АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ

Я выхожу в простор сухого океана,
ныряет мой возок в разливе пышных трав,
как лодка зыблется, в цветах свой путь избрав,
и мимо островов багряного бурьяна.

Смеркается. Вдали ни тропки, ни кургана.
Ищу мою звезду, в пахучих травах став.
Сияет облако. Денницы свет, восстав,
горит! – Нет, это Днестр, светильник Аккермана.

Здесь остановимся. Тишь! Тянут журавли,
незримы соколу, высоко от земли.
Я слышу явственно, как мотылек колышет

упругий стебелек, змея в траве ползет.
Так тихо, мог бы я зов из Литвы услышать.
Напрасно ожидать – никто не позовет!

ЧАТЫРДАГ

Я мусульманином клонюсь у ног твердыни
твоей, о Чатырдаг! Ты минарет вселенной,
властитель дивных гор, ты в небо неизменно
и в облака несешь покой своей пустыни!

Воссев, как Гавриил у рая, чьи святыни
он стережет давно, ты рядом с ним, надменный,
тяжелый лес твой плащ и молний блеск мгновенный
твою чалму изрыл и ужас льет поныне.

Печет ли солнца зной иль мгла тебя скрывает,
а саранча посев нив наших пожирает,
гяур селенья жжет, всё для тебя мгновенье!

Ты над громами стал могучий и тяжелый!
И слушаешь одни лишь грозные глаголы,
что иногда Аллах шлет своему творенью!

ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУФУТ-КАЛЕ

Мирза и Пилигрим

Мирза:

Молитву сотвори и лик свой отврати,
здесь своему коню седок себя вверяет.
Прекрасный, добрый конь! Как путь он выбирает,
и смотрит в глубину, и знает где идти!

Но не гляди туда! Там кладезь Ал-Каира,
твой взор туда падет, рука тебе крылом
не станет. Мысль, как якорь, в бездну мира
низринется, в хаос, где мрак и вечный гром!

Пилигрим:

Мирза! Я заглянул в щель мира, я увидел,
что скрыто от очей, и смерти зрел обитель,
и что открылось мне – до смерти не скажу.

Что в щели мира я увидел на мгновенье,
на языке живых не сыщешь выраженья,
смотрю я в тьму, в ту глубь, смущаюсь и дрожу.

ПРЯХА

В окне лазурном пряха взор склонила,
Где песней убаюкан сад живой,
Его жужжанье прялки опьянило.

Испив лазури, ласковой рукой
Устала прясть и грезит безмятежно,
Прекрасною поникнув головой.

Кусты и воздух, тот источник нежный,
Что сад бездействующий оросил
Утратами цветка, что неизбежны,

Куст, где бродяга ветер опочил,
Пред звездной красотой ее склоненный,
К подножью прялки розу уронил.

Над шерстью задремав, уединенной,
Она прядет, и с нитью тень слита,
Таинственная под рукой бессонной.

И с медленностью ангельской мечта
Течет, волнуя лаской беспрерывно
Струи волос, чья прелесть так чиста.

На грани дня ты умерла наивной,
Одетая сияньем и листвой.
В огне деревья. Меркнет небо дивно.

Сестра – большая роза – облик твой.
Овеивает теплотой дыханья.
Устало гаснешь в дымке голубой
Окна, где ты пряла одна в мечтаньи.

ПУТЕШЕСТВИЕ

О пристань тихая рабочего стола,
где, якорь уронив, спят рифмы золотые,
где мысли птицами уносятся живые
и образы таит в волнах густая мгла.

Уже рука моя ветрила напрягла,
не знает ум – куда порывы ветровые
подымут и умчат в просторы голубые,
так яростен размах орлиного крыла.

Что выбросит в окно шинка хозяин старый,
вмиг чайки подберут, подхватят из воды!..
А кто же на молу? Чей глаз смеется карий?

Трепещет хусточка, и горьких слез следы
заметны, и порой мелькает лик приветный!
Прощайте, берега! Прощай, знакомый свет мой!