МЕСТЬ МИЛЬТОНА
Республика при нем сошла в могилу,
Но, погруженный в мрак благою силой,
Он Стюарта не видел кораблей.
Ослеп он. И в порыве вдохновенья
Рой сумрачных и радостных видений
Наполнил ночь его очей.
А рядом с лампой, в свете милосердном,
Девичий лик — бесшумно и усердно
Дитя поэта на простых листках
Записывает слов могучих строки,
Запечатленных гением высоким
На плитах мраморных в веках.
Диктует он: «В тот час, когда…» Брань. Крики.
От факелов, при беснованьях диких,
Бледней чело слепца. Внимает он…
Бредут ордою пьяной кавалеры,
Заносчивые, дерзкие без меры,
Губя повсюду стыд и сон.
«Здесь пуританин мерзостный таится!
Здесь девушки пленительной темница!
Глядите — розу филин стережет!
Спешим гурьбой, греховною и юной,
Зажечь сердечко девы звоном струнным
И звать ее в наш хоровод!
Обнимем деву! Прочь, старик зловредный!..»
Звенит стекло. Летит булыжник. Бледный
Поранен лоб. В наставшей вдруг тиши
Дочь заслонить отца спешит. Но снова
Он песнь свою творит, судья суровый:
«Дитя, возьми перо, пиши!
В тот час, когда, бесстыден и порочен,
Сонм царедворцев оскверняет ночи…
В тот час, когда взревел предерзкий ад,
Взметнувшись к небесам кровавым шквалом…
В тот час, когда отродье Белиала
Терзает сей огромный град…»
Так пел поэт; кровоточила рана
На бледном лбу. И гул умолкнул пьяный.
Но пусть веков проходит череда —
Записанный трепещущею девой,
В песнь вечную стих мщения и гнева
Вплетен поэтом навсегда.