СОНЕТ

Цепочку золотую, не жалея,
С рубахой рвут, ложась в последний сон...
Но я, прощаясь, не срываю с шеи
Моих воспоминаний медальон.

Восторги юных встреч воспринял он,
Сердец доверчивых наивные затеи...
Приходит срок, и с юностью своею
Мы расстаёмся под прощальный звон.

Без сладкой робости и призрачных гаданий,
О прошлом говоря "завершено",
Я провожу закат спокойным взглядом.

О том, что было - не хочу рыданий!
Мне лишь Твоё прощенье суждено,
Ты, ангел верности, со мной пребудешь рядом.

НА МОСТУ

Прислонившись к балюстраде,
Я люблю смотреть с моста.
В бархатистой чёрной глади
Отражается звезда.

Чуть заметно ли теченье,
Или бурный мчит поток -
Остаётся без движенья
Серебристый огонёк.

Точно так твой образ милый
В жизни светится моей:
То беспечной, то постылой
Череде бегущих дней.

Образ зримый, ощутимый,
Но далёкий навсегда,
Как реке не достижима
Отражённая звезда.

СОНЕТ

Знакомьтесь - это с севера певец;
Он не поёт тот край, где рос поэтом,
И дом в глуши, что завещал отец,
И сумрак, что ему казался светом.

Он, жарких слов искатель и творец,
Поёт о мире, красотой согретом,
О Божьем небе лучезарным летом,
Приюте душ - их праведных сердец.

Его, в иную веру обратя,
Влечёт волшебный юг, обитель джиннов,
Где солнце, все дела свои покинув,

Как мать, узрев любимое дитя,
Направит все лучи свои на сына,
Из всех на свете - одному светя.

К МАТЕРИ-ПОЛЬКЕ
СТИХОТВОРЕНИЕ 1830 ГОДА

Мать-полька! Если ты, себе на горе,
Блеск гения заметишь в юном сыне,
И если вспыхнет в oтроческом взоре
Былых поляков вольность и гордыня,

И если игры сверстников покинув,
Твой сын к седому старцу убегает,
О славных предках слушает былины
И хмурится, и голову склоняет -

Мать-полька! это - скверные забавы!
Пади пред Богородицей Скорбящей -
Гляди: Ей грудь пронзает меч кровавый,
И знай: то меч, тебе самой грозящий.

И даже если стихнут все разлады,
И мир забудет споры и сраженья,
Пойдёт твой сын на подвиг без награды,
На муки и на крест - без воскрешенья.

Так пусть он смладу в пустынь удалится,
Пускай в веригах ходит и в рогоже,
Пещерной гнилью дышит, и постится,
И с ядовитым гадом делит ложе.

Пускай научится от глаза злого
Подальше прятать мысли, гнев, обиду,
Вливать змеиный яд в благое слово
И неприметным оставаться с виду.

Мать-полька! Во младенчестве порою
Играл нательным крестиком Сын Божий.
Займи и ты дитя своё игрою,
На путь, ему назначенный, похожей:

Закуй ему кандальной цепью руки,
Приставь к тяжёлой, каторжной работе
И научи терпеть любые муки
И не дрожать на смертном эшафоте.

Он не уйдёт, как рыцари когда-то,
За гроб Господень в ратные походы
Или - как Света Нового солдаты -
Удобрить кровью пахоту свободы:

Не вызов будет, а донос бесчестный,
Не битва, а сатрапа суд неправый,
Не чисто поле, а застенок тесный,
Не Божья воля царская расправа.

Не будет над могилой изваянья:
Лишь пeтля, и бревно, и две опоры,
И женщины недолгие рыданья,
И земляков ночные разговоры.

К РУССКИМ ДРУЗЬЯМ

Вы меня - не забыли? А я, как случится
Вспомнить тех, кто в могилах, острогах, изгнаньях,
Вспоминаю и вас: иностранные лица
С полным правом гражданства в моих поминаньях.

Где вы нынче? Рылеев, с которым, как братья,
Обнимались мы, волей державного рока
Умер в царском объятьи - в удавке! - проклятье
Племенам, что своих убивают пророков!

Жал мне руку Бестужев, поэт и рубака;
Прикоснётся ль рука эта к шпаге и лире? -
В кандалах она - рядом с рукою поляка -
К рудной тачке прикована в снежной Сибири.

Может, с кем и похуже беда приключилась:
Может, он опозорен наградою, чином,
Душу вольную продал за царскую милость,
Бьёт поклоны, лобзая сапог господина,

Славит царский триумф вдохновением платным
И злорадствует, видя товарищей муки?
Может, в Польше, в крови моей вымазав руки,
Он гордится проклятьем, как подвигом ратным?

Пусть же слово моё, моя скорбная песня
Долетит издалёка, от вольных народов,
И пролившись на ваши снега с поднебесья,
Как журавль весну, возвестит вам свободу!

Голос мой вам знаком: хоть молчал я угрюмо,
Ускользая ужом от когтей властелина,
Но ведь вам я открыл мои тайные думы
И всегда приходил с простотой голубиной.

Ныне я свою чашу на мир выливаю;
Кровь и слёзы отчизны влились в моё слово:
Пусть, как яд и огонь - разъедая, сжигая,
Уничтожит - не вас, а лишь ваши оковы!

Укоряйте, ропщите - ваш ропот, укор ли
Для меня - только лай верноподданной суки,
Так привыкшей терпеть свой ошейник на горле,
Что притронься к нему - искусает все руки.

СЕМЕЙНАЯ ССОРА

С аванса или же с зарплаты
К жене вернулся я поддатый
И сходу честно доложил,
Что, мол, за галстук заложил.

Жена сердито оборвала:
"Ишь, залил зенки, поддавала.
За галстук! Не терплю вранья:
Ты нализался как свинья".

"Пардон, мадам, - шепчу в обиде, -
Я нахожусь в нетрезвом виде:
Я с корешами загудел,
Захорошел и забалдел".

Она в ответ: "Не ври, безбожник, -
Косой в дрезину, как сапожник!"
- "Да нет же, - спорю я с женой, -
Я, правда, тёпленький, хмельной!"

Поди поспорь с моей старухой...
Орёт: "Ты брешешь! Ты - под мухой!"
"Ну да, - толкую, - ты права:
Набрался так, что жив едва!"

Жена заходится от крика:
Бухарик! Ты не вяжешь лыка!
Алкаш, питух! Ты вусмерть пьян,
В дымину, в стельку, в драбадан!"

"Так я ж, - кричу, - не спорю вроде:
Кирной, под газом я, на взводе!!"
Супруга, перейдя на визг:
"Наклюкался! Как зюзя! Вдрызг!

Пропойца! Змей!" - "Заткнись, гиена"...
Весь вечер длилась эта сцена.

...................................

В конце концов сорвали глотки,
Жена ушла на рюмку водки,
А я - чтоб в дурнях не остаться -
Пошёл куда-нибудь надраться.

ПРОРОК

Я ваш пророк, я Слово нёс от Бога,
Но потерял на полпути в ваш дом -
И вот стою, охваченный стыдом,
И в семь печалей кутаюсь как в тогу.

Стучаться к вам, о милости моля,
Хотя и не принёс заветных слов я?
Или кружить, как птица без гнездовья,
Пока не поглотит меня земля -

О ветер, дух мятежной суеты,
Метаний вечных символ и ошибок!
Дай из твоих клубящихся кувшинов
Испить мне - бесприютному, как ты.

О полночи летучая звезда!
Ты ? символ взлёта, блеска и крушенья -
Последний луч свой дай мне в утешенье,
Чтобы светил в ночи моей всегда.

О медленные волны тихих рек,
Несущих колыбельные напевы,
Последний тихий сон навейте мне вы -
Пускай заснёт усталый человек,

Пророк, который Слово нёс от Бога,
Но к людям донести его не смог -
И замер на скрещении дорог,
Завёрнут в семь печалей, будто в тогу.

НИЩИЕ

Бродяги нищие с дорог больших и малых -
Гармоники, бандуры, балалайки,
Бог на устах, легенды, майсы, байки -
Всё требуют с меня, чтоб воспевал их.

Теснят меня оборванные шайки,
Слезясь, гноясь, с тоской во взорах шалых,
С рассказами о муках небывалых, -
Гармоники, бандуры, балалайки...

О братья, рыцари всех бед и злоключений,
Виденья детских лет: с погостов тени,
Из богаделен и из-под заборов!

Не петь мне вас, оборванные шайки,
Гармоники, бандуры, балалайки
Что моё соло против ваших хоров!

ОДИНОКИЙ

Что ищу, чего хочу -
Всем на то плевать.
Мышь и шестеро мышат
В норку лезут спать.

Мышь и шестеро мышат -
Это будет семь.
Надеваю шапокляк:
- "Доброй ночи всем!"

Надеваю шапокляк,
Удаляюсь прочь.
Ах, куда же он, один,
В этакую ночь?

На базарном пустыре
Светится шинок:
"Есть хорошее винцо -
Заходи, сынок!"

Торопливо шарю дверь,
Обогреться рад.
- "Добрый вечер вам!" - кричу,
Вваливаясь в чад.

Что кричу, чего хочу -
Всем на то плевать.
Двое пьяных, взяв бутыль,
В угол лезут спать.

Двое пьяных и бутыль -
Это три, считай.
Стать четвёртым? Стоит ли?.. -
Говорю: "Гуд бай!"

И надев свой шапокляк,
Удаляюсь прочь.
Ах, куда же он, один,
В этакую ночь?

ЗОЛОТОЙ ИЕРУСАЛИМ

Чист как вино твой горный воздух
И хвоей напоён,
И ветерок уносит к звёздам
Твой колокольный звон.

И дремлют камни и деревья,
Забыв полдневный зной, -
Один в горах, мой город древний,
Разрезанный стеной.*

Припев:

Йерушалаим, свет небес,
Лазурь и золото и медь,
Позволь мне быть твоею арфой,
С тобою петь.

Вода в колодцах не струится,
И рынки не слышны,
И не идёт народ молиться
У Западной Стены.

И плачет в каменных пещерах
Пустынных ветров хор,
И не проехать к Ям-а-Мэлах
Дорoгой в Йерихон...

Припев

Смогу ли я из песни этой
Сплести тебе венец -
Слабейший из твоих поэтов,
Последний твой певец?
Ведь и одно твоё названье
Сжигает губы мне,
Как серафимово лобзанье,
Как золото в огне!

Припев

Вернулись мы к своим колодцам,**
И рынки вновь шумны,
И звук шофара снова льётся
У Западной Стены.
И солнца блеск в твоих пещерах
Стократно отражён,
И едут люди к Ям-а-Мэлах
Дорогой в Йерихон!


*разделявшей город по перемирию с Иорданией в 1948-1967 гг.
**дописано после освобождения восточного Иерусалима в 1967 г.