* * *<

Мне то лишь осталось, что память моя сохранила:
ах, белый фонарик, висящий в фиалковой тьме!
Осталась одна лишь крупица, что ты уронила,
случайная странница, руку подавшая мне.

Наверно, давно ты забыла цветущие ветки,
и наш поцелуй, и фонарь, и ночной небосвод,
но сердце мое, словно птичка, живущая в клетке,
годами единственной этой крупицей живет.

И вот зазвучали вдали трубы зимнего ветра,
и пленная птичка, согревшись, запела опять
о том, как в железных ботинках пойду я по свету
и буду тебя бесконечно повсюду искать.

И пусть в тридевятом ты царстве, пускай в тридесятом –
сквозь пламя и снег я приду во владенья твои.
Возьми мои руки, возьми мое сердце как плату
за то, что ты мне подарила крупицу любви.

Что делал бы я, одинокий измученный странник,
когда бы ее не сжимал осторожно в руке,
шагая устало под небом холодным и ранним
в пустынных степях, средь снегов, от людей вдалеке.

ОЖИВШИЙ ИЗ ФЕРМОПИЛ

Оборванный, измученный, без сил,
один из всех отмеченный судьбою,
восстав из мертвых, с белой головою
вернешься ты из дальних Фермопил.

И ринется весь город посмотреть
на чудо, чтобы век потом дивиться
тому, кто смог к живущим возвратиться
из-за предела, за которым – смерть.

И чей-то голос громко вопросит:
"Твои друзья, ушедшие с тобою,
все как один легли на поле боя,
так почему же не был ты убит?"

Ответишь им, что вовсе не бежал
ты с поля брани в ужасе и страхе,
что много дней в пыли, крови и прахе
средь трупов тяжко раненный лежал.

И что, увы, не дал тебе Господь
пасть от меча без жалоб и без стона...
Что ты в бреду лежал, когда вороны
терзали окровавленную плоть.

Но тут толпа воскликнет гневно: "Ложь!" –
и от тебя отпрянет с отвращеньем.
Рыдая, умоляя о прощенье,
ты на колени жалко упадешь...

А дома, средь холодной тишины,
ты будешь биться головой о стены,
но общее презрение мгновенно
очертит четкий круг твоей вины.

И до конца – отвержен, молчалив –
ты будешь жить один, презреньем ранен.
Кто честен был, тот пал на поле брани.
Ты честен. Да. Но ты остался жив.