ЕВГЕНИЙ ГОЛОВИН
1938, Свердловск – 2010, Москва
Учился на филологическом факультете МГУ. До перестройки печатался в журнале «Вопросы литературы», сотрудничал с журналом «Искусство», рецензировал зарубежные книги, опубликовал два авантюрных романа в переводе с венгерского (в соавторстве с И. Колташевой). После перестройки вёл альманах Splendor Solis, коллекцию книг черной фантастики «Гарфанг», куда вошли переводы выдающихся маcтеров этого жанра — Майринка, Рэя, Лавкрафта, По, Эверса и др. Начиная с конца 80-х гг. публиковал статьи и заметки в различных газетах и журналах, выступал по радио и телевидению, читал лекции. Среди изданных оригинальных произведений – сборник стихов «Туманы черных лилий», сборник песен «Сумрачный каприз», поэтический сборник «Парагон», книги эссеистики («Приближение к Снежной Королеве» и др.). Публикуемые ниже переводы стихов в основным взяты из приложения «Поэтические иллюстрации» к вышедшей в переводе Головина книге немецкого профессора романской филологии Гуго Фридриха «Структура современной лирики: от Бодлера до середины двадцатого столетия».
АРТЮР РЕМБО
(1854-1891)
ГЛАСНЫЕ
А - тьма, Е - белизна, И - пурпур, У - зелёный
О - синий. Тайное рожденье каждой гласной:
А - черный бархат мух - божественно прекрасно
Они над падалью гудят неутолённо.
Зловещая вода безвыходной лагуны.
Е - тайна глетчеров и белых королей.
И - пурпур, кровь плевка. Презрительные губы
В багряном бешенстве алеют веселей.
У - дивный океан зеленоватых прерий.
Весна алхимии. Морщины недоверий
На лбу искателей загадочных вещей.
О - резкий звук трубы и синий запах снега.
Молчанье звездных пропастей. Омега,
О - фиолетовый расцвет Ее очей.
ПОЛЬ ЭЛЮАР
(1895–1952)
ТВОЙ РОТ ЗОЛОТИСТЫЕ ГУБЫ…
Золотистые губы твои улыбаются не во мне
Ореол твоих слов это смысл столь тонкий
Что в моих ночах времени юности смерти
Твой голос вибрирует только твой голос.
В этой заре шелка где расцветает холод
Пугливая радость томится о сне,
Тела пробуждаются в руках солнца дрожат
От мысли вновь отыскать свое сердце.
Воспоминание молодых деревьев я погружаюсь в туман
Закрываю глаза над собой я в тебе, моя жизнь
Настороженно слышит тебя и я не могу
Убить ужасный досуг творенье твоей любви.
ХУАН РАМОН ХИМЕНЕС
(1881-1958)
***
"Я" — не "я"
Я это он,
Кто идет рядом и я не вижу его,
И кого временами я забываю.
Он спокоен и молчалив, когда я говорю,
Он милостиво прощает, когда я ненавижу,
Он идет вперед, когда я боюсь сделать шаг,
Он непринужденно поднимется, когда я умру.
ФЕДЕРИКО ГАРСИЯ ЛОРКА
(1898-1936)
СМЕРТЬ
Сколь тягостно!
Сколь тягостно лошади стать собакой!
Сколь тягостно собаке стать ласточкой!
Сколь тягостно ласточке стать пчелой!
Сколь тягостно пчеле стать лошадью!
И лошадь
сколь стрелоостро вытягивается из розы,
и сколь серая роза выпадает из ее зубов!
И роза,
сколько суеты бликов и криков
расцвечивают живой сахар ее стебля!
И сахар,
сколько лезвий снится ему в пробуждении!
И ножи,
Что за луна без стойла, сколько обнаженности
в поисках вечного пурпура!
И я, под кровлями,
какого пламенного ищу ангела и я сам!
Но гипсовый лук
сколь велик, сколь невидим, сколь минимален!
совершенно без тягости.
ДЖУЗЕППЕ УНГАРЕТТИ
(1888-1970)
ПЕСНЯ
Вижу снова медленные губы твои
(Ночью к ним подступает море)
И вижу: кобыла твоих бедер
Никнет бессильно
В моих когда-то поющих руках,
И вижу, сон дарит тебе
Новый расцвет и новую смерть.
И злое одиночество,
Что каждый, кто любит, находит в себе,
Словно бесконечная могила
Вечно разделяет меня от тебя.
Любимая, далекая словно в зеркале…
ГОТФРИД БЕНН
(1886—1956)
ВСЕГДА МОЛЧАЛИВЫЙ
Ты и светлые дали,
ты и последний райх,
и света нет ни капли
в судорожных чертах.
Там слезы в пустыне,
там разлука с тобой,
там есть Бог, единый,
утоляющий боль.
Немыслимые эоны,
гибель везде и нигде,
зовы, песни и стоны
тебе на темной воде.
Тропики в клочьях пены,
деревья на дне морском,
исступленной бездны
изначальный закон.
Древни твои притязанья,
как солнце, ночь и мир.
Все: мечты и познанья
породил кошмарный делир.
Основанный в светлой дали,
ты сам выбираешь путь.
Всегда молчаливый, едва ли
ждущий чего-нибудь.
ПОТЕРЯННОЕ «Я»
Потерянное «я» – добыча стратосферы,
ягненок, жертва излучений гамма,
Частицы… поле… бесконечности химеры
на серых парапетах Нотр-Дама.
Проходят дни без ночи и рассвета,
проходит год – ни снега, ни цветов,
и бесконечность наблюдает с парапета,
и ты бежать готов.
Куда. Где обозначены границы
твоих амбиций, выгод и потерь.
Забава бестий бесконечно длится,
чернеет вечности решетчатая дверь.
Взгляд бестий: звезды, как распоротое чрево,
смерть в джунглях – истина и творческая страсть,
народы, битвы, мировое древо —
все рушится в распахнутую пасть.
Пространство, время, идеалы,
столь дорогие нам, —
функциональность бесконечно малых,
и мифы есть обман.
Куда. Зачем. Ни ночи, ни экстаза,
Где эвоэ, где реквием.
Отделаться красивой фразой
ты можешь, но зачем.
Когда-то думали мыслители о Боге,
и вездесущий центр определял наклон.
Пастух с ягненком на дороге
единый созерцали сон.
Все вытекали из единой раны
и преломляли хлеб во славу бытия,
и час медлительный и плавный
когда-то окружал потерянное «я».
МАЛЕНЬКАЯ АСТРА
Пьяный возчик пива распростерт на столе.
Кто-то темносинюю астру догадался
сунуть ему между зубами.
Когда я из грудной клетки,
действуя скальпелем,
удалил язык и нёбо,
надо было ее вынуть,
так как она грозила
скользнуть в близлежащий мозг.
Я осторожно достал ее,
укрепил между ребрами
и зашил.
Пей досыта в своей вазе!
Покойся с миром,
Маленькая астра!
ГЕОРГ ТРАКЛЬ
(1887—1914)
ЖАЛОБА
Сон и смерть, зловещие орлы
всю ночь над этой головой:
золотой абрис человека
пожирают ледяные волны
Вечности.
О хищные утесы
разбивается пурпурное тело.
И рыдает темный голос
над морем.
Сестра грозового страданья
Видит: погружается испуганный челн
в звезды
молчаливого лика ночи.