ЮЛИЙ ТАУБИН
1911, Острогожск Воронежской губ. – 1937, Минск, расстрелян
Окончил педагогический техникум в городе Мстислав Могилевской губернии. С 1926 года начал публиковать стихи в местных и Минских газетах. В 1930 - 1932 годах были изданы 5 сборников стихов Таубина на белорусском языке. В 1931 году поступил в Белорусский государственный университет, но 25 февраля 1933 года был арестован, 10 августа приговорен к 2 годам ссылки, выслан в Тюмень. Переводил стихи Гейне и Маяковского на белорусский язык. Изучал английский язык, переводил стихи английских и ирландских поэтов на белорусский и русский языки. 4 ноября 1936 года повторно арестован и этапирован в Минск. 29 октября 1937 приговорен к расстрелу как "член антисоветкой организации" и в ночь на 30 октября расстрелян. Незадолго до второго ареста Юлий Таубин послал в Ленинградское издательство "Художественная литература" переводы стихов Альфреда Хаусмена, Уильяма Батлера Йейтса и других поэтов. Они вошли по недосмотру цензуры в книгу М. Гутнера "Антология новой английской поэзии" (Ленинград: Гослитиздат, 1937), вышедшую через 20 дней после расстрела поэта. Реабилитирован: в 1956 году по первому делу, в 1957 году – по второму.
АЛЬФРЕД ХАУСМЕН
(1859-1936)
ВОСЕМЬ ЧАСОВ
Он стоял и слушал. С колокольни
На город слетали брызги четвертей.
Раз, два, три, четыре – в рынок неспокойный,
В скопища людей.
Связан, скован, ожидая часа,
Он стоял, считал их, проклинал свой рок,
И часов вся сила напряглася,
И ударил срок.
* * *
Ночь, и мороз силен.
Вьюга завыла дико.
Песню ее – все ту же –
Знаю с былых времен.
Вспомнил я друга Дика, -
Как не любил он стужи!..
Иди, зима. Хитер
Дик: из морей и суши
Сшил себе шубу парень.
Сносу ей нет с тех пор.
Закутан – по самые уши
В земном вертящемся шаре.
* * *
Законы бога и людей
Кто хочет – что; благоговей –
Не я! Пусть бог и человек
Им сами следуют вовек.
Себе другой избрал я путь –
Они хотят меня вернуть.
Но я, хуля законы их,
Им не навязывал своих.
Мол, как угодно, господа, -
Раз вы туда, так я сюда.
Так нет же! Им стерпеть нельзя,
Что у него своя стезя.
Они грозят – иди назад,
Не то – тюрьма, петля и ад.
Как не робеть мне! Суд их скор.
Могу ль вступить в неравный спор?
Не я построил этот мир.
Я в нем блуждаю чужд и сир.
Хоть глупые, но господа –
Они. Их сила, их права.
А нам на Марс не улететь
С тобой, душа моя… Так впредь
Смирись и следовать сумей
Законам бога и людей.
УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС
(1865-1939)
РОЗА
«Слова – пустое дело! –
Так Пирс проговорил. –
Не жар ли благоразумных слов
Нашу розу иссушил
Иль, может, ветер из-за горького моря
Повинен в этом был?»
- «Ее полить только надо, -
Джеймс Конноли в ответ, -
И куст зазеленеет
И выбьется на свет.
И будет славой сада
Прекрасной розы цвет».
Но Пирс ему на это:
А воду где возьмем?
Иссякли все колодцы,
Жара стоит кругом.
И только нашей кровью
Мы розе жизнь спасем.
ДЖОН МИЛЛИНГТОН СИНГ
(1871-1909)
ДАННИ
Их двадцать девять при луне
Сошлось когда-то здесь.
Сказали парни: «Надо сбить
С кривляки Данни спесь.
Зайдешь ли в Бойль иль в Балликрой –
Стоит повсюду стон.
Прохода девкам не дает,
Парней увечит он.
А в Килликристе от него
Две двойни без венца.
А в Кроссмолине он побил
Духовного отца.
Но мы его подстережем
На Мульской переправе,
Мы, десять, выколем глаза,
А десять глотку сдавят».
Пришлось недолго парням ждать.
В ту ночь из ближних сел,
Посвистывая, матерясь,
Веселый Данни шел.
Когда он к броду подходил,
Как сучья заскрипят!
И двадцать девять на него
Набросилось ребят.
Тут Бирну он расквасил нос,
Трем зубы выбил он,
С рукой, прокушенной насквозь
Бежать пустился Шон.
Но сзади семеро взялись,
И семеро за грудь,
Да в горло семеро впились,
И Данни – не дохнуть.
Кто сапогом его топтал,
А кто пинал как мог,
А двое трубку с кошельком
Стащили под шумок.
Теперь ты видел серый крест?
Кругом кусты да травы…
Там был задушен Данни в ночь
У Мульской переправы.
ГИЛБЕРТ КИТ ЧЕСТЕРТОН
(1874-1936)
ЭЛЕГИЯ НА СЕЛЬСКОМ КЛАДБИЩЕ
Те, что трудились для Англии, -
Нашли здесь последний приют.
И певчие птицы Англии
Над могилами их поют.
Но те, кто сражались за Англию
И отдали жизнь за нее, -
О горе, горе Англии, -
Могилы их далеко.
А те, кто правит Англией
По мере скорбных сил, -
О горе, горе Англии, -
Для них еще нет могил.
ДЖОН МЕЙСФИЛД
(1878-1967)
ГРУЗЫ
Ниневийская галера из далекого Офира
В палестинский порт плывет, нагружена
Грузом из мартышек и павлинов,
Кедров пиленых, клыков слоновых
И боченков сладкого вина.
Парусник испанский плывет от перешейка,
Кренится от взятого на борт добра –
Груза аметистов и топазов,
Аметистов, перца и корицы,
Слитков золота и серебра.
Грязная британская коптилка прется по Ламаншу
(Мартовский туман стоит стеной)
С грузом из угля, свиной щетины,
Балок, рельс, галантереи
И копеечной посуды жестяной.
* * *
Вот гордых королей толпа.
Их кони – в рысь, знамена, ввысь,
их копья блещут медью.
Громить и грабить города, -
Вот их мечта –
Гора золы;
Да плугом вывернут волы
Истертый грош; да рвы, валы –
Вот их наследье – сон и мечта.
Считает барыши купец.
В пластах – руда, в портах – суда,
счета в конторах.
Земля – один резной ларец.
Червонцев звон.
Десятник бьет
Голодных слуг – рабов, чей пот
Принес хозяину почет, -
И вот их слава: мечта и сон.
Попы в церквах своих поют,
Кадилен чад, - они кричат и бога молят.
Но божества, как мухи, мрут,
Алтарь снесен,
И храм плющом
Оброс – пустой и грязный дом.
Что боги? Их расколет лом,
Расплющит молот; мечта и сон…
Дай, красота, мне вновь познать
Прохладный дерн, апрельский дождь,
вод отражающую гладь,
Звезды единственной восход,
Чтоб я пришел твой пир стеречь
От их мечей, счетов и свеч,
Чтоб зверя разумел бы речь
И зёрен сон…
И от неволи был спасен.