.
Гнедому сам
Я волю дам -
Пусть скачет!

Хочу летать,
Ночным витать
Виденьем,
Себя забыть,
Всё затопить
Забвеньем...

ДЖОРДЖЕ КОШБУК

(1866–1918)

ПОЭТ И КРИТИК

"Я дам тебе прямой ответ:
Прошу, оставь мечту о музах,
Ведь ты бездарнейший поэт
         Здесь, в Сиракузах!
Трохей хромает, ямб убог,
Бессвязен стих, ужасен слог".

Но Дионисий не внимал,
С Аяксом схожий в злобе ярой,
Он запер критика в подвал
         Под башней старой.
В Гомера тучи стрел мечи,
Но если он монарх – молчи!

В короне плох любой поэт,
Но кто поэтом стал на троне,
Тот – гений. И сомнений нет,
         Что и в Нероне,
Когда он при смерти хрипел,
Не кесарь, но артист скорбел.

И бедный критик, от чинуш
Терпя щелчки и оскорбленья,
Весь день был вынужден к тому ж
         Страдать от чтенья
Стихов, какие в час иной
Он звал бездарною стряпней.

С утра до вечера при нем
Гнусавил раб; шуршали свитки...
И подвергался день за днем
         Он этой пытке.
Там был исписан даже свод
Отрывками из тех же од.

Так год прошел. И вот в тюрьму
Пришел чиновник с доброй вестью:
Тиран прощает всё ему
         И просит честью
Скорей явиться во дворец.
Радушен царственный певец!

"Я вновь стихи сложил. И мне
Поют... зоилы дифирамбы!
Теперь я делаю вполне
         Прилично ямбы.
В них вовсе нет плохих стихов!
Хочу узнать: твой суд каков?"

Являя вдохновенья вид,
Поэт читает... Вьются списки.
И голос выспренний звучит
         По-олимпийски!
Придворные в восторге: "Ах,
Какой талант! Какой размах!"

"А ты что скажешь, Поликсен?"
Но тот, не отвечая даже,
Дрожа побрел вдоль пышных стен
         И молвил страже:
"Ключ от тюрьмы с тобою, брат?
Веди меня в тюрьму назад!"


ПЛОХАЯ ДОЛЖНИЦА

Шла с мельницы девица.
И - надо ж так случиться! -
Мешок свалила наземь,
А снова не поднять!
"Снести?" - "А как?" - "За плату
Мешок доставлю в хату!"
Решилась вмиг на трату:
Что ж, можно и нанять!

Идем. На полдороге
Я кланяюсь ей в ноги:
"Плати три поцелуя!"
Но вот беда, друзья:
У ней своя забота,
Высчитывает что-то,
Твердит, что нет расчета,
Не может и нельзя!

С меня и двух, мол, хватит,
Один - сейчас оплатит,
Второй - когда стемнеет…
Толкуй, дружок, толкуй, -
Тебе нужна оттяжка!
И должен я, бедняжка,
С мешком тащиться тяжко
Семь верст - за поцелуй.